С другой стороны, балерин у меня раньше как то не случалось. А вдруг? Зрелые, и пожилые мужчины, вдребезги разбили все мои иллюзии. Я вдвое младше самого молодого из участников мероприятия. Увидев контингент, я встряхнулся. И наконец-то начал думать здраво. Единственная присутствующая женщина напоминала столетний асфальто-бетонный куб. И смотрела на меня крайне неприветливо.
Дом, в котором я намерен жить, строится внутри квартала, что между Стадионом Юных Пионеров, на Ленинградском проспекте, и Боткинской больницей. С востока Беговая улица, а с запада цеха фирмы Сухого. Хотя сейчас это секрет. Который знают не только местные бомжи, но даже голуби. Минут десять неспешного хода до метро Динамо. До метро и платформы Беговая, лучше ехать на троллейбусе. Но тоже рядом. Через Беговую улицу, почти напротив, Ипподром, и ресторан «Бега». Сам дом — небольшой, кирпичный. Шесть этажей, два подъезда, тридцать восемь квартир. Лифт, ясно дело. На первом этаже, спецом, выделена однушка для дворника кооператива. И одна для сантехника, он же электрик, он же прислуга за все. Исполком выделил кооперативу лимит на временную прописку для этих людей и членов их семей.
Увидев это, я понял, что просто не будет. Ребята в Большом решили устроить себе уютный междусобойчик только для своих. И тут появляется какой то сопляк. В трешку на втором, элитном этаже. Серега меня предупредил, что Председатель, и все значимые люди кооператива за меня. Плюс рекомендации исполкома и горкома КПСС. Но я не обольщался.
Собрание шло спокойно и безсобытийно. Утвердили все что собирались, Поспорили про придомовые территории, вывоз мусора, и уборку подъездов. Утвердили бюджет и нового председателя Контрольной Комиссии. А потом приступили ко мне. И тут сразу же взял слово дядя эдак лет за семьдесят возрастом. Судя по орденским планкам на пиджаке. Он произнес пламенную речь, о том что, доколе? Почему нам навязывают каких то молокососов? Которым предоставляют лучшую жилплощадь, отказывая достойнейшим людям во вступлении? Почему ветераны, вынуждены довольствоваться двушкой на шестом этаже, а какой то подозрительный сопляк будет занимать трешку?
Чего это подозрительный? Я готовился к собранию как к свиданию. Постригся, побрился. Скромный, но достойный костюм. Вежливость лицом. Но, только я собрался встать и отвергнуть инсинуации, как встал председатель, пожилой еврей, пожалуй под восемьдесят. И произнес пламенную речь.
— Юра! Позволь тебя спросить — обратился он к оппозиционеру— когда это в войну, линия фронта проходила возле Ташкента? В сорок первом? Или, когда я сидел в штабе фронта под Калинином, в сорок втором? Или немцы таки дошли до Ташкента в сорок третьем? Когда Коля — кивок на еще одного деда в зале — выступал под Прохоровкой? Скажи мне, Юра! Может быть в сорок пятом, ты видел фронт в Ташкенте? Когда Наум Федорович — кивок на еще одного деда — играл в Берлине? Прекрати делать людям мозг со своим ветеранством! Что касается товарища Петрова. Он сотрудник организации, предоставившей нашему кооперативу финскую сантехнику. Я понимаю, Юра, в Ташкенте ты привык пользоваться дыркой в деревянном полу. Но сотрудник Большого заслуживает сидеть на голубом финском унитазе. И если ты не прекратишь вздор и скандал, то на этих унитазах будет сидеть театр Станиславского. Или вообще ужас. В этих ваннах будут мыться сверистелки из Немировича-Данченко! А ты будешь ходить как привык, в дырку в полу, Поэтому, молодой человек, не обращайте внимания. Ставлю на голосование.
— Минутку! — я встал и откашлялся. Чего там. Прикольные деды. А председатель и вовсе огонь. — Прошу вас, товарищи, учесть, что независимо от результатов голосования, сантехника останется у вас. Вы, в конце — концов заслужили. А с Данченко я уж как-нибудь полажу.
— И этого человека вы собираетесь толкнуть в лапы этого вульгарного вертепа? Голосуем.
Ну, про единодушие не скажешь. Но двадцать пять за меня. Так что я теперь член. Тут же встала женщина-куб, и поинтересовалась, буду ли отрабатывать, со всеми? Председатель, не дав мне открыть рот, заявил, что моя организация предоставит самосвал на три смены задаром.
— А я лично отработаю водителем. Чтобы НАШ кооператив не тратился на оплату шофера. — добавил я.
Дело было сделано. Чуть позже мне вручили копию протокола. Меня подхватил под руку председатель и отвел в сторону:
— Послушай, Андрей, можно мне тебя так называть? А еще с десяток ванн нет? Мы их отдадим на деревообрабатывающий комбинат, и нам сделают окна по индивидуальным размерам.
К нам подошел невысокий сухощавый мужик, и я его узнал. Мой однофамилец, будущий первый вице-мэр Москвы вместе с Ресиным и прочими Шанцевыми.
— И смесителей, чтоб в подвале дно заизолировали — сказал он.
— Не парьтесь, товарищи, — ответил я. — вам принять есть куда? — Они закивали. В пятницу привезут.
Я подумал, что кажется, это Серега писал сегодняшний сценарий. Потому что он рассказал мне, не только кто будет против меня. Но и заверил, что запас сантехники лежит у Львовича на складе, пользуйся.
Тем не менее, я достал из рюкзака коньяк и водку и подарил мужикам. И по шоколадке.
— Я думал, у вас тут сегодня балерины толпиться будут. Взял шоколад. Для лёгкости общения. А случились вы. Я не жалею.
Председатель кооператива, он же Михаил Исакович Лахман, он же администратор Большого, захохотал:
— Ты таки мне нравишься, Андрей. С твоим подходом — без балерин не останешься. Я тебя уверяю.
И мы расстались преисполненные чувством глубокого взаимоуважения. Я шел на троллейбус и думал о том, что наш председатель сильно не прост. Администратор Большого, тот самый, которого показали в «Место Встречи Изменить Нельзя». Занят распространением, в том числе и билетов. И, вот же какая история, вождем нелегальной продажи билетов в Большой, был — тадам! — господин Гусинский. Тот, что потом организует телекомпанию НТВ. При поддержке бывшего начальника пятого управления КГБ и мэрии Москвы.
Как бы мне не вляпаться. С таким раскладами. Так что буду туповатым парвеню-бабником. Чтоб не особо интересовать.
Не успел я войти в дом как зазвонил телефон.
— Пит, нам нужно что делать с Толиком — заявил Леня не здороваясь.
— Привет, Лёнь.
— Ты не понимаешь, давать полномочия такому придурку — загубить все дело.
— И какие идеи?
— Дать полномочия мне!
— Бери.
— Пит! Прекрати стебаться! Предупреждаю. Если он не прекратит меня беспощадно эксплуатировать, я буду еврей и жидомасон! Я его свергну и уничтожу!
— А в чем суть то?
— Он меня в пятницу отправил в Калинин. А сам не едет!
— Боже, какое зверство!
— Вот так значит?
— Лень. Я на твоей стороне. Ехать в одиночку к Боре — путь к гибели. Но если попробовать не пить…
— Петров! Это точно ты? Не пить? Двин? Я думал, что Толик это эталонный мракобес. Но ты?
— Леня! Я только вошел. Саставьте график. Я его подпишу и повешу на видном месте. И соблюдайте.
— Гениально!!! Я лучше всех подделываю документы. А уж график то. Пит. Это — ты. Я завтра заскочу.
Бросил трубку. Я подумал, что должен Зотыч позвонить, для равновесия. Закурил. Телефон зазвонил.
— Андрей! — Серега.
— Сергей!
— Как все прошло?
— Все как ты планировал.
— Что и требовалось. Слушай, нужно посидеть подумать.
— Сейчас?
— Не. Давай на следующей неделе. Заодно квартиру мою посмотришь.
— Договорились.
— Ты только никуда не утрясись. А то тебя в последнее время не найти.
— Забились.
Я переоделся, и включил чайник. Зазвонил телефон. А вот и Толик.
— Петров! Ты все еще злишься? Или уже можно разговаривать?
Черт! Я целых пол дня ни разу не вспомнил о ней. Но нет.
— Я и не злился. Привет, Ольга.
Глава 24
— Скажи мне, Сергей, когда ты успел? Столько имущества завещают внукам, и они потом много лет его делят. А ты сумел это скопить за пару лет!