— Да, любимый, — ответила она Генри. Тот уже получил удовольствие от объятий и теперь вырывался. — Ты ведь поедешь с нами? Мы едем за море.

— Море! — пропела Изабелла-Роуз. — Море, чудесное море. Миссис Кемп, мы едем во Францию, во Францию, во Францию! Je suis, tu es, il est. Nous sommes, vous êtes, ils ont! [2]

— Ils sont, — поправила миссис Кемп. — Белла, прошу тебя, не кричи. Оставить Генри с вами, миссис Полдарк?

— Да, пожалуй, — ответила Демельза. — Росс...

Росс поднял руку.

— Миссис Кемп, — сказал он, — меня пригласили в Париж на три месяца. Я беру с собой жену и детей. Мне кажется... нам всем кажется, что было бы очень хорошо, если бы вы поехали с нами.

Миссис Кемп потеребила фартук. Хотя она редко занималась делами по дому, руки у нее были такие, будто она годами драила полы.

— Святые небеса! Куда? В Париж, вы сказали?

— В Париж.

— Невероятно. То есть во Францию? В эту ужасную страну?

— В эту ужасную страну. Мы уезжаем через неделю. Не могли бы вы обдумать предложение? Миссис Полдарк ответит на ваши вопросы. Могу дать вам... мы можем дать вам сутки на размышления.

В тот же день в конце января, когда Демельза почуяла, что молодой всадник, скачущий под дождем по долине, нарушит ее спокойствие, ее старшая дочь, Клоуэнс Каррингтон, принимала другого нарушителя спокойствия.

Она в одиночестве отправилась кататься на Неро. Стивен был дома, а не в море, но занимался собственными делами. Обычно он не скрывал их от нее — он без конца делился с женой планами и надеждами, так что Клоуэнс спокойно отнеслась к временному недостатку доверительности.

По утрам она часто ездила верхом. Конечно, это было не то же самое, что в Нампаре — никакого длинного пляжа, на который накатывают ворчливые волны, в лучшем случае можно было проехать по узким тропкам вверх по холму, до пустоши над Фалмутом. А там удавалось и пустить коня в легкий галоп, а то и в карьер, и любоваться дивными пейзажами с далекими утесами и морем. Вроде те же воды, и всего за углом от мыса Лендс-энд, просто с видом на Ла-Манш, а не на Атлантический океан, но всё же море выглядело другим.

Здесь не было таких пляжей, как на северном побережье, полоска песка была более узкой и обычно мягче, потому что приливы ниже, а утесы, пусть острые и грозные, достигали только половины привычной высоты. Клоуэнс скучала по вздохам прибоя, перекатывающегося по скалам чуть ниже Нампары, по глухому рокоту прилива в скалах, по запаху водорослей, пелене брызг и вкусу соли на губах.

Не то чтобы она возражала. Она была замужем за любимым человеком, всю зиму они чудесно проводили время вместе — охотились раз в неделю, а то и дважды. Часто вместе с леди Харриет Уорлегган. С тех пор как Стивен доверил свои дела банку Уорлеггана, он преуспел.

Они потратили немало денег. Охота — недешевое удовольствие, и обычно раз в неделю после охоты они ужинали в Кардью с Харриет Уорлегган, а потом играли в карты и кости. Разрыв Джорджа со своим сыном Валентином лишил Харриет компании молодежи, которую тот собирал, когда бывал дома, и она взяла в привычку приглашать некоторых друзей пасынка, к примеру, Энтони Трефузиса, Бена Сэмпсона, Перси и Анджелу Хиллов и Рут Смит, остаться после охоты на ужин и игру до рассвета. Клоуэнс со Стивеном входили в это общество. Иногда с ними ужинал и Джордж, но чаще предпочитал перекусить в своем кабинете или поужинать до них вместе с Урсулой. Он никогда не оставался на карточную игру — никогда не мог понять игру на деньги ради удовольствия.

Но он всегда был любезен со Стивеном и Клоуэнс, хотя всё ее существо восставало против этой дружбы. Стивен не знал о ее настороженности. Он считал, что находится на короткой ноге с одним из самых влиятельных людей Корнуолла, вскоре станет ценным клиентом банка, а в будущем его ждет процветание. И действовал он в соответствии с этими представлениями.

