С этими словами он выпрямляется и даже начинает подниматься.

— Только мне? Ты уже завтракал? — вскидываю удивленно брови.

— Перекусил утром. Сейчас составить тебе компанию времени нет, к сожалению. Извини, малыш, — Шад склоняется, чтобы наградить меня коротким поцелуем.

Ага. То есть прийти и разложить меня в очередной раз у него время нашлось, а позавтракать со мной — нет? Чудно.

— Ты так и не ответил, что случилось? Почему у тебя голова болела? — спрашиваю, чувствуя, как начинает скрести внутри раздражение. И, ухватившись за края ванны, поднимаюсь из воды.

— Ничего страшного, Мышка. Всего лишь досадная неприятность во время допроса, — морщится Шад, всем своим видом показывая, что не желает дальше на эту тему говорить. — Не беспокойся об этом. Ты в безопасности, это все, что тебе нужно знать.

Что? Вот так, значит? Знай свое место, жена. Сиди взаперти и делай вид, что довольна.

Признаться, после того, как в моем присутствии он столько раз обсуждал с мужчинами детали расследования, я начала думать, что мне доверяют. Поверила, что меня считают равной.

Наивно. Что уж там.

Обсуждал, наверное, потому, что просто не видел причин скрывать что-либо от той, чьи мысли для него открытая книга. А не потому, что считает нужным делиться со мной и держать меня в курсе событий.

И пускать в свою душу меня явно не собираются, хотя в мою ломятся без спросу.

Если разобраться, из личного я до сих пор знаю о муже только то, что сама успела выведать, и то, что стало мне известно в силу обстоятельств. Стоит нам остаться наедине и мне выдают выверенную порцию информации и сразу же затыкают рот поцелуями. И отвлекают от любых дальнейших разговоров сексом.

Ну-у-у-у, сама виновата, наверное. Раз не могу не хотеть его. Раз уж позволяю...

Поздно рыпаться. Но все равно обидно и больно.

— Тебе нужен был секс со мной в лечебных целях? Ты поэтому пришел? — поднимаю на мужа взгляд.

Ответ вижу в потемневших глазах. Значит, да.

И что это он так напряженно застыл? Мысли мои не нравятся?

Так я мысли свои не контролирую. Вслух же мозг не выношу. Не считаю себя в праве. Я ведь и женой ему стала нечаянно.

— Мишель... — качает головой. — Не накручивай себя.

— Ты думаешь, это так просто? Кнопочку нажал. И жена перестала себя накручивать. О-о-о, и стала еще удобней. Можно запереть на какое угодно время — потерпит. Ничего не говорить — поймет. И пользовать, когда угодно. Все равно ведь не откажет — криво усмехаюсь, выбираясь из ванны.

Хватаю огромное пушистое полотенце, оставленное для меня Марали, и принимаюсь озлобленно вытираться. Шад все это время молчит, хмуро наблюдая за мной. И, тяжело вздохнув, тоже выбирается из воды.

— Ладно. Не парься, — роняю горько, откладывая полотенце и снимая с вешалки шелковый женский халат. Заворачиваюсь в него, пряча свое тело от мужского взгляда. Впервые после близости с ним чувствую себя опустошенной и разбитой душевно.

— Можешь ничего не объяснять. Понимаю, что не обязан. Не буду больше занимать твое драгоценное время своими несвоевременными вопросами. Иди, занимайся своими делами. Верши правосудие, правь страной и так далее. Я никуда не денусь. Мне ведь некуда. Вечером позу какую принять? Раком стать? Или миссионерская сойдет?

Слышу скрежет зубов. Движение в мою сторону. И уворачиваюсь от протянутых рук, резко отскакивая.

Смотреть на Шада сейчас выше моих сил. Хватит и того, что я чувствую, как штормовым волнами бушуют вокруг его эмоции. Злость, досада, сожаление, вина, снова злость... И еще очень много всего, чему и определения нет.

Или это мои? Нет, мои другие. Те, что рвут сердце острыми когтями.

Пусть.

Я просто ухожу. Убегаю даже. Оставляя мужа наедине с его драгоценными секретами. Ломиться туда, куда не пускают, я попросту не умею. Как и винить Шада за замкнутость и скрытность. Сама такая.

Мне просто больно. Вот не надо укореняться. Привязываться не надо. И ждать душевной близости тоже не надо. Так спокойней. Я ведь не умею это делать наполовину. Врастаю душой и телом.

Надеюсь, что еще не вросла.

