— Сбегать за напильником? — подал голос Серега.

— Ильич — обратился я к горе-крышевателю — как, сбегать? Тогда еще будут пассатижи. Хотя, эти дуболомы из ВДВ мне рассказывали, что очень неплохо забить в ствол сосны клин, и в образовавшуюся щель засунуть яйца объекта. А потом клин вытащить. Ну, все как у десантников. Быстро, с нахрапом, никакого изящества.

— Тиски захватить?

— Колодкин! Говорить будешь? Кивни.

Владимир Ильич, похоже были в прострации. Плевое дело, припугнуть двух сопляков, обернулось каким то ужасом, который не собирался заканчиваться.

— Ты, Ильич, попал. Потому что или ты все расскажешь, и мы подумаем, что делать. Или, как минимум, все расскажешь после побоев и пыток, и уедешь отсюда в местный ОВД. За небольшую денежку наш приятель оттуда оформит тебя вымогателем. А за серьезные, но не критичные для нас деньги, дежурный по отделу согласится получить выговор. За то, что не уследил, как в камере тебя избили. И поедешь ты на зону, солнцем палимый. И куратор твой скажет, что ничего, посидишь, авторитета наберешься. Потому что менты, накрывшие банду вымогателей, прогремят в газетах, а может и по ТВ. Ты знаешь, они совсем не дорого возьмут.

В общем, перемежая угрозы ударами по лицу и другим частям тела, мы заставил его полностью расколоться. Отставной капитан КГБ, с несколькими отставниками из ментовки и гб разводят кооператоров на деньги. И нет никакого куратора, и вообще контактов с бывшей службой. Потом, угрожая увечьями, заставил написать явку с повинной. Видя, что я готов к ужасному, он поверил и без звука написал.

Прям взрослый документ. Начальнику Милиции г. Москвы, Генерал-лейтенанту милиции Богданову П.С. Явка с повинной. Где, под мою диктовку, он обрисовал свои действия с целью вымогательства в составе группы, и т. д. Потом, сверив паспортные данные, с его паспортом, выгнал нахер. Пояснив, что если я еще раз о нем услышу, документ уйдет на Петровку. С чем и выпнул. А документ отдал Сереге. Попросив господина директора озаботится вопросами хранения и применения. Серега сказал, что как раз хотел мне показать кое что.

— А с чего это, Андрей, ты так резко начал зверствовать? Нет, я не в претензии, ты меня просто опередил, мне и самому хотелось.

Всю экзекуцию, Серега с интересом наблюдал со стороны. Внимательно прислушиваясь.

— Он нам показал левую ксиву.

— Мало ли. Может главную дома забыл.

— Ты понимаешь, что сказал? Владелец реальной ксивы может забыть одеться, и гулять по улице голым. Но забыть удостоверение? Ни за что! Оно будет у него в руках, или где они его там прячут, на голом теле …А все почему?

— Почему?

— Потому что человек с настоящей ксивой, это человек, которому все должны. А он никому. И вот приходит крендель. Намекает что из комитета, но корочки не открывает. Вывод?

— Самозванец!

— Я и говорю…

— Блестяще, Холмс!

— Ерунда, Ватсон.

— Ты знаешь, даже немного жаль. Я было поверил, что мы заинтересовали серьезную организацию.

Да уж. Я помню, что нам даже немного льстило, что целый КГБ за нами следит. Плюс свалившиеся, по нынешним временам, фантастические заработки. Было подспудное ощущение что мы кому то должны и кого то обманываем. Хотя, мы просто работали, и получали, согласно закону, даже меньше чем госпредприятия берут за эту работу. Ну и извечное русское ощущение, что хорошо быть не может. Обязательно случится кака. Поэтому когда в прошлой жизни к нам пришел этот козел, мы восприняли это даже с некоторым облегчением. Да и деньги он с нас брал в общем то небольшие.

Мы пришли в подвал, в мужскую раздевалку. В той секции, где мы с Серегой переодевались для работы, пустовало несколько металлических ящиков для одежды. В один из них Постников врезал замок. А сейчас вставил ключ, открыл дверцу. Вместо тряпок там лежали документы, на верхней полке — пачка денег и запасная печать. Бросил конверт с явкой.

— Вот тебе твой ключ, Андрей. Такого рода фигню нужно хранить здесь, мне кажется.

— Пожалуй.

Мы не торопясь пошли к выходу.

— Но в одном, Сергей, этот козлина прав. Ты как есть — мажор.

— Ничего что я водилой тружусь?

