— И ты идешь? — спросил он.

— Да…

— Хорошо…

Изик Кацнельсон появился в отряде недавно. Немцы схватили его вместе с родителями и отправили в гетто. Изик понимал, что их ведут на смерть, и решил спасаться. Как только колонна вошла в лес, он выбрал удобный момент и бросился в кустарник. Немцы открыли огонь, но не попали. Через неделю он был в отряде.

В точно назначенное время двинулись в путь. Шли лесными тропинками. Мальчики шагали вместе с командиром. Раньше они, наверное, свернули бы в сторону, чтобы поискать ягод или птичьих гнезд. Теперь же им не до того было. Они — бойцы, идут на задание, и заниматься такой мелочью им не к лицу. Настроение у мальчиков было бодрое, приподнятое.

На окраине леса остановились, осмотрелись. Тишина. Командир роты объяснил задание. В деревнях слева, впереди и справа разместились немецкие гарнизоны. В середине треугольника на лугу пасутся коровы полицейских. Их и нужно взять.

Партизаны рассыпались по одному и поползли. Миша и Изик друг около друга. Вскоре лес стал совсем редкий, и они увидели большое стадо скота. Партизаны залегли за деревьями и начали наблюдать. Вскоре к Сухоцкому подполз разведчик, высланный вперед, и доложил, что близко подойти нельзя: немецкие часовые стреляют, как только кто-нибудь взрослый покажется из лесу. День как раз был солнечный, и это усложняло дело. Сухоцкий подозвал к себе Мишиного отца — командира взвода — и стал советоваться, что им делать. Миша услышал, как отец рассудительно сказал:

— Луг ровный, незаметно не подкрадешься. А лезть открыто — рискованно. И людей погубишь и коров не возьмешь…

— Это правда, — согласился командир роты и вздохнул.

— Разрешите нам, товарищ командир, — попросился Миша и, как сумел, рассказал о своем плане. Командир выслушал, и лицо его посветлело.

Мальчики выломали по длинному ореховому шесту и, как ни в чем не бывало, вышли из лесу. Партизаны, держа наготове карабины и автоматы, застыли в напряженном ожидании. С тревогой и волнением следили они, как уменьшались и без того маленькие фигурки юных бойцов.

Пастухи как раз закуривали, когда к ним подошли Миша и Изик. Миша стал перед старшим, чернобородым, Изик — перед молодым.

— Что вам надо? — сурово спросил чернобородый.

— Гоните коров вон в ту сторону, — приказал Миша и рукой показал на лес.

— А кто вы такие, что пришли командовать?

— Не рассуждайте, а гоните…

— Что-о? — повысил голос чернобородый, но, увидев направленное в живот дуло револьвера, сразу же вобрал в плечи голову и дрожащим голосом пробубнил: — Я так, шутя… Я согласен. Только спрячь эту игрушку…

Другой, помоложе, не стал даже противоречить.

Пастухи переняли стадо и, будто на выпас, погнали его к лесу. Так все коровы полицейских попали в руки партизан.

Вечером командир роты сказал матери:

— Эх, Андреевна, если бы вашему сынку побольше лет, лихой партизан вышел бы из него.

После этого Миша уже не сидел в лагере. Он не однажды ходил в разведку, распространял партизанские листовки, ездил на другие партизанские задания. Попав в деревню, он собирал мальчишек и читал им сводки Совинформбюро, рассказывал крестьянам все, что знал о событиях на фронтах Великой Отечественной войны. Люди охотно слушали его. Партизаны любовно называли Мишу маленьким агитатором. Командир роты Сухоцкий был доволен своим юным помощником.

В конце 1942 года во время боевой операции погиб брат Николай. Смерть сына тяжело подействовала на отца. Он ходил мрачный, молчаливый. А мать, забившись куда-нибудь в угол, чтобы никто не слышал, плакала. Миша тоже горестно переживал утрату. Думая о брате, он никак не мог представить, что больше никогда не увидит его, не поговорит с ним, не пойдет на рыбалку. Но свое горе он таил глубоко в сердце. Увидев, как плачет мать, он обнимал ее за плечи и ласково говорил:

— Не плачь, мамочка, будем живы — не простим немецким гадам, отомстим за Николая…

Слова Миши были слабым утешением для матери, но чтобы не ранить детское сердце, она обычно делала вид, что успокоилась.

