Они расцеловались, и Клоуэнс почувствовала сталь худых рук и рассмотрела вблизи плотно сжатые губы и поврежденную челюсть.

— А Амадора?

— Она в Тренвите.

— В Тренвите! И почему я об этом не знала?

— Мы отплыли из Ферроля и должны были причалить в Фалмуте, но из-за ужасной погоды пришлось идти на Падстоу. Мы дома уже десять дней. Я слышал о твоих родителях от Энисов. Есть еще какие-нибудь новости?

— Боюсь, что нет.

— У тебя всё хорошо, дорогая? А где твой муж?

— В море. Как жаль, что ты с ним так и не встретишься. Он будет сожалеть. Когда ты отплываешь?

— Увы, 43-й еще в Канаде — или где-то в море. Если мне позволят, я вступлю в 95-й Стрелковый, даже если с понижением в должности. Полк только что прибыл в Саутгемптон из Америки — точнее, должен был прибыть, так сообщили с таможенного судна в Сент-Айвсе. А также 27-й и 58-й полки и три полка легких драгун. Повезло, меня подбросят на быстроходном шлюпе, и я застану их там, а если и нет, то последую за ними в Остенде.

Родители рассказывали Клоуэнс, что Джеффри Чарльз был изнеженным ребенком. Трудно поверить, что этого закаленного, но приветливого военного когда-то баловали. Насколько же он нравился ей больше, чем его брат — элегантный, но циничный Валентин.

— А чем в твое отсутствие займется Амадора?

— Приедут Дрейк, Морвенна и Лавдей и останутся в Тренвите до моего возвращения. Навести ее, пожалуйста.

— Разумеется! Как только смогу. Так хочется посмотреть на Хуану.

— Тебе она понравится. Она так похожа на мать.

Клоуэнс приготовила ему чашку шоколада, и, поскольку шлюп отчаливал завтра днем, уговорила остаться на ночь. Джеффри Чарльз сказал, что сначала должен навестить тетушку Верити, но если уговорит ее отпустить его, то вернется. Они поговорили о Блейми и как поживает молодой Эндрю, потом о Джереми и Кьюби, и Клоуэнс дала кузену почитать последнее письмо Джереми, а также материнское.

— Постараюсь встретиться с ним, как только доберусь до Фландрии. Не знаю, будет это просто или тяжело. Судя по рапортам, которые я получил, там полная неразбериха.

— Думаешь, будет война, какое-то сражение?

— О да, — без колебаний отозвался он.

После секундной паузы Клоуэнс сказала:

— Я тревожусь. Но многие думают, что возможно договориться о мире. Даже Джереми так пишет, сам видишь.

Джеффри Чарльз покачал головой.

— Бонапарт утверждает, что лишь хочет жить в мире с соседями, а Веллингтон говорит, что можно достичь соглашения, не развязав войну, но на самом деле оба судорожно к ней готовятся. Веллингтон, насколько я слышал, собрал армию на скорую руку, а Бонапарт озабочен тылами, так что они будут подбираться друг к другу еще месяц-два, но неизбежно померятся силами. И когда дойдет до этого, то непреодолимая мощь наткнется на неподвижную скалу.

— Тебе нравится воевать, Джеффри Чарльз? — спросила Клоуэнс.

Он потянул раненую руку.

— В детстве я ненавидел войну, приходил в ужас от всякого насилия. Но в Испании и Португалии любой очерствеет. А еще армия — это товарищество, испытание мужества и личной стойкости, люди сливаются в единую силу... В общем, огромное число стимулов. Наверное, за эти годы я забыл, что такое страх. А теперь снова боюсь.

— Из-за...

— Из-за Амадоры и Хуаны, конечно же. Мне есть что терять.

— Но всё же... ты едешь туда.

Он вздохнул.

— Я бы и пальцем не пошевелил, если бы речь шла об Америке или Индии, или еще о каком-нибудь месте. Но это... это незаконченное дело.

После визита генерала Руже заточение Росса стало менее строгим. Ему позволили час в день гулять в саду в сопровождении вооруженного охранника, следующего позади. Улучшилось и питание, он подозревал, что его кормят со стола генерала Вириона. Вино тоже стало лучше. Он даже дважды получил газету «Таймс», правда давнишнюю, и вторая его разозлила — оттуда он узнал, что Палата лордов приняла билль о зерне.