Пенрин, где жили Стивен и Клоуэнс, был старинным вольным городом и стоял в глубине залива Пенрин, дома сгрудились по склонам холма. Население составляло около тысячи человек. Город считался древнее и благороднее Фалмута — его более крупного и молодого соседа. Ему даровали самоуправление в 1236 году специальной хартией, за четыреста лет до того, как Фалмут стал городом. Между двумя городами существовало яростное соперничество, потому что более глубокая гавань и более крупные доки Фалмута отнимали у Пенрина доходы.

Клоуэнс никогда раньше не жила в городе, и он казался ей странным и скрытным. Все, с кем она встречалась, вели себя любезно, некоторые даже заискивающе. Но она была чужаком, они оба были здесь чужаками. Двадцать лет Клоуэнс наслаждалась жизнью и принимала людей и обстоятельства как есть, не беспокоясь о чудачествах и классовых различиях. Одной из причин ее успеха в Бовуде, резиденции Лансдаунов в Уилтшире, стало отсутствие наигранности, естественное поведение — она просто не знала, что должна вести себя в соответствии с положением в обществе. В Нампаре Клоуэнс тоже обращалась со всеми как с равными, и поскольку все знали, кто она такая, то никто этим не злоупотреблял.

В Пенрине всё оказалось по-другому. Жители города делились на определенные категории, а она не подходила ни под одну из них. Полдарков здесь едва знали, но Клоуэнс явно была леди, а ее отец — не только владельцем шахт, но и членом парламента. Стивен же, как всё сообразили, не принадлежал к той же породе и даже не из Корнуолла, хотя был жизнерадостным, дружелюбным, щедрым и процветающим. Они снимали небольшой дом, один из немногих, выходящий окнами на залив, лошадей держали у Кэмброна в «Сундуке жестянщика». А еще они находились в родстве с Блейми из Флашинга. Они также ездили на охоту, что поднимало их на уровень выше по сравнению с соседями.

Зимой Клоуэнс часто думала о любимом брате Джереми и гадала, как он устроился в Брюсселе с новой и прекрасной женой, которую с таким трудом добился — ведь она поначалу отвергла его, чтобы выполнить волю семьи, выйдя замуж по расчету, и этого Клоуэнс никак не могла забыть. Возможно, теперь всё будет хорошо, но Клоуэнс больше чем кто-либо знала, насколько Джереми увлечен этой девушкой, о его депрессии и тщетных попытках казаться веселым, когда на самом деле страсть к Кьюби привела его на грань отчаяния. Это было сродни безумию. Клоуэнс надеялась, что всё позади. Она считала, что, как только пройдет первый восторг, с Кьюби будет не так-то легко ужиться. Конечно, письма Джереми создавали впечатление подлинного счастья. Но она не будет полностью уверена, пока снова его не увидит.

Когда Клоэунс въехала под дождем на конюшню, Кимбер, милый мальчишка-конюх, вышел, чтобы принять Неро. Дождь шел уже почти неделю, но этим утром проглянуло солнце и бросило косые лучи на залив. Было время прилива, и вода между пристанью и стоящими на причале кораблями блестела, как нож. А теперь опять зарядил дождь, и река исчезла в туманной дымке, видимость упала до сотни ярдов. В тумане всё выглядело загадочным, даже знакомые мостовые теперь уже знакомого города.

Отсюда до дома рукой подать. Рядом с «Сундуком жестянщика» находилась свечная лавка, за ней постоялый двор для моряков «У Мадда», имеющий не очень хорошую репутацию, потом дом кузнеца, производителя якорей, затем дом таможенника, за ним дом утонченной дамы по фамилии Карноу, она занималась портняжным делом, а в следующем доме жили Каррингтоны.

Когда Клоуэнс подошла к дому, выглянула мисс Карноу.

— Ой, миссис Каррингтон, где-то с час назад вас спрашивал молодой человек. Я не знала, когда вы вернетесь.

— Он назвался? — спросила Клоуэнс.

— Нет, я не догадалась спросить. Но сказал, что вернется.

Глаза у мисс Карноу были маленькими и косили. Трудно сказать — то ли от шитья при скудном освещении, то ли они свидетельствовали о ее особой, всепроникающей любознательности. Клоуэнс склонялась ко второму варианту.