Миша еще сильнее возненавидел фашистов. Еще охотнее он брался за любое поручение и выполнял его.

Живя в отряде, выполняя поручения командира, Миша полюбил его. Для дяди Кости он готов был сделать все.

Когда однажды ранили Сухоцкого, то Миша не отходил от его нар. Он смотрел за ним, как за родным отцом. Когда Сухоцкий начал поправляться, Миша присаживался возле него и начинал мечтать:

— Дядя Костя, когда окончится война, мы выйдем из лесу?

— Конечно, выйдем, зачем же мы тут будем сидеть…

— Тогда я буду жить с вами, учиться. Нам будет хорошо… вместе. Правда?

— Да, — соглашался командир и ласково гладил мальчика по русой головке.

Но Мише Хатька не пришлось дожить до счастливых дней победы. Он погиб задолго до освобождения родной Белоруссии от фашистских захватчиков. А было это так.

Однажды командир роты получил срочное задание: доставить из деревни Притерпа в отряд два пулемета и два ящика патронов к ним. Отдать их пообещал один крестьянин.

Под вечер Сухоцкий, Миша и его отец, Ганка и еще трое бойцов направились в деревню. Командир и Миша верхом на лошадях, остальные на подводе. Приехали, выставили охрану и пошли в избу. Крестьянин как раз был дома.

— Оружие есть, но оно зарыто в риге, — сказал он и сочувственно добавил: — И вас задерживать не хочется, и откапывать теперь страшновато. Увидит кто-нибудь, донесет — петли не миновать. Сами понимаете…

— Это правильно, — согласился Сухоцкий.

Пришлось ожидать пока стемнеет. Вдруг в хату вбежала хозяйская дочь и, задыхаясь, сообщила, что в соседней деревне немцы, а на кладбище — их засада. Сухоцкий, оценив обстановку, приказал ехать на деревню Перевоз. Иного пути для отступления не было. Командир и Миша вскочили на коней и поскакали вперед. За ними загрохотала телега. Метрах в ста от деревни по ним открыли огонь — там оказались полицаи.

— Спешивайся! — крикнул командир.

Справа от дороги рос небольшой кустарник. Партизаны вбежали в него и бросились к реке. Полицаи — вдогонку. Они думали захватить их живьем.

Когда полицаи стали нагонять, Сухоцкий дал две очереди из автомата. Полицаи залегли. Это облегчило положение партизан. Они бросились в реку. Первой поплыла Ганка, за ней старшина Тюхов, потом отец, бойцы Адамович, Борисенок…

Миша добежал до берега и, чтобы задержать полицаев, лег за камень и начал стрелять. Когда кончились патроны, швырнул карабин в реку и бросился в воду. Плывя, видел, как убили Ганку, когда она вылезла на берег, Адамовича, Тюхова… Слышал, как полицаи кричали отцу:

— Исак, ты же свой парень!.. Сдавайся!

— Кукиш! — бросил в ответ отец, сильно загребая руками. — Не сдамся, предатели проклятые, поганцы… — и, смертельно раненный, пошел ко дну.

Быстрые струи реки, будто желая спасти мальчика, стремительно несли его вниз, подальше от врага.

Полицаи начали стрелять в него. Пули ложились все ближе и ближе. Скорее бы переплыть реку. На том берегу кусты лозы. Только бы скрыться в них.

На середине реки Миша вдруг почувствовал, как ему сильно обожгло левое плечо. Что такое? Пошевелил рукой, но она не слушалась. «Ранен», — пронеслось в голове. Невольно вспомнились рассказы партизан об издевательствах фашистов, об ужасах плена… И чтобы не попасть живым в руки врага, он мгновенно перевернулся на спину и выстрелил в висок из револьвера.

Последним подбежал к реке командир роты Сухоцкий. Полицаи были близко. Плыть, значит — погибнуть. Как спастись? Решение пришло неожиданно. Он снял шапку и швырнул ее как можно дальше от берега. Потом прыгнул под лозовый куст, взял в рот соломинку и спрятался в воде под листьями лилий. Вскоре сюда подбежали полицаи. Увидев на воде шапку, они решили, что Сухоцкий убит, и не стали его искать. Ночью он переплыл реку и добрался к своим.

…После войны я встретился с Константином Владимировичем Сухоцким, и он рассказал мне о жизни, борьбе и обстоятельствах смерти бесстрашного юного партизана Миши Хатько.