Голова его погрузилась в подушки, он задышал тяжело и неровно. Когда Джейсон привел доктора Мейзера, Стивен был без сознания. Молодой и крепкий организм долго и упорно сражался с разрушительной напастью. В этой грандиозной борьбе прошла вся ночь. Страстное стремление выжить медленно ослабевало с неустанной потерей крови. На рассвете Стивен скончался.

Письмо от Джереми Полдарка матери, которое ей передала Кьюби Полдарк перед возвращением в Каэрхейс.

Брюссель, 1 июня 1815 года.

Дорогая мама!

Очень надеюсь, что ты никогда не получишь это письмо, даже уверен, что этого не произойдёт, но на всякий случай оставляю его в более надёжных руках, нежели мои.

В январе 1813 года я позволил себе совершить дерзкое ограбление, которое ты каким-то непонятным образом сумела частично прочувствовать. Не буду вдаваться в подробности, потому что мой рассказ вызовет у тебя не понимание, а только тревогу. Потому что я сам не могу себя понять. Три человека серьезно нарушили закон, и я в том числе. Проясню важную вещь, и это одна из целей письма — двое других не оказывали на меня никакого влияния. Наоборот, это я стал движущей силой, разработал и осуществил план. Если ты догадываешься, кто остальные двое, не спеши их обвинять, потому что главный виновник — я.

Не следует винить и неблагоприятные обстоятельства, они несут лишь малую часть ответственности. Разумеется, я был расстроен и несчастен. Но это все равно что рассыпанный на полу порох. Не стоит собирать его в горку и поджигать фитиль! Хотел бы я объяснить попонятнее, но увы, не получится. В моем роду есть предок, который оказался разбойником и окончил дни на виселице?

Одно могу сказать точно. Никоим образом не вини себя, как и отца. У меня было великолепное детство и беззаботная юность. Червячок сидел в почке еще до того, как фрукт созрел.

Вот и все — обойдемся без напыщенных фраз. Если я вернусь вместе с Кьюби, а я очень на это надеюсь, то поселюсь рядом с вами, и ты никогда не узнаешь об этом письме — хотя, возможно, откровенное письменное признание частично меня успокоило, но буду надеяться, что адресат его никогда не прочтет. А потом, по возвращении в Нампару, я в первую очередь заберу у тебя маленькую чашу любви, которую ты нашла на пляже; я буду считать ее талисманом на удачу и спрячу ее у себя дома в укромном месте. Если же ты читаешь письмо, тогда, вероятно, это чаша злого рока, и раз ты сказала, что ее выбросило морем, значит, туда ее и надо вернуть.

Как бы то ни было, в прошлое Рождество Валентин попросил меня установить насос на его новой шахте Уил-Элизабет. Если я не смогу, скажите ему, чтобы обратился к Артуру Вольфу, удивительному человеку нашего времени. Скажите Валентину, чтобы не ставил поршневой насос, поначалу они отлично работают, но поршень при каждом ударе подвергается воздействию атмосферы, и со временем это приводит к быстрому износу.

Что ж, это все, что мне хотелось сказать! Как обычно, завершаю письмо на радостной ноте. Разумеется, так не получится, ведь это письмо не принесет никакой радости. Поэтому, завершая письмо, могу ли я поручить вам с отцом заботу о Кьюби и нашем ребенке? Знаю, и без моей просьбы вы позаботитесь о ней, поэтому еще раз прошу, примите ее. Кьюби — прекрасный человек и замечательная жена, самая лучшая на свете, и она остается одна. Мне бы не хотелось, чтобы она снова попала под влияние старшего брата. Я считаю, что ты, мама, вторая по счету после меня, кто сумеет уговорить ее к нему не возвращаться.

Люблю, люблю, люблю вас всех.

Джереми

Письмо Россу Полдарку от Джорджа Каннинга.

Калдаш, Португалия, 25 сентября 1815 года.

Мой дорогой друг!

Благодарю тебя за ответное письмо, полученное восьмого июля. Мы, в том числе и все твои любящие и близкие друзья, выражаем глубочайшие соболезнования тебе, твоей супруге и вашей семье по поводу тяжкой утраты и хотим всеми силами вас поддержать. Хотя лично я не знаком с членами твоей семьи, за исключением твоей прекрасной дочери, которую видел на балу герцогини Гордон, но мне кажется, ты всегда был внимательным и любящим, и потеря старшего сына нанесла сердцу тяжкую рану.

Мой дорогой друг, твое второе письмо огорчило меня в другом смысле, потому что в нем говорится о намерении уйти из политической жизни и решении отныне жить в Корнуолле и заниматься личными делами. Отчасти я одобряю подобное решение — что еще я могу? Знаю, после успешного завершения французских войн ты собирался покинуть парламент. Ты уже давно так решил. Так и должно быть. Ты не политическое создание, в отличие от меня.

Но у тебя столько бесценных качеств, нужных политику: сила характера, редкая порядочность, трезвый ум, который не отступится от подлинных стремлений, горячей веры в свободу и справедливость, а также способность успешно разрешать проблемы. В наше время не хватает таких качеств, поэтому питаю надежду, что мир политики не должен полностью их лишиться.

Желаю тебе спокойствия, что тут сказать, только прошу как-нибудь потом, когда Богу будет угодно, еще раз все тщательно обдумать. Что касается меня, знаешь, почему я теперь поучаю жизни человека, который намного лучше меня? Ответ чрезвычайно прост. В конце июня я подал прошение об отставке с должности посла, и через месяц прошение удовлетворили. Теперь, когда угроза со стороны Наполеона устранена окончательно, отпадает необходимость держать в Лиссабоне такое большое посольство, а потому его сократят и оставят только временного поверенного в делах. Теперь я стал обычным гражданином!

Основная причина моего согласия на должность посла Португалии заключалась в слабом здоровье Джорджа, в надежде, что теплый климат пойдет ему на пользу. Климат подошел. Поэтому я отвез его в Калдаш на теплые ванны. Ты поймешь и простишь мне подобное беспокойство о нашем старшем сыне. Здесь даже жарче, чем в Лиссабоне. Джоан и младшие дети сбежали в Синтру, где дует ветер с моря. Но Джорджу жара идет на пользу, так что я останусь, раз уж ему здесь хорошо.

Что насчет будущего? Разумеется, к новому году мне придется вернуться в Англию, временно или навсегда, хотя бы для того, чтобы успокоить своих ливерпульских избирателей, которые столько времени меня не видели! Пока я не готов вернуться в политику (да и желания нет), так что, вероятно, вернусь в Португалию, а затем посетим другие европейские города: Мадрид, Рим, Неаполь, Флоренцию. Знаешь, в одном тебе повезло больше меня, ведь в Париже я никогда не был.

Но скорее всего, в начале следующего года я нагряну в Фалмут — один, семья останется здесь. Не знаю, как далеко от порта находится твой дом, но в таком маленьком графстве поездка вряд ли займет больше одного дня.

Я верю, что к тому времени, мой дорогой друг, вы с супругой уже преодолеете самый тяжелый момент трагической утраты. Давай хотя бы поговорим, и если после этого ты не изменишь решения, то обещаю больше тебя не беспокоить.

Выражаю сердечное понимание и преклоняюсь перед тобой,

твой искренний друг,

Джордж Каннинг.

P.S. Уверен, ты получил глубокое удовлетворение, когда узнал, что Фуше повержен и даже опозорен, как я слышал, и вместе с ним Тальен. Так что конюшни наконец вычищены!

19 октября в приходской церкви Сент-Глувиаса состоялись похороны Стивена Каррингтона. Церемонию отпевания проводил преподобный Джон Фрэнсис Хауэлл. Пришло много людей. За недолгий период жизни в Пенрине Стивен стал известной персоной и, в целом, нравился всем. Для портовых городов, Фалмута и Пенрина, привычны внезапные приезды и отъезды чужаков, поэтому народ там не живет обособленно и замкнуто, по крайней мере, так казалось на первый взгляд. У Стивена был «подход» к людям, он умел зарабатывать деньги, общался как с высшим классом, так и с низшим, успешно вел дела в нескольких городах, а совсем недавно осуществил на редкость удачный каперский рейд, обогативший всех, кто вложил деньги в эту авантюру, в том числе и команду.