Запарковав машину в заводском дворе, прошел в плановый отдел. Сотрудники уже разошлись, перед столом сидел Серега, со стаканом в руках.

— Андрей! Виски?

Я засмеялся. Вспомнил, что он где то купил ящик вискаря Grant’s. И мы будем пить этот ящик чуть ли не до девяноста третьего года. После работы наливали на два пальца. И обменивались новостями, и просто трепались.

— Не откажусь.

Он плеснул в стакан и протянул мне. Я пригубил. Гадость. Мы сейчас совершенно не разбираемся в алкоголе. Просто считаем, что вискарь это круто.

— А где Наталья?

— Дома. Перед зеркалом в покупках крутится.

— Постой, ты что, не допущен позырить?

— Не только допущен. Нас сейчас её мать промела.

— За демонстрацией?

— Нет.

— Как так вышло то?

— Бесшумная. Чингачгук, блин.

Помолчали.

— А ты куда ездил?

— Формировал новую реальность — честно ответил я.

— Выходит?

Рассказал про Борино предложение. Коротко обсудили.

— Правильно Андрей, — похвалил меня директор — глядишь, самолет купим.

— Я считаю, господин директор, что подготовку к полетам нужно начинать с формирования материально-технической базы.

— Это ты о чем?

— Я о том, что кажется, тебе скоро понадобиться квартира. Приводить такую девушку как Наталья в комуналку? Фи…

— В глаз хочешь?

Поймав тачку до Ховрина, я всю дорогу про себя веселился. То ли глоток алкоголя, толи задумчивое Серегино лицо. Но меня разбирал смех. Я все же взрослый дядя. И если хоть что то понимаю в этой жизни, то Наташкина мама не внезапный гурон. А проведена тщательно спланированная операция. Впрочем, он и в прошлой жизни женился следующей весной. И, как мне кажется, все понимает, и не особо возражает. Просто злится, что его развели как щенка.

А в Ховрино меня ожидал сюрприз. Войдя в квартиру, я нос — к носу столкнулся с высоким кудрявым юношем, с залепленным пластырем лицом.

— Ты кто?

— Я Ссседя, — прошепелявил юноша.

Я вспомнил. Это Ленин сотрудник. Торгует с лотка матрешками на Арбате. Продравшись сквозь его шепелявость, уяснил следующее. Федя повздорил с покупателем. И тот сломал ему челюсть. Прямым с правой. Коллеги с соседних лотков отстояли своего, и помяли агрессора. Но злодей считает виноватым во всем Федю и обещал найти. Пацаны все выяснили, враг — командировочный из Красноярска, скоро уедет. Но пока Федя поживет на конспиративной квартире. Я вздохнул. Ругаться с Леней совершенно бессмысленно. Он просто не поймет. Почему бы двум хорошим людям не пожить под одной крышей? Поэтому я, не разуваясь, подвинул телефон и набрал Анюту.

— Дюсик! — немедленно наехала Анька — ты знаешь, что у меня уже два часа стоит бутылка сухого? А ты?

— Эээээ…

— Что ээээ? Ты понимаешь, что я даже пол на кухне помыла?

Про пол на кухне, это не про чистоту. Просто нам, почему то, нравится трахаться и на полу в кухне.

— Кстати, у тебя там, под холодильником, лежит печенька, Юбилейная. — попробовал я смягчить наезд.

— Ну вот, даже закуска есть. А тебя — нет!

— Анют! То, что ты сейчас слышишь — это всего лишь голос. А сам я уже почти на Динамо.

Я кивнул Феде, и пошел ловить тачку.

Но этот странный день не хотел отпускать. Около полуночи позвонил Толик. Мы уже спали, считая, что вполне всем довольны. В общем, на тумбочке возле кровати зазвонил телефон, Анюта сквозь сон попросила меня послать звонаря подальше. Я снял трубку.

— Андрюха! Ты то мне и нужен! — заявил Толик.

— Толян! У тебя совесть есть?

— Ты что, не помнишь, что я тебе сказал, когда мы только познакомились?

Мы познакомились на картошке, в начале второго курса. Я только пришел из армии, и попал на поток к совершенно незнакомым людям. Толик, подтачивая упрямство какой то нашей красотки, назло ей жестко клеил местных доярок. И черт бы с ним, но делал он это на глазах у офигевших местных молодых хлеборобов. И крестьяне решили Толяну разъяснить, что доярки — не для посторонних. Вот двое и попробовали надавать ему по репе. Он, кстати, не струсил, и энергично махал руками как мельница. А тут и я рядом случился. Ну и, уложил механизаторов.

