— Это что, какой-то розыгрыш? — снова крикнул не на шутку рассердившийся Джордж, всматриваясь в нее так, словно его зрение внезапно ухудшилось.

— Тебе может так показаться. Но нет. Я сама удивлена, поскольку никогда раньше не зачинала ребенка. Но, в конце концов, это естественное следствие соития. В моем возрасте рожать первого ребенка опасно, мне тридцать четыре, но рожали и женщины постарше. Больше всего меня злит и расстраивает, что всё случится в разгар охотничьего сезона. Полагаю, дитя родится на Рождество. Ужасная досада.

Дверь под рукой Джорджа слегка задрожала. 

— Ты точно меня не разыгрываешь?

— Разумеется, нет. Если бы.

Последовало долгое молчание. Наконец, Харриет встала и наклонилась к камину, чтобы кинуть пару поленьев.

— Так ты, — чуть слышно вымолвил Джордж, — это и подразумевала под тем словом?

— Каким словом?

— Побаловать.

Харриет мрачно усмехнулась. 

— Да, Джордж. Пожалуй, так оно и есть.

От леди Полдарк из Лондона старшей дочери в Фалмут.

Дорогая Клоуэнс!

Я получила письмо от отца!!! Оно дошло благодаря стараниям премьер-министра и приказу из Вердена, он сообщает, что здоров и не испытывает лишений. Я бы прислала тебе письмо, но не в силах с ним расстаться. Само собой, он скажет, что здоров, только бы меня успокоить, но что-то в письме заставляет меня ему верить. Он ужасно злится, что его держат взаперти, но, пожалуй, этим все ограничится, надеюсь на это. Еще он сообщает, что привык к французской пище и придется потрудиться, чтобы угодить ему, когда он вернется в Нампару! Пока точно не определен срок его содержания под стражей, и это меня страшно беспокоит, но я хотя бы получила письмо, и это важно, он шлет горячий привет тебе и всем остальным!!! Кажется, он прибыл в Париж всего через пару часов после нашего отъезда. До сих пор не могу себе этого простить.

Я задержусь в Лондоне еще на несколько недель, а Изабелла-Роуз с Генри вернутся домой вместе с Кэролайн. Лучше бы мне последовать их примеру, но мне кажется, что тут я ближе к твоему отцу, чем в Корнуолле. Это так отличается от его предыдущих отлучек, когда я присматривала за домом, шахтой, детьми, хозяйством и всем остальным, ведь я знала, что он постарается поскорее вернуться домой и что ему не причинят вреда.

В конце концов, мне все равно придется вернуться домой без него. Наши отношения с Францией ухудшаются, нельзя заглянуть в будущее, но я волнуюсь за Джереми.

Кстати, представь себе, на обеде у миссис Пелэм (тетушки Кэролайн) я столкнулась с Эдвардом Фитцморисом, и он пригласил нас на чай в дом Лансдаунов, повидаться с тетушкой Изабел. Она просто нечто, даже передать тебе не могу, пригласила меня после возвращения детей домой пожить у нее пару недель, поскольку Лансдауны находились в Бовуде, а она пожаловалась на одиночество! Поэтому я согласилась.

Боже ты мой, наверное, ты считаешь, что мой нрав изменился, раз я принимаю подобное приглашение, но мне слишком одиноко и радует мысль побыть с друзьями, пусть даже такого благородного происхождения, потому что тяжело переносить отсутствие твоего отца в комнате на Георг-стрит, а также я любыми средствами пытаюсь помочь ему, и если вернется лорд Лансдаун, то, вероятно, он мог бы оказать какую-нибудь помощь.

Больше всего меня выводит из себя, что хотя в Англию из Франции приходят письма, посылать письма во Францию запрещено. И все потому, что Бонапарт считается преступником, а пока он властвует над Францией, то и Франция считается преступной. Я говорила с лордом Ливерпулем, и тот сказал, что попытается обойти — вроде он произнес именно это слово — все эти правила, я написала вашему отцу длинное письмо, надо срочно ему сообщить, что у нас всё хорошо.

