— Божественно, — целуя мою руку, похвалил итальянец.

И благоговейно взглянул на колючего зверька, который, несмотря ни на что, остался верен своим друзьям. Даже тонул ради них! А ведь река была холодна, а вокруг такой жуткий туман, в котором с черными иголками легко затеряться…

— Обязательно посмотрю это великое произведение, когда вернусь на родину! — загорелся он.

Ну, здесь мне стыдно не было. Этот мультик был признан мультиком всех времен и народов — так почему бы и иностранцу не просветиться? А если ничего не поймет, так это трудности перевода.

— Великолепный рассказ, — итальянец снова потянулся к моей руке с поцелуями, но ее ловко перехватил Ковальских.

Быстрый взгляд — не возражаю ли? И после моего облегченного выдоха, моя рука заняла удобные позиции на предплечье Матеуша.

— О! — рассмеялся итальянец. — Я сразу не понял. Простите, если бы я знал, что Ева — не только ваш личный помощник… Ева, пожалуйста, переведите ему… Скажите, что я бы никогда не ступил на его территорию…

Конечно, я не стала ничего говорить. Просто пожала плечами, стараясь спрятать эмоции и не краснеть от досады. Но Матеуш заметил и, видимо, догадался. А еще неожиданно разозлился. Шагнув к иностранцу, он навис над ним и с улыбкой, и очень вежливым тоном, поставил в известность:

— Ужасно хочется проредить тебе зубы. Если ты дашь мне еще хоть один маленький повод, я не откажу себе в удовольствии.

— Перевести? — с готовностью вызвалась я.

— Нет, — Матеуш отошел от итальянца с прежней улыбкой. — Мне кажется, он меня понял.

И вот действительно, то ли итальянец догадался по взгляду Ковальских, то ли почувствовал возникшее вдруг напряжение, то ли сообразил, что повел себя некрасиво, но стал вести себя вежливо и почтительно, как до этого.

Но веяло от всего этого не сожалением и принятием факта, а осторожностью.

Он затаился.

Но было поздно.

Возможно, итальянец и сообразил бы, что провалился, но Ковальских не дал ему шанса задуматься.

— А вот это здание… — он вынудил гостя развернуться и посмотреть на самый обычный дом. — У него такая интересная история… Ева, будь добра, расскажи.

Взглянув на здание с не меньшим удивлением, чем иностранец, я мысленно прикинула: что могу сочинить на ходу. Дом был серым, невзрачным, люди из него выходили унылыми, так что подходящая идея нашлась за пару секунд.

— Рассказывать все, что знаю? — уточнила у босса.

— Да, конечно, — кивнул тот важно. — Если ты сильно увлечешься, я дам это понять.

Собственно, все, что надо, я уже поняла: тянуть время столько, сколько понадобится. Не знаю зачем, но боссу виднее.

— Итак, Марко, в этом таинственном доме… — так начала я историю про двух влюбленных, которые, доведенные до отчаяния, когда-то сбросились с крыши этого здания.

А дальше я сама увлекалась, рассказывая о переживаниях молодых людей. Оба из неблагополучных семей, постоянно недоедали, да и носили то, что придется, они погибли, чтобы быть вместе. Люди считали, что они недостойны этого светлого чувства и пытались мешать. Молодые люди увидели единственный выход из этой ситуации, и спрыгнули с крыши, взявшись за руки. Казалось бы, они победили, возвысились над тем миром, который не принимал их, но…

Они все равно не смогли быть вместе. Самоубийц на тот свет не пускают. Более того, усугубляют их положение. Та жизнь казалась настолько тяжелой, что добровольно от нее отказались? А так ли она была тяжела? Проверим.

Раньше влюбленные хотя бы могли видеть друг друга, а теперь бродили двумя тенями. И невольно пугали жителей дома, потому что те замечали: или то пропадет, или это. Казалось бы, и ненужное вовсе, а странно… Кому такое могло понадобиться?

Тем, у кого этого не было. Влюбленные не хотели пугать, не хотели ничего брать чужого, они просто искали друг друга. А найти не могли. Потому что ее душа бродила лишь днем, а его — только ночью…

— Это что ж вы такое интересное рассказываете? — заинтересовался дедушка, проходивший мимо. — И на дом наш поглядываете, главное… Может, чего я не знаю? Чего интересного? Этот-то, не наш, заслушался прямо. Расскажите и мне, а?

Бросив взгляд на Ковальских, я заметила едва различимый кивок и, объяснив ситуацию Марко, рассказала все то же самое, но уже на русском.

— Но почему? — поразился Марко. — Они ведь спрыгнули одновременно! Оба!

— А, значит, оба отказались от дара, который был дан им свыше. И теперь оба за это расплачиваются, — пояснила я и ему, и дедушке.

— А дар — это жизнь? — поинтересовался иностранец.

— И любовь, — поддакнула я, опять же сначала на одном, потом на втором языке.

И вздрогнула, почувствовав, как на моей талии осваивается уверенная мужская рука. Только хотела немного сдвинуться в сторону, но…

— Точно! — к нам так стремительно направилась тучная женщина средних лет, что я невольно еще ближе придвинулась к обнимающему меня Ковальских.

— Теперь-то я понимаю, куда из моего холодильника колбаса пропадает! — она потрясла в воздухе массивной сумкой, груженой картошкой, и я порадовалась, что сделала правильный выбор, шагнув назад. — Я-то думала, что это мой бывший, и даже побила его. Мы-то с ним развелись, а живем в одной квартире — некуда ему деться, на улицу уходить не хочет, сидит себе дома за сторожа и… Я думала, что он сидит и ест колбасу из моего холодильника. Днем-то ничего, а вот ночью, когда я усну… А оно вона как! Не виноват, значит…

— Стыдись, Валентина, — пожурил ее дедушка, отходя к своим приятелям у другого подъезда. — Такого мужика довела. Сначала женила на себе, главное, потом бросила, теперь голодом моришь, эх…

Женщина покачала кудрявой головой и так тяжко вздохнула, что итальянец, на которого она подула, поправил обратно свою челку, возомнившую себя ирокезом.

— Ах, Толя, Толя… — пробормотала женщина, едва не рыдая и, обернувшись к дому, крикнула: — Толя, у меня к тебе разговор!

Она стремительно бросилась к дому, и не было никаких сомнений, что спешит она на второй этаж. Потому что именно на этом этаже после ее крика испуганно дернулся тюль, и мелькнула тень худенького мужчины, замученного обстоятельствами и, пожалуй, соседством.

Спустя секунду мужчина выскочил на балкон, нервно оглянулся, ища, куда бы бросить бутерброд с колбасой — съесть он уже не успевал, а сзади виднелось нашествие с сумкой. Тяжкий вздох бедолаги был слышен даже внизу, но когда двери балкона распахнулись под натиском женщины, бутерброд стремительно полетел вниз, а мужчина был чист, вне подозрений, и пустяк, что по-прежнему голоден.

— Толя, я знаю, что ты не виноват! — огорошила женщина бывшего мужа и, преодолев его попытку спрыгнуть от страха с балкона, обняла и прижала к себе. — Все, все, успокойся. Зря я на тебя наговаривала. Я знаю, что это не ты съедал колбасу!

Мужчина бросил взгляд вниз — он был в такой близости от провала… Но заметив, что колбасу подхватил дворовой кот, вытер скупую мужскую слезу умиления и с чистой совестью подтвердил:

— Не я! Но я ведь у тебя всегда единственный подозреваемый…

— Каюсь, грешна, — заворковала женщина и затянула его с балкона в квартиру. — Пойдем, я тебя борщом угощу. Я такой борщ наварила!

— И что? — спросил заинтересованно итальянец, когда колоритная пара скрылась из вида.

— Не знаю, как сложится у них дальше, — я с улыбкой взглянула на урчащего кота, пожирающего находку. — Но хотя бы у двоих и хотя бы сегодня будет все хорошо.

— А у наших влюбленных?

— И у них, — я с готовностью придумала хэппи-энд. — Если они поймут, где ошиблись…

— А они… — итальянец, вероятно, собирался засыпать меня вопросами, но вдруг замер, уставившись в одну точку.

Обернувшись, я не увидела ничего особенного — просто красивую девушку в облегающем и очень коротком платье. Таких девушек в городе тысячи. Впрочем, эта отличались тем, что шла целенаправленно к нам, смотрела только на итальянца и выглядела так, будто в него влюблена.