Хэнк не был в этом так же уверен, но, в общем, он всегда старался найти в людях что-то хорошее. Увидеть в них свет Благодати.

– Не слишком напрягайся, – сказал он Моту. – Ты вырос не в тех условиях, которые предполагают веру в людей.

– А ты?

Хэнк пожал плечами.

– Но я понял, что ты имел в виду, – продолжал Мот. – Трудно сохранить доверие к людям, если все окружающие, включая родителей, приложили массу усилий, чтобы разрушить веру в людей. Осталась только вера в Бога. И способность к выживанию.

– Ты сделал все, что мог, чтобы выжить.

– Чем старше я становлюсь, тем чаще сомневаюсь, достаточно ли мне этого. Разница между жизнью и выживанием очень велика. А еще я спрашиваю себя: стены, которые мы возводим, удерживают от вмешательства посторонних или просто запирают нас внутри? И что мы теряем, скрываясь за этими стенами?

– На эти вопросы только ты сам сможешь найти ответы, – сказал Хэнк. – Как и любой другой человек.

Мот кивнул:

– А как ты думаешь, малыш?

Хэнк на минуту задумался.

– Мне кажется, все зависит от того, что ждет нас в конце, – сказал он. – Я бы не хотел жить в таком мире, где никто ни о ком не заботится. То есть не о своих близких, а о каждом, кто нуждается в помощи. Я не могу никого переубедить или заставить поступать по-моему, но я могу сам делать то, что считаю нужным.

Мот бросил окурок на землю и придавил носком башмака, а потом вгляделся в темноту наступившей ночи.

– Ты считаешь, что этого достаточно? – спросил он немного погодя.

Хэнк пожал плечами:

– Наверняка недостаточно. Я понимаю, что впереди меня ждет немало гадостей. Я знаю людей, которые готовы обобрать меня до нитки и оставить умирать в темном закоулке. Но я не хочу стать такими, как они.

– Это наводит на мысли о той работе, которую нам приходится делать, – заметил Мот. – Кое-кто из ребят Эдди готов на все…

Хэнк кивнул:

– Может, настало время подумать о смене карьеры.

Мот вытряхнул очередную сигарету из пачки, прикурил, задумчиво затянулся.

– Наверно, ты прав, – сказал он.

16 октября, суббота

– Ты опять пошевелился, – воскликнула Керри.

Ей удалось уговорить Рори позировать для портрета, но ему пришлось нелегко. Они устроились в квартире Керри, он сидел на кухонном стуле у окна, и яркий солнечный свет резко обозначил тени на его лице. Керри воспользовалась вторым стулом, пристроила планшет для рисования на коленях и взяла в руки угольный карандаш.

– Извини, – сказал Рори. – Это оказалось труднее, чем я думал.

– Не зря же профессиональным моделям платят немалые деньги.

– Каюсь, никогда об этом не задумывался.

– Хочешь сделать перерыв? – спросила она.

Рори мотнул головой и виновато посмотрел на Керри:

– Ну вот! Опять все испортил.

– Ладно, подними немного голову… теперь поверни вправо. Нет, вправо от тебя, а не от меня. Вот так. Отлично.

Керри огорчало, что Рори, как правило, был слишком разочарован результатами ее трудов, впрочем, они и в самом деле были ужасными. Но она много практиковалась, и Рори помогал ей, выступая в роли модели. К своему немалому удивлению, с самого начала занятий в университете Батлера Керри обнаружила, что реалистические картины и портреты совершенно вышли из моды. Профессорам теперь было гораздо интереснее побудить студентов к «самовыражению», что выливалось в беспорядочное забрасывание холстов краской или любыми другими подручными материалами, а позже – в бесконечные толкования так называемой картины, чтобы создать видимость, будто автор нарисовал ее с одному ему понятной целью.