Тогда Толик, поблагодарив меня кивком, спросил:

— Ты обратил внимание, что эта деревня называется — «Свободный Серп»?

— Гм — я откашлялся. Анюта натянула одеяло на голову, обнажив восхитительную голую задницу — Ты тогда сказал, что поблизости явно есть деревня под названием «Пленный Хуй». Только этим можно объяснить агрессивность местных крестьян.

Помниться он еще что то говорил, про то, что в народном сознании серп и хуй всегда связаны…

— Андрюха, ты такой дебил, сил нет. Я тебе тогда сказал, что отныне я твой друг!

— И что?

— Это значит, что друзья могут обращаться друг к другу в любое время!

Я не выдержал, прижался к её спине и погладил низ живота. Она сделала вид, что глубоко спит. Опустил руку пониже. Понял, что мы с ней не всем довольны.

— Мне нужно посоветоваться. — продолжил Толик.

— Хорошо, но завтра. В восемь приезжай к заводу. Поговорим.

И я шлепнул трубку на телефон. И выдернул розетку. А потом плотнее прижал Анюту к себе, запустив рук у неё между бедер.

— Как ты думаешь, казашка, это почти японка? — спросил меня Толик утром у проходной завода.

— Анатоль, если ты меня в полночь будил поэтому — то ты близок к травмам.

— Нет, я по важному вопросу. Но, согласись, и казашки у нас не охвачены. С этим нужно что то делать.

Я пояснил бабуле-вахтеру на проходной, что это наш сотрудник, просто пропуск не готов, и мы прошли в плановый отдел. У стола сидит Постников. Рабочий день на заводе начинается в девять. Больше никого.

— Вот, Сергей Константинович, у Толика к нам важное дело. Считает, — это безобразие, что никто из нас еще не трахнул ни одной казашки.

Серега был потрясен. Не казахским вопросом, впрочем.

— Толик? Ты болен? Восемь утра, и ты здесь? Из-за казашек?

— Не. Просто к слову пришлось. Пацаны, вам нужно взять на работу одну девушку.

Я фыркнул.

— Пристраивать брошенных тобой баб никто не собирается.

Вошла Наташка, скинула куртку, уселась за стол и прислушиваясь.

— Помнишь Ирку Малкову? С химфака? Ну, ты к ней еще подкатывал, а она тебя послала?

— Постой, Толик. У нашего Петрова разбито сердце? — у Натальи загорелись глаза.

— Да подожди ты, Наташ. — поморщился Толик. — Она позавчера пыталась повеситься.

Дальше он поведал. Ирина Малкова, спортсменка — гимнастка, что училась на параллельном факультете, с год назад получила травму спины. И все было нормально, но весной у неё отказали ноги. Врачи в ЦИТО ничего не говорят. Но неофициально шепнули что все безнадежно. Она взяла академку. Пол года просидела в квартире, всеми забытая. А в выходной попробовала все кончить. Но мать не вовремя вернулась домой.

Я действительно млел рядом с ней. И даже пытался замутить. Но получив холодный отлуп, успокоился. В прошлой жизни я, после диплома, не интересовался особо, что там и как у однокурсников. А уж с других факультетов и подавно. Так что про неё и не вспоминал. А чего Толян то так переживает за неё?

— А при чем здесь ты?

— Ну, это…

— Ты трахнул девушку и бросил, скотина! — обличила Наташка.

— Подумаешь! С кем не бывает. Тем более что это еще на четвертом курсе.

Я хмыкнул.

— Наташ, а ведь она предпочла Анатолия мне. Послала меня ради этого раздолбая.

В общем, Иркина мать нашла в её записной книжке Толиков телефон и позвонила. Тот вчера съездил, и обещал как-нибудь помочь. И теперь приехал к нам.

— Возьмите её, пацаны, а? А я на вас задаром буду работать. Отстираю, отслужу. Честно. Тока чтоб зарплату приличную. Пусть на лечение копит. Жалко. Такая красивая…

Серега поймал мой взгляд. Я кивнул. Мы все равно собирались нанимать кого-нибудь сидеть на телефоне.

— Слушай сюда, недоразумение. — сказал Серый. — девушку мы берем. Должность будет называться дежурный секретарь-референт. Она всегда должна быть у телефона. Мы будем через нее поддерживать связь. Подчиняться она будет Наталье. У тебя для неё есть что делать?