— С его точки зрения ты маскируешься. Не говоря, о том, что реально могут мелко поднасрать.

— Даже сейчас?

— Не, сейчас он вряд ли полезет. Но кто сказал, что он такой один? Поговори с папашкой, предупреди. Мне кажется, ему нужно знать, хотя бы чем ты занимаешься, чтоб не стало неожиданностью.

Простившись с Серегой возле завода, я дошел до метро и поехал на Арбат.

Леня, арбатский монополист хохломского трэша, обычно заседает в ресторане «Старая Арба». Там я его и нашел.

В отдельном кабинете, куда меня запустил официант после условного стука, стоял стол, плотно уложенный пачками денег. Леня считал выручку. Непонятно дневную, месячную, или еще какую. Увидев меня, Леня обрадовался:

— Андрюха! Соизволил показаться наконец?

— Я не вовремя?

— Я закончил, подожди немного. — я вдруг увидел у Лени синяк под глазом.

В кабинет зашли два крепких мужика с баулом. Быстро, но аккуратно уложили деньги, кивнули Лене, и ушли. Не произнеся ни слова.

— Как у тебя Лень, все таинственно. Суровые, молчаливые мужчины, мешки денег, хохлома.

— Пожрем? А то весь день на ногах. И чего ты приперся?

Леня показал заглянувшему официанту на стол. Тот кивнул.

— Откуда награда? — Я ткнул в синяк.

— Я, Андрюха, оказывается — еврей.

Да ты что?

Это смешно. Но пока Лёнька мне не сказал что он еврей, я об этом никогда не задумывался. Наверное, это и есть советские люди, которых так старательно выращивала советская пропаганда. Но и в двадцатые, двадцать первого века, я никогда не интересовался национальностью собеседника. Если только он сам её не обозначал. Мне всегда было плевать.

— Вот ты смеёшься, а у нас тут днем общество «Память» по Арбату ходило. С черными знаменами.

Леонид Андреевич Ухтомский — мой хороший друг, а потом и бизнес партнер, до сегодняшнего дня никогда не парился своей национальностью. Тем более что и не похож ни капли. Высокий блондин, с длинными волосами стянутыми в конский хвост. Потому что фанат хеви метал. Но, оказывается, есть зоркие люди. Даже интересно, что Леня с ним сделал.

— Давай, не нагнетай. Рассказывай.

— Ходили, орали. Там у них один такой, увидел меня возле лотка, и начал вопить. Что вот, жиды, россией торгуют.

— Ну а что? — хмыкнул я, — ты, торгуешь Палехом. Все сходится.

— Кончай, а? Короче, он драться полез. Здесь, на Арбате, представляешь? Я вон даже удар пропустил.

— А ты? Кровь его выпил? Или в ресторанном подвале до сих пор сцеживают?

— Фу, я его в ментовку сдал. Здесь, на Арбате. Ну и разогнали мы их нахер.

Я, не сдержавшись, фыркнул. С местной ментовкой отношения у Лени более чем хорошие. Да и вообще. Загибающийся цех народного исскуства в Палехе на сегодняшний день жив только Лениными стараниями. Он уговорил их делать фигню на поток и организовал сбыт. Набрал в лоточники студентов. И поставил лотки везде, где слоняются интуристы. Насколько я знаю, ни от братвы, ни от государства к нему претензий никогда не было. И тут появились патриоты земли русской.

— Но вообще, Пит, обидно. Может плюнуть да свалить?

— А смысл?

— Нуууу. там я буду еврей. Уважаемый человек.

— Там ты будешь — русский. Или ты в Израиль собрался? Тянет в армию?

— Не, в штаты.

— Брось, Лёнь. Кстати, вот ключи, от квартиры. Спасибо, выручил. Вот мой новый телефон. Ты там же?

За ужином Леня поделился проблемами. Оказывается, виденная мной сцена с деньгами — это была инкассация. Банк согласен принимать у Лени наличные раз в пару месяцев. И ему приходится договариваться с цеховиками про обналичку. Они присылают на счет Лениного кооператива безнал, а потом от них приходят люди за деньгами.

Я рассказал о житье — бытье на его квартире. Про налетчиков. Он даже не стал извиняться. Пояснил, что в обмен его лотки на Арбате никто не трогает. Сам понимаешь, Пит, я не мог отказать. А насчет Феди он долго смеялся, и недоумевал, что же мне не нравится. Тебе, Андрюха, бухло и порево на квартиру доставляют а ты — попой морщишь!