— Думаю, ваши друзья и сын повернут назад, даже если уже выехали. Удивлюсь, если Наполеон не окажется здесь к Страстной пятнице... Демельза, я тут подумала...

— Да?

Они прошли еще немного. Жоди чуть опережала Демельзу и куталась в желтый шелковый шарф. Вдруг она остановилась.

— Кареты сейчас пользуются большим спросом. Не думаю, что у посольства хватит экипажей, чтобы эвакуироваться самим, если до этого дойдет. Все мои близкие друзья в панике, так что едва ли я одолжу что-нибудь у них! Но у меня есть карета. Я уезжаю не позднее завтрашнего вечера. В крайнем случае, туда поместятся шестеро. Если я не возьму личную горничную, вам всем хватит места! Росс крупный мужчина, но зато Генри маленький.

Демельза взволнованно посмотрела на подругу.

— Это так любезно. Думаю, Росс будет только рад... Рад покинуть Париж. Я должна сделать это ради детей. Мы поступим, как он скажет, но спасибо, что ты готова вывезти нас пятерых, Жоди.

— Так будет лучше и безопаснее для всех нас, — ответила та.

Они вернулись на улицу Виль-Левек, но Росс не приехал ни во время их отсутствия, ни до конца этого дождливого дня. На узкие высокие дома налетали порывы ветра, а рваные облака, казалось, застревают в дымоходах. Несмотря на присутствие двух младших детей и крепкой миссис Кемп, а также двух слуг-французов, Демельза чувствовала себя как никогда одинокой.

В большинстве кризисных ситуаций, выпавших за ее жизнь, она руководствовалась здравым смыслом, помогавшим делать выбор и принимать решения; кажется, обычно ее действия в конце концов приносили положительный результат. Но, оказавшись в незнакомом городе, где говорили на языке, который Демельза только начала понимать, городе, охваченном революционными переменами, в окружении людей, которым она доверяет и не доверяет одновременно, вдали от мужа, на которого во всем полагалась в этой поездке, она почувствовала себя потерянной. Даже дети, вынужденные сидеть взаперти из-за дождя, раздражали и сердили ее. Хоть она и винила себя, но чувствовала, что за всем этим кроется раздражение на Росса, пусть и перемешанное с беспокойством.

Она обвиняла Росса в том, что он оставил ее в такой момент. Мир перевернулся верх дном: монарха Франции, короля Людовика Станислава-Ксавье Восемнадцатого, кажется, вот-вот свергнут, а узурпатор, авантюрист, превосходный вояка, страшный сон и вечный враг Англии, приближается с юга, чтобы занять его место. Почти всю ее сознательную жизнь (или, по крайней мере, последние двадцать лет жизни) Наполеон Бонапарт был самым грозным врагом. Годами Англия жила под угрозой вторжения. Во время победы над ним погиб Нельсон. В сражении погиб и кумир Джеффри Чарльза — Джон Мур. И еще много тысяч скромных рядовых англичан, дравшихся на море или в Голландии, в Испании или в Индии, в Египте или в Италии, постоянно, денно и нощно сражаясь с этим великим, но подлым французом.

В том году его наконец-то победили, и мир возликовал. Громадная тень перестала нависать над их жизнью. Няни больше не пугали непослушных детей тем, что их заберет Бони. Казалось неважным, что Джереми все еще в армии: с тех пор, как заключили мир с Америкой, сражаться стало не с кем.

И теперь — это. Наполеон окажется здесь к концу недели. И где-то на пути повстречает Росса, чья жизнь может оборваться лишь потому, что он стал свидетелем. Ну почему Росс? О чем он думал, становясь на пути наступающей армии? Что толку от правительства или миссии, в которую его послали, если все закончится очередным трупом, выброшенным в грязь? Почему бы ему не подумать о жене и детях? Где он? Уже суббота, а он уехал в четверг.

Накинув фиолетовый плащ с тяжелым капюшоном, она вышла из квартиры и под дождем отправилась в посольство.

Первым ее встретил Чарльз Багот.

