Майор Падалко подошел ко мне минут через пять. Я сидел на глыбе льда и курил. Передо мной лицом вниз лежал снайпер со стянутыми его же ремнем руками. Рядом с ним лежала странная винтовка. Я такую раньше не видел. Ментовской автомат лежал рядом с винтовкой. Со снятым магазином, стволом ко мне. Майор с минуту изучал предложенный натюрморт. Потом достал сигарету и сел рядом. Я протянул ему зажигалку. Он прикурил.

Поодаль пятеро ментов старательно, все пять минут, брали троих бандитов. Ногами и прочими прикладами.

— Как там Шмелев?

— Похоже ребро сломано. А так — живой.

— Давай, майор, я буду говорить, а ты меня поправишь, если что, а?

— Ну говори.

— С некоторых пор у вас в городе завелась устойчивая ПГ. Взять её мешали родственные связи одного из преступников с секретарем райкома.

— С прокурором города. — выдохнул дым майор.

— Даже так? Ну, не важно. Сделать ты ничего не мог, потому что все свидетели шли в отказ. Но тут бандюки совсем оборзели, и ранили приезжего москвича. И ты подумал что это твой шанс. Разом решить все проблемы. Шмелев им стучал?

— Да, он с ними учился.

— И ты подставил под раздачу приехавшего коллегу потерпевшего. В надежде вязть их, когда они меня грохнут. Или ранят. Заодно и избавится от Шмелева, который бы участвовал в расправе. Так?

— А что тебе не нравится?

Я хмыкнул.

— Ладно, пойду я. Можно совет?

— Говори.

— Дай подержать винтовку всем четверым. И бронник Шмелева целиком в улики запиши. Что за ствол кстати?

— Арисака. А пистолет наган. Похоже, тот самый, из которого твоего друга ранили. Они схрон времен гражданской недавно нашли. У нас здесь, в страшных муромских лесах, этого добра много попрятано.

— Я вечером думаю уехать. Ты уж пришли с протоколом парня, я подпишу. Что испугался и лежал пластом, ничего не видел. Ладно?

— Договорились.

Я начал мерзнуть, и побежал в гостиницу бегом.

Председатель Исполкома, когда я к нему пришел, был уже в курсе. И принял меня немедленно.

— Ты пойми, Андрей Владимирович. У меня сыну шестнадцать, ему школу заканчивать, а тут звонят и говорят, чтоб место на кладбище готовил.

А так, он уже созвонился с Тверью, подготовил документы, осталось только подписать. На тридцать процентов дороже, чем думали вначале.

— Ну ты же понимаешь, Андрей Владимирович, у меня сыну шестнадцать, его еще учить. Все равно у вас втрое дешевле чем у этих. Так что сам понимаешь.

В три приехала армейская санитарная буханка, в которую погрузили Толика. Я сунул ему флягу с коньяком. С ней же приехал Коля Полушкин, перегнать Зотовские Жигули.

Рассчитался с гостиницей. Заехал в больницу. Подарил цветы и денежку сестрам. Коньяк и денежку главврачу. Хирурга не застал, но оставил ему тоже коньяк. Ох уж эти москвичи, смеялись сестры. Ждем в гости. Фиг вам, красавицы.

У поста ГАИ на выезде меня опять тормознули. Но отмахнулись от документов, а протянули бутылку коньяка. От майора Падалко. С просьбой не обижаться.

— Возьми себе лейтенант.

— Нет. Он меня с говном сожрет. И спасибо вам Андрей Владимирович.

Домой я вошел в начале одиннадцатого. И сразу напрягся, в квартире было накурено. Потом увидел, что в кресле сидит злющая Мединская.

— Как её зовут?

Я вытащил её из кресла и несмотря на сопротивление прижал к себе. Вот же, настоящая радость. Как же хорошо, что она приехала.

— Ты чего молчишь, гад? Ты где был?

— Ольга Владимировна! Я много работаю. И официально вам заявляю. Секс — для безработных. Так что не придумывай ерунды.

Потом схватил на руки и потащил в душ.

Утром она уехала. Нам вечером на концерт, мне нужно привести себя в порядок. Никакие доводы не подействовали.