Один раз он встречался с Вирионом, тот оказался приятным человеком. Они в общих чертах обсудили жизнь во Франции, и генерал поинтересовался, что больше всего досаждает пленнику в условиях заключения. Росс ответил, что лишь само заключение.

Тальена он больше не видел, и больше Росса не допрашивали. Время от времени он обменивался взглядами с другими пленниками, но насколько мог судить, лишь один из них был англичанином — неопрятный, довольно пожилой человек по фамилии Слоупер, по словам охраны, его арестовали за шпионаж три года назад. Россу так и не представилась возможность с ним поговорить.

Лето вступало в свои права, и Росс радовался свежему воздуху и шансу размяться. К его удивлению, долгий период вынужденного безделья пошел на пользу лодыжке, он начал ходить, почти не хромая.

Но больше всего в этой дополнительной свободе ему нравилось то, что можно получить лучшее представление об устройстве тюрьмы, охране и стенах. К концу мая он обнаружил конюшню. 

Джордж не мог простить газете «Таймс», что она написала о присуждении Россу Полдарку титула баронета, тем более в колонке, посвященной событиям при дворе, и потому в последнее время предпочитал «Морнинг пост». Это не играло особой роли — лондонские газеты всё равно прибывали с недельным опозданием, и порой местные первыми сообщали новости. А «Королевская газета Корнуолла» объявила о победе при Трафальгаре и смерти Нельсона на два дня раньше лондонских конкурентов.

Но в той газете, которую он сейчас читал, была интересная заметка о событиях, всколыхнувших накануне финансовый мир Лондона. В среду по дуврской дороге промчался украшенный лавровыми ветками и флагами портшез, откуда провозглашали, что Наполеон убит, а Карно формирует временное правительство, дабы пригласить Людовика XVIII вернуться на трон.

Государственные бумаги, котирующиеся на Бирже очень низко, по пятьдесят семь за трехпроцентные облигации, взлетели на шесть пунктов и снова рухнули, когда выяснилось, что новости ложные. Тем временем зачинщики этого мошенничества закупили облигации по низкой цене во вторник и продали на пике в среду, заработав целое состояние.

Как же глупы люди, подумал Джордж, даже банкиры и финансисты, — бросаются на хорошие новости, как стадо баранов, и легко паникуют от плохих. Удивительно, как это до сих пор никто не устроил такой простой трюк. Средства связи были слишком ненадежны. Владелец быстрого способа коммуникаций, в особенности частной системы, мог бы в любой момент нажить состояние. Семафоры, установленные Адмиралтейством в нескольких городах, нужно распространить повсюду. А пока этого не сделано, все будут полагаться на милость слухов.

В прошлом году в Лондоне Джордж познакомился с мистером Натаном Ротшильдом, банкиром-евреем, заработавшим в городе и в правительственных кругах хорошую репутацию. Ротшильд, похоже, всегда был лучше информирован о событиях в Европе, чем кто-либо другой, и обычно получал сведения быстрее. Может, потому, что его братья занимали такое же влиятельное положение в нескольких европейских столицах. Вероятно, он всецело полагался на своих курьеров. И, наверное, они были лучшими курьерами.

Весь прошлый год Джордж провел в Лондоне, наслаждаясь комфортом и действуя в интересах своих корнуольских предприятий. Поездка в Лондон была утомительной, по ухабистым дорогам, а морем можно было плыть только в разгар лета, чтобы не страдать от морской болезни. Но Джордж все равно собирался поехать. Там есть выгодные дела, в этом он не сомневался. В 1810-м он потерял половину состояния, пытаясь удвоить его, чтобы увеличить свои шансы уговорить леди Харриет Картер выйти за него замуж. Джордж потратил несколько лет, чтобы восстановить потерянное. Но он усвоил урок. Достаточно взглянуть, как одурачили весь рынок эти мошенники. Сейчас, когда рынок так нестабилен, есть более безопасные и законные способы заработать состояние, и Джордж был убежден, что Натан Ротшильд их знает.