Я не написала тебе в письме из Парижа, поскольку тогда это показалось незначительным, но на приеме в посольстве Белла познакомилась с одним английским юношей, и они чрезвычайно увлеклись друг другом. Его зовут лейтенант Кристофер Хавергал, по его словам, он служил у Джеффри Чарльза в Испании. Ему почти двадцать один, и само собой, он слишком взрослый для Беллы, но она очень высокая и выглядит старше своих лет, так что многие в Париже решили, что ей семнадцать. Мы обе знаем, что Белла еще слишком юная, но она так не считает. Что ж, мы не стали противиться их флирту, поскольку через пару недель он возвращался в Бельгию. Когда он уехал, Белла несколько дней хандрила, а ты знаешь, какой она тогда становится, но потом все прошло и вроде забылось.

Но вдруг он объявился в Лондоне! Уже неделю он постоянно нас навещает и спрашивает, можно ли ему прогуляться с Беллой, и иногда я ее отпускаю, но только вместе с миссис Кемп. Еще одна причина для возвращения Беллы с Кэролайн в Корнуолл. Все это так глупо, и я боюсь, лейтенант Хавергал, пусть и кажется таким обаятельным, но играет детскими чувствами. Он очень привлекателен, и лучше бы он уделял внимание другой юной леди своих лет. Я совсем его не понимаю.

А я все о себе да о нас, и ни слова о тебе, но ведь на то оно и письмо. Прошу, напиши хоть какие-нибудь новости, хоть самую малую часть. Ты ездила в Нампару — как там дела, как Стивен и как ты поживаешь сама? Пусть мы далеко друг от друга, но слава Господу, в одной стране, и письма писать нам никто не запретит, к тому же времени и терпения у нас предостаточно.

Разумеется, миссис Кемп вернется с Кэролайн и детьми, и до моего возвращения присмотрит за ними вместе с Энисами. Не буду просить, ведь ты и так их навестишь, и они во всех подробностях расскажут о наших приключениях, потому что в письме невозможно обо всем рассказать. Может, вернись твой отец раньше, и не случись войны, я бы чувствовала себя иначе, но вряд ли теперь мне захочется когда-либо уезжать из Англии.

Со всей любовью к вам обоим,

Мама

Однажды утром в начале мая к Россу прибыл гость. Погода стояла прекрасная, и, проведя полчаса, разглядывая в окно отблески солнца на деревьях и реке, Росс, обернувшись, не сразу узнал крепкую фигуру в дверном проёме.

Затем воскликнул:

— Гастон!

Вошел генерал Руже, и солдат закрыл за ним дверь. Руже пожал Россу руку.

— Друг мой, ужасно, что вы всё еще здесь! Я не знал! Думал, вы уже давно, очень давно благополучно добрались в Англию! Что случилось? Прошу вас, расскажите.

Росс объяснил. Руже потер длинный багровый шрам.

— Но это бесчестно! Я не понимаю. Вы просто приняли мое приглашение, и все! Вы еще куда-то ездили во Франции?

Росс рассказал. Он и раньше не был до конца откровенен с Руже касательно задания Ливерпуля и решил, что теперь и подавно не самое лучшее время для признаний. В любом случае, вряд ли найдут доказательства того, что он отправлял депеши, и ничто в них не угрожает новой Франции, даже если их перехватили. Последние депеши положили в почтовую сумку в посольстве, пока Наполеон все еще находился в Лионе.

Руже обвел комнату хмурым взглядом.

— Вам здесь удобно? Вас не может такое устраивать! Я поражен. Понимаю, наши государства не ладят друг с другом, впрочем, как и все европейские державы с Францией. Они стремятся подавить нас, навязать свои взгляды главе страны, повернуть время вспять. Но никто не собирается объявлять войну. Нет причин и оправдания для задержания британских подданных просто потому, что отдыхая во Франции, кто-то всего лишь навестил группу войск, расквартированную под Парижем! Сотрудники вашего посольства давным-давно уехали. Вряд ли ни с того ни с сего задержали много ваших соотечественников в Париже или иной части страны; хотя их выезд и откладывался из-за паспортных формальностей. Но почему именно вы? Я это выясню.

Только Росс собрался ответить, Руже поднялся и шагнул к двери. Появился солдат, и Руже попросил: