Он почти достиг ступеней дворца, когда понял, чего все ждут. Раздавшийся где-то вдали крик мгновенно разлился по толпе, наступая на него, как морская волна в Корнуолле. Причина этого шума надвигалась, принося с собой все больше звуков. Теперь во всем дворце сияли огни. Распахнулись окна и зажглись свечи.

К дворцу приближался открытый экипаж, окруженный сверкающей кавалькадой, которая, однако, мало напоминала официальную кавалерийскую процессию. Большинство всадников достали сабли из ножен и торжественно размахивали ими, крича во все горло. Росс прекрасно разобрал слова.

Карета со скрипом остановился, и кучер спрыгнул на землю. В дверях дворца появились приветственно кланяющиеся и машущие люди. Человек двадцать соскочили с коней и бросились к карете. Сидящий в ней маленький коренастый человек поднялся на ноги и вяло взмахнул рукой, приветствуя толпу. Его подхватили и уже через несколько секунд понесли на руках. Люди вокруг Росса кричали, как сумасшедшие.

Коренастого человека пронесли по площади к распахнутым дверям дворца. Его опустили на землю и помогли подняться по ступеням. Несколько раз махнув рукой, он исчез внутри. Россу показалась, что на губах Бонапарта играет спокойная, уверенная улыбка.

Карета выехала из Бурже в восемь часов утра двадцатого числа и направилась в Санлис. Они надеялись добраться до Сен-Кантена до темноты.

— Думаю, Росс никогда не простит меня за то, что я вовлекла его жену и детей во французскую политику, но поверь, предложив уехать со мной, я сделала это ради тебя.

— Да, не сомневаюсь.

— Ради тебя, но, честно признаюсь, и ради собственной безопасности. Но я понятия не имела, что меня попросят взять с собой месье Меньера.

Демельза взглянула на медленно плывущую за окном сельскую местность. Резкий солнечный луч пронзил густые облака, обещая долгожданный солнечный день. Белла играла в щелчки с Генри. Месье Меньер с прямой спиной сидел в своем углу, с заветной шкатулкой на коленях. Миссис Кемп заявила, что ночью не сомкнула глаз, а теперь дремала в уголке и не слышала разговор напротив.

— Когда стало ясно, что Бонапарт может войти в Париж, нужно было помешать ему захватить короля и королевскую сокровищницу. Короля Людовика могли бы взять в заложники, хотя кое-кто считает, что в этой ситуации он бы стал помехой. Но двух мнений о ценности королевских сокровищ быть не может. Бонапарт однажды уже закладывал их, чтобы профинансировать военную кампанию, ничто не помешало бы ему поступить так снова...

— Autre Fois le Rat de ville, — напевала Белла, забыв о тоске по отцу, — invita le Rat des champs.

— Это необходимый риск, — сказала Жоди. — Если бы короля предали и взяли в плен, драгоценности тут же оказались бы в руках Бонапарта. Мы до сих не знаем, да и не должны знать, в безопасности ли король, но Анри и другие решили, что разумнее незаметно вывезти драгоценности и переждать опасность. Время покажет, разумно ли это.

После этих слов в карете повисла тишина. Лишь Белла и Генри копошились в своем углу. Местность за окном выглядела опустевшей, холодной и безлюдной. Они проезжали мимо запертых и притихших домов. Даже в полях никто не работал.

— Преданные королю люди сбежали, чтобы сохранить ему верность, — заметила Жоди. — А те, кто поддерживает императора, бросились в Париж, чтобы поприветствовать его. Вот бы лошади бежали быстрее!

К утру они достигли Санлиса, где наконец-то получили возможность выйти, размять ноги и немного подкрепиться, пока меняли лошадей. К ним подошли конюх и трактирщик — угрюмый мужчина с неизменными оспинами. Пассажиры придерживались истории, что экипаж принадлежит леди Полдарк, которую сопровождают ее компаньонка, мадам Эттмайер, и секретарь, месье Ренар. Трактирщик обслужил их сам, сказав, что понятия не имеет, куда подевались остальные работники. Жоди притворилась, что выполняет поручение госпожи, и расспросила о самочувствии и местонахождении трех своих друзей из богатых домов Санлиса, но выяснилось, что все они уехали. Дома оказались пустыми и заколоченными. Карета доехала до следующей станции, в Эстре-Сен-Дени, где путешественники поужинали и снова сменили лошадей.

