Я считал, что лес — только часть полена.

Что зачем вся дева, раз есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.

Что любовь, как акт, лишена глагола.

Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе данный.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,

но зато ее хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладет на плечи.

Я сижу у окна в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли и дням грядущим

я дарю их как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

— Андрей, я обожаю Бродского, спасибо.

— У меня рефлекс. Я как тебя вижу, сразу прикидываюсь кем то другим.

Я привел её на Садовую 33-бис. К квартире № 50. Ну а что еще показать девушке, что видела Москву только из окна авто? Наскальная живопись, с надписями типа «Бог умер — Маркс. Маркс умер — Бог», «окропить помещение!», и тп, произвели на неё неизгладимое впечатление. А потом мы зашли в кафе, на углу у Патриарших. Потом это будет кафе «У Маргариты». А пока обычная такая забегаловка. Усадил за столик и пошел к стойке за кофе. Когда вернулся, напротив неё сидел эпичный персонаж. Помесь бомжа, байкера, и Элвиса Пресли. Он же Ёж, барабанщик и вокалист группы «Мистер Твистер».

— Привет, Валер — сказал я. — не пялься на девушку. Она со мной.

— Пит! — он полез обниматься. — а я думаю, что за цыпа такая смелая в мое кафе ходит?

В прошлом году мы дрались с люберами на Соколе. Серега получил по кумполу, а у меня был огромный синяк под глазом. Адмиралу чуть не сломали руку. Но «Мистер-Твистер» мы отстояли. С тех пор приятельствуем с Ежом. Мединская вцепилась мне в ладонь.

— В знак примирения. Девушка, я же не знал что вы с Питом. — он достал из за пазухи фляжку, отхлебнул, и протянул ей. Она, к моему удивлению, взяла и отпила. И протянула мне. А сама принялась запивать кофе. Во фляге была водка. Какая все же девушка!

— Ну ты вообще, Андрюш. — она размахивала руками — я думала это маньяк какой.

Я объяснял ей, что это лидер модной группы, засвеченной по ТВ. И вообще посмеивался, вам Ольга нужно чаще бывать среди людей, тогда научитесь сразу находить маньяков. Мы пересекли Калининский, и по Гоголевскому Бульвару дошли почти до Кропоткинской. И свернули в переулки. Недолго попетляв, остановились у почти банальной калитки. Разве что табличка «Министерство Иностранных Дел СССР» и камеры по углам забора. А так просто забор. Просто дом за забором.

— Андрюш. Зайдешь? На чашку чаю?

— Я не такой. Да и ты коварная. Сразу начнешь с мамой знакомить. А не чай предлагать.

— Как хочешь, с тебя свидание.

Она подошла близко-близко. Ну я то — не железный. Нет. Я её поцеловал. Это было так волшебно. Это было так сказочно. С невероятным трудом оторвался.

— Нет уж. Свидание ты сейчас получила.

— Ах ты гад! — она толкнула меня в грудь, и я поскользнувшись уселся в сугроб. — Я буду ждать звонка! Спасибо за прогулку.

Показала язык, толкнула калитку, и исчезла. Я полез в карман за сигаретами. Вот же я влип.

Встал и пошел на бульвар ловить тачку.

Я сижу и капризничаю.

— Вот был у вас вполне приличный водитель. Нет, взяли и повысили. И теперь у вас никчемный зам директора, который тебе, Наташ, попьет кровушки.

Мы сидим в нашем офисе на заводе. Мне и вправду нечем заняться, и я нервирую всех, до кого могу дотянуться. Сереге нет дела, он весь в телефонных разговорах. Легко договорился об аренде грузового ИЛ 76 на Быковском заводе. И теперь занят решением невыполнимой задачи. Загрузить самолет водкой. Не меньше трехсот ящиков, Андрей. Иначе Камчатка нас не поймет. Обратно повезем икру и красную рыбу.

— Пацаны с Центрального Рынка нас не пристрелят, за то, что мы ломаем цены?