— Дорогая леди Полдарк, проходите. Проходите и обсушитесь. Бóльшая часть Королевской гвардии только что покинула дворец и отправилась в Мелён под командованием герцога Люксембургского. С ней полковник де ла Блаш. Им предстоит собрать армию из двадцати с лишним тысяч человек для обороны Мелёна. Думаю, ваш муж вот-вот вернется. Когда он появится, советую вам уехать. Здесь почти никого не осталось: только я, лорд Сомерсет, мистер Маккензи и два секретаря. Слава Богу, герцогиня успела уехать вовремя.

— А как нам уехать, мистер Багот? — спросила Демельза.

Багот нахмурился и прикусил палец.

— К сожалению, мы не сможем обеспечить вас транспортом. Обе наши кареты уже отбыли. Вероятно...

— Мадемуазель де ла Блаш предложила нам место в своей карете. Она уезжает завтра.

Его лицо просветлело.

— Тогда непременно воспользуйтесь этим предложением. Она, разумеется, убежденная роялистка и не должна оставаться, если расстановка сил изменится. Но если она уедет завтра, то будет в безопасности — и вы вместе с ней.

— При условии, что мой муж вернется вовремя.

— О, так и будет! Его может задержать лишь неразбериха, царящая в сельской местности из-за последних событий. Но даже если он не приедет...

— И что тогда?

— Вы все равно должны уехать. Ему бы этого хотелось. В конце концов, он выдающийся человек и военный, привыкший сам о себе заботиться. А вам, леди Полдарк, полагаю, лучше покинуть Париж — если не ради вашей безопасности, то хотя бы ради детей.

Глава четырнадцатая

I

Как-то раз Белла в сопровождении миссис Кемп отправилась гулять под дождем и нашла магазинчик, торгующий нотами. Она купила сборник простых песен, но у нее не оказалось никакого музыкального инструмента, чтобы сыграть их, а сама она недостаточно хорошо читала по нотам, чтобы попасть в такт без музыки. Вскоре Демельза обнаружила, что пытается напеть для дочери простые мелодии. К ее удивлению, это оказалось непросто, и миссис Кемп пришлось сообщать, когда она не попадала в ноты. В конце концов Белла запомнила три песни и осталась довольна. Хоть какое-то разнообразие после «Марсельезы», которую она уже заездила до дыр.

Одна песня, видимо, основанная на какой-то басне, звучала так:

Autre Fois le Rat de ville

Invita le Rat des champs

D’une Façon Fort civile

A des reliefs d’Ortolans [13]

Думая о том времени, Демельза всегда вспоминала эту простенькую мелодию и слова — там были и другие куплеты, но Демельза их забыла. Позже Белла даже сама начала напевать эту мелодию, хотя ей строго-настрого велели прекратить.

По воскресеньям они обычно ходили в церковь, в капеллу Тюильри, но сегодня, разумеется, об этом не могло быть и речи. Что бы ни случилось, она не покинет улицу Виль-Левек до возвращения Росса.

Демельза часто считала себя счастливейшей из женщин (например, еще совсем недавно, в последние несколько дней в Лондоне и первые две недели в Париже). А теперь ей казалось, что в определенном смысле она — одна из самых несчастных. Росс все время уезжал: не только в Лондон, что почти не вызывало у нее беспокойства, но и за границу, в секретные дипломатические миссии, откуда обычно не приходили письма, а те, которые все же доходили, запаздывали на две недели. И в каждый миг дня и ночи она задумывалась, жив ли он, лежит ли на голом склоне холма или в иностранном госпитале, ужинает с какой-нибудь красивой португальской девушкой или терпит кораблекрушение в Бискайском заливе... Или пробирается через торфяные болота в двадцати минутах от дома, а уже через полчаса снимет сапоги, улыбнется ей, и все снова станет хорошо.

Несомненно, другие женщины тоже страдали от подобной неопределенности, подобной разлуки. Но, возможно, другие женщины за долгие годы сумели нарастить нечто вроде защитного панциря. Или просто научились не волноваться так сильно. Должно быть, у герцогини Веллингтон тоже беспокойная жизнь, с таким-то мужем. И хотя Демельза никогда не видела их вместе, из услышанного она поняла, что их жизнь мало напоминает ее жизнь с Россом.