Психологи не зря говорят, что после смертельной опасности нет ничего лучше женщины. Даже въехав в Москву, я слегка дергался, проверялся и ожидал какой-нибудь подляны. И только с Ольгой меня по-настоящему отпустило. Я, Андрюш, днём прямо почувствовала что с тобой что то случилось. Позвонила тебе на работу. Наташа сказала что ты по делам в Н-ск уехал. Ну Оль, ну что со мной может случиться? Да еще в провинции? Вот я и подумала что у тебя какая то… Признавайся, мерзавец. А неплохая идея, завести себе в провинции любовницу. И ездить в командировки. Прекрати кусаться! И не рычи!

Часов в двенадцать ночи она позвонила домой и сообщила, что останется у Андрея. Не переживай, мама. Я погрузился в задумчивость и позорно задрых.

Утром начал было одеваться, чтоб отвезти ее, но она позвонила и вызвала машину. Поспи Петров, больно ты задумчивый. Встречаемся на Кропоткинкой в семь. Поцеловала и уехала. Поднимаясь обратно в квартиру я думал о том, что женщинам свыше даровано неизъяснимое чутье. Как она почувствовала, что у меня там траблы? Да и сейчас, очень точно поняла, что мне нужно порелаксировать. А с ней какой релакс? Хотя, и молчать с ней удивительно уютно.

Открывая дверь, услышал что звонит телефон. Наверное мама. Мы с ней по субботам созваниваемся. Пока я разувался, звонки прекратились. Прошел в ванну заткнул пробку и включил воду. Щас поваляюсь в горячей воде, махну рюмку и спать. И буду как новый. Снова зазвонил телефон. Это оказался Серега.

— Здорово, Андрюха! Уже девять, а я не слышу доклада по поездке!

— А что докладывать? Все нормально, лучше расскажи как там Толик? Что его родители?

— Не увиливай, Андрей. Звонил Боря. Он с Председателем Н-ского исполкома сейчас говорил. И тот поведал, что к ним из Москвы приехал отбитый на всю голову самурай, который одной левой перестрелял всю местную преступность, а правой скрутил недобитых.

— Постников-сан! К чему это? Слышишь, вода льется? Я намерен принять ванну. И ванна уже наполнилась на один-два сяку.

— Ничего, Петров-сан. Еще пару сяку роли не играют. Рассказывай.

— Ах, Постников-сан. Сяку не сяку, но если вода наберется на один дзе, то хлынет в дом, и намокнут все татами!

— Андрей-сан. Вы понимаете что сёгун недоволен?

— Сергей-сан! Посыпаю голову пеплом и расстилаю ритуальный коврик. Только сепукку смоет позор. Вы правы, ванна не к чему.

— Ты мне, Андрей, сейчас пообещаешь, что больше в одиночку никуда не полезешь. Я боюсь Ольгу. Мне страшно представлять, что она со мной сделает. И хуже всего знаешь что?

— Что?

— Наташка будет помогать меня препарировать. А мне и родителей Толика выше крыши.

— Да ладно, Серега. Не нагнетай.

— Не нагнетай?!С Адмиралом и Косичкой объясняйся сам!

— А они то откуда? Наташка что ли, или Ирка?

— Ты совсем придурок? Толик уже десять часов в Москве. Уже вся страна знает, как Толик из пулемета косил преступность, но кончилась лента. И если бы не Петров с гранатами, то не отбились бы.

— Бля. А вечером мы все в МДМе.

— Ты все понял?

— Да.

— Мы договорились?

— Без тебя, ни одного выстрела.

— Боюсь вода уже залила не только татами, Андрей-сан, но и окрестных земледельцев. Но не переживай, самурай. Урожай риса будет хорош в этом сезоне.

— Черт, пока.

Она оделась просто, но так, что прохожие оглядывались. Я вздохнул. Закулисье рок-концертов то еще место, как бы не подраться. Потом вспомнил, что будут Адмирал и Косичка. И снова вздохнул. Драться не придется. Но эти двое Оле житья не дадут. А пока повел её на троллейбус. Рок-н-ролл, Оль, штука демократичная. Так что — троллейбус. Пока ехали, я говорил ей, что люблю всякий неформат, и вообще, я обязательно отвезу тебя в Питер на белые ночи. Ты девушка дремучая и к прекрасному нужно тебя приучать постепенно. Если получится, сходим к Каравайчуку, послушаем лучшую в мире музыку. Что?! ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ КАРАВАЙЧУКА? Господи, прости дщерь свою дикую, в Метрополетеноперах, и Карнегихоллах погрязшую. Питерские белые ночи это посильнее Щелкунчика. А Каравайчук это как сто белых ночей.