— Львович договорился с главным по икре и рыбе грузином Москвы. Нас ждут с чемоданом наличных.

— Опять вы про деньги, Сергей. Это низко.

Серый махнул на меня рукой, и теперь они с Львовичем ищут водку. А я дразню Наташку. Она слегка поругалась с Серегой. Просилась на Камчатку, а ей отказали. Демонстративно с ним не разговаривает, и подчеркнуто сердечна со мной.

— Не переживай, Наталья. Что тебе тот Петропавловск? Не вздумай с ним помириться. Он должен вернутся к тебе безутешным! Ползая на четвереньках по разбитому стеклу позора и сожаления. Горько рыдая от осознания ошибки.

— Да, уж. Ты, Петров, не впадаешь в крайности.

— Я чувствую в себе корпоративного психолога. И, как эксперт заявляю, атмосферу в коллективе требуется кардинально улучшить!

— Андрюш, никаких пьянок! Знаю я твои улучшения.

— Ты, Гаврилова, не понимаешь. Придурки американцы носятся с полковником Кольтом, сделавшим всех равными. Но мы то — русские! У нас — Менделеев! Вот великий уравнитель! После Кольта остается как минимум один труп. А после водки — любовь и счастье! И хорошая атмосфера в коллективе. А не эти твои фырканья.

— Знаешь что?

— Я вообще все знаю.

Лететь на Камчатку большой делегацией целиком Серегина идея. Я не понимаю, зачем там нужен, и ною уже не первый день. Что вот прекрасная замена, от одного Наташиного вида вся тамошняя бюрократия падет к ея ногам, и подпишет что подсунете. Так что у нас с Серегой недопонимание и холодность. Он опасается везти любимую девушку к медведям-людоедам, одичавшим золотодобытчикам, и диким туземцам. А я не могу ему простить того, что он меня швырнул под танк. То есть оставил с Мединской наедине.

— Это немыслимое коварство, Сергей! Покажи мне мужчину, который устоит против неё больше минуты?

— Но я же устоял.

— Ты испарился на тридцатой секунде! Слабак!

— Я не пойму, Андрей. Ну запал ты на девчонку, чего ты всем мозг выносишь?

Когда Ирка с Наташкой узнали, что у нас Серегой откуда не возьмись появилась оффшорная компания, созданная моей знакомой, они страшно возбудились. Больше всего их интересовала, ясное дело, моя знакомая. Рост, вес, степень близости, и вообще Петров, как она выглядит? Пообщавшись с Анжелкой, они успокоились. Вплоть до того момента когда Серега принес сенсацию. У Петрова есть девушка. Ну, та самая, помнишь, рассказывал? Ничего такая. Услышав от Сереги это «ничего такая» Наташка даже заволновалась. Потому что когда парень говорит о девушке друга ах, какая красавица и прочие классная и офигенная, это, понятно, не правда. Чтоб парня не расстраивать. А вот когда мужчина нехотя цедит как бы между делом что она — ничего так… В общем, наших девиц жгло любопытство и непонятки. Потому что я категорически отверг все инсинуации и настаивал на статусе печального одиночки.

Она позвонила тем же вечером. Я тоже собирался, но она опередила.

— И почему ты не звонишь поблагодарить за чудесную прогулку?

— Это я тебя выгуливал. Можешь не благодарить.

— Куда ты меня в следующий раз поведешь?

— Я не пойму, у вас там, в МГИМО, парни кончились?

— Пфф. Их и не было. Одни комсомольцы-карьеристы.

— Да ладно тебе! Недавно меня хлопал по плечу Андрей Брежнев, и давал понять, что я ему конкурент!

— Ты, Андрюша, хочешь чтобы я оправдывалась?

— Упаси бог! Просто там еще всякие Алиевы, Кочаряны и прочие Шенины. И что, всем придется бить морды?

— Струсил?

— Мне не нравится работа таксистом в Нью-Йорке. А после того, как я начищу рыло кому-нибудь из них, только бежать.