Не успели они отъехать от этого городка, как экипаж со скрипом затормозил. Бенуа спрыгнул и постучал в окно.

— Мадам, приближается кавалерийский отряд. Не опускайте шторки, иначе привлечете их внимание. Пусть лучше заметят в окнах детей.

— Вы не видите, кто они?

— Пока нет. Но подозреваю, это люди императора.

Он ушел.

Карета тронулась. Не считая привычного цокота копыт и дребезжания экипажа, а также стука колес, слышался характерный грохот приближающегося конного отряда. Доносилось фырканье, ржание лошадей и цокот копыт, а потому дети без всяких уговоров прижались к окнам. Меньер отпрянул, чтобы остаться незамеченным в тени. Карета вновь остановилась, съехав на обочину. Всадники, человек двадцать, двигались в ту же сторону и вскоре их обогнали. На шлемах, нагрудниках и эфесах сабель играли отблески солнца. Командир отряда что-то крикнул Бенуа, и тот ответил, но всадники не остановились. Белла высунулась в окно, чтобы проводить их взглядом.

Через минуту сир Меньер показался из тени и сказал что-то Жоди.

— Польские уланы из гвардии Наполеона, — пояснила Жоди Демельзе.

Вопреки плану, они не доехали до Сен-Кантена, а заночевали в Руа. Когда в пять они остановились, чтобы немного отдохнуть, путешественник, едущий в другую сторону, сообщил, что у всех, кто пытается попасть в Сен-Кантен, тщательно проверяют паспорта. Задержки возникают еще и потому, что полиция считает документы, выданные королевским правительством Парижа, недействительными, необходимо получать новые разрешения.

И все же у Руа нашлось одно преимущество: Жоди знала местного мэра, и когда его наконец-то сумели отыскать, тот оказался чрезвычайно полезным. В местной гостинице для них нашлись спальни с прилегающей гостиной, а месье Сюже сказал, что если они останутся на ночь, к утру он добудет для них действующие паспорта. Хозяин гостиницы тоже оказался ревностным роялистом; вскоре он догадался, что вовсе не леди Полдарк владеет экипажем. Но, поняв деликатность ситуации, он ни о чем не спросил, а лишь позаботился, чтобы путешественникам предложили лучшие блюда, которые имелись в гостинице.

Не прошло и десяти минут с приезда в гостиницу, как Изабелла-Роуз нашла внизу маленький пыльный клавесин. Она больше двух месяцев не прикасалась к музыкальному инструменту и стала умолять Демельзу попросить разрешения дать ей сыграть. Но Демельза слишком устала от поездки, а также бесконечного самобичевания и размышлений о том, стоило ли уезжать из Парижа до возвращения Росса. «Утром, утром», — нетерпеливо отозвалась она, но неугомонная Белла помчалась вниз и с помощью жестов и корявого французского добилась разрешения хозяина. Вскоре снизу донеслись звуки старого клавесина, звучавшего, к удивлению Демельзы, крайне изыскано.

Ужин им принесли наверх, в гостиную, и все оказалось таким вкусным, что хоть Демельза и не чувствовала голода, но съела все, что ей принесли, так что даже корсет стал тесноват. Уже в девять все готовились лечь спать, как вдруг снаружи раздался странный звук. Месье Меньер быстро подошел к окну. Жоди последовала за ним.

— Это уланы, — проговорила она.

К ним зашли горничные, чтобы убрать посуду и развести огонь. Но за звоном тарелок и треском углей все равно слышались незнакомые голоса. Когда служанки ушли, одна из них оставила дверь приоткрытой. На лестнице раздались тяжелые шаги, а затем в дверь вежливо постучали.

— Oui? — отозвалась Демельза.

Хозяин гостиницы, так и не войдя в комнату, раскланялся в извинениях. За его спиной стояли двое в алых мундирах и серебряных кирасах. Высокие кивера из овчины придавали им еще более грозный вид. У старшего офицера были светлые волосы и светло-голубые глаза, каких Демельза никогда не видела. Второй, черноволосый, темноглазый и с усами, смотрел настороженно.