Наивно, знаю.

Почти добежав до спальни, я начинаю верить, что Шад не пойдет за мной. Уберется по своим мегаважным делам и оставит в покое. Но буквально на пороге меня за талию перехватывает жесткая рука, дергая назад и впечатывая спиной в каменное тело.

— Далеко собралась? — рычит на ухо муж. Злой, как сто чертей.

— Отпусти! — рявкаю в ярости, извиваясь в его стальной хватке.

Пытаясь заглушить в себе неожиданное и такое бредовое чувство облегчения.

— Нет уж, Мышка моя саблезубая. Ты права, все то, что ты там себе сейчас надумала, мне совершенно не понравилось. И я собираюсь все эти глупости из твоей головы убрать, пока не укоренились.

Ага. Убрать. Конечно. Мысли для жены вообще штука вредная.

— Моя голова. Что хочу, то и думаю. А тебя твои дела ждут, — шиплю злобно.

— Подождут. Ты для меня важнее, — припечатывает Шад, буквально занося меня в спальню. Прямым ходом направляясь к кровати.

— Попытаешься отвлечь меня сексом, клянусь, я тебе член оторву! — окончательно вскипаю я.

— И не жалко? — хмыкает внезапно гад куардистый, роняя меня на кровать. И, возвышаясь надо мной в возбужденно-голом виде, еще и подмигивает. — Мне показалось, он тебя ни разу не разочаровал.

Зарычав, я открываю рот, чтобы ответить. Набираю в грудь воздуха побольше. Да так и сдуваюсь.

Все. Достал.

Судорожно вздохнув, зажмуриваюсь покрепче. Пряча мгновенно вскипевшие на глазах слезы. Сжимаю в кулаках простыни. Отворачиваюсь, чувствуя, как поднимается к горлу ком горечи...

И в следующий миг оказываюсь в мужских объятиях.

— Прости, малыш, — бормочет теперь уже покаянно Шад. прижимаясь губами к моему виску. Садится, устраивая меня у себя на коленях, осыпая лицо поцелуями. И мои краны окончательно срывает, заставляя сотрясаться в самых настоящих рыданиях. — Прости. Я был не прав. Прости, маленькая.

Оттолкнуть бы его. Послать куда подальше. А вместо этого я позволяю себя обнимать. Ищу утешения у того, кто меня же и обидел. Просто потому, что никого у меня больше нет. Никому я не нужна. Не только в этом мире. Вообще.

— Ты мне нужна, Мишель, — хрипло отзывается на мои мысленные стенания муж. — Очень нужна. Больше жизни. Поверь.

— Ага. Как целительная батарейка. И резиновая кукла, — замечаю ядовито в ответ.

— Не смей о себе так говорить! — уже рычит. Но тут же смягчает тон. — Ты не так все поняла.

— А как еще это можно было понять? Особенно, когда ты мне ничего толком не говоришь. По-другому, кроме как пришел, трахнул, слил негатив и ушел, это не назовешь.

— Мишель... — цедит с досадой. — Я никогда бы себе не позволил сливать на тебя свой негатив. То что подпитываюсь от близости с тобой, не отрицаю. Но и отдаю тебе равноценную энергию. Свое желание, восхищение тобой, свой голод по тебе, все те эмоции, которые ты во мне вызываешь. А они, поверь, это самое светлое, что есть во мне. Я всего лишь хочу оградить тебя. Холить и лелеять. Беречь. До этого не получалось, а сейчас... Мне хочется, чтобы тебе было хорошо здесь, чтобы ты могла ни о чем не тревожиться. Наслаждаться уютом, комфортом и безопасностью. Зачем тебе мои проблемы? Зачем тебе знать, что я провел утро в застенках, допрашивая преступников? Зачем беспокоиться о том, что я обязан, как мужчина, решить сам?

— Может, потому что ты мой муж? — взвиваюсь, резко отталкиваясь от его груди, чтобы заглянуть в вишневые глаза. — Может, потому что я беспокоюсь о тебе? Потому, что я хочу помочь. Быть полезной, а не охраняемым хрупким цветочком. Об этом ты не думал, шовинист куардистый?!

Шад сводит хмуро брови. А в глазах буря из сомнений и тревог. И страха. Он... боится. Чего?

Берет мое лицо в ладони, целует в губы. Так нежно и трепетно, что в груди начинает щемить. Ну вот почему он такой? Я же устоять перед ним пытаюсь. И доказать что-то...