Но Керри хотелось всего лишь научиться правильно рисовать. Изобразить на бумаге то, что она видела перед собой. Она считала, что успеет выразить себя после того, как получит достаточно знаний. Она, как только у нее появится такая возможность, собиралась поступить еще и на курсы в ньюфордской Школе Искусств, чтобы дополнить знания об истории живописи, которая была основным предметом ее занятий в университете. Лекции по истории увлекли ее, но этого было недостаточно. Керри хотелось получить еще и практические навыки. Вот тогда Кэти и посоветовала сестре привлечь в качестве натурщика кого-то из знакомых.

– Кого же я могу попросить? – спросила Керри.

– Ну, для начала хотя бы Рори. Может, это отвлечет его от мыслей об Энни.

Легче сказать, чем сделать. Из всего пережитого за последние недели Рори запомнил только разговор с Энни, в котором она спросила его о причине равнодушного к себе отношения. Рори не помнил, как Керри рассказывала о своем пребывании в психиатрической клинике, как поведала о своей сестре-невидимке. Рори считал, что Керри недавно узнала о существовании сестры-близнеца, якобы удочеренной другой семьей. Его невозмутимость в этом вопросе поражала Керри. Но разговора с Энни он не забыл и решил, что должен как можно быстрее перевести их отношения из области платонических в более тесную связь. На что Энни мгновенно отреагировала: она отправилась в путешествие.

– Я понимаю, что ты думаешь, – говорила Энни Керри накануне своего отъезда. – Ты считаешь, что я повторяю ошибку Джека: бегу, вместо того чтобы остаться, но лучше пусть Рори немного помучается сейчас, чем потом будет страдать всю жизнь.

– Но зачем же было заводить этот разговор? – спросила Керри.

– Сама не знаю. Я считала, что мир катится в пропасть. А может, начинается новая жизнь, совсем другая. Рори всегда мне нравился. И свет Благодати меня немного ослепил. Я думала, он наконец сумеет научиться видеть немного дальше собственного носа, но Рори не изменился. Он на это не способен. А я устала снова и снова менять облик у него на глазах и преодолевать его неверие и растерянность. Это быстро надоедает.

Керри не могла не согласиться, она очень хорошо понимала Энни. Как бы она ни старалась навести Рори на разговор о недавних странных событиях, она всякий раз натыкалась на ту же непробиваемую стену. А ведь Керри не имела возможности представить ему видимые доказательства, как это делала Энни или девчонки-вороны. Она пыталась провести его по «кратчайшим путям» и потаенным местечкам в складках физической материи мира, показанным ей Кэти, но это только сбивало Рори с толку и приводило в замешательство. В конце концов Керри была вынуждена отказаться от своих попыток.

Но Рори ей нравился, так что она смирилась с его слабостями, точно так же как была вынуждена довольствоваться его дружбой. Керри изо всех сил старалась подбодрить его в тяжелые минуты, когда он переживал неудачу в отношениях с Энни, хотя это давалось ей нелегко. Керри было приятно считать его своим другом, но она продолжала надеяться на большее. Новые знакомства в университете лишь убедили ее в том, что она любит только Рори.

– Кажется, у меня уже затекла шея, – сказал Рори некоторое время спустя.

– Хорошо, – ответила Керри. – Я сегодня неплохо поработала.

Она развернула планшет, чтобы Рори смог увидеть ее произведение.

– Знаю, знаю, – заговорила она, не дожидаясь, пока Рори подберет вежливые слова, чтобы оценить ее труд. – Это ужасно. Но в этом и состоит моя цель.

– Рисовать ужасные картины?

Керри не удержалась от смеха:

– Нет, в том, чтобы продолжать практику, пока они не перестанут быть такими ужасными.

– Тебе надо обратиться к тетушкам и перенять их приемы.

Керри уже провела с ними некоторое время, но их опыт ей не пригодился. Хотя это было удивительно даже для самой Керри, ведь их акварели очень напоминали работы ее матери. До того как Керри начала рисовать, она считала, что будет подражать Нетти, но пейзажи, натюрморты и иллюстрирование справочников по растениям ее ничуть не привлекали. Страстью Керри стали портреты людей.

– Я бы так и сделала, – сказала она, – но их работы не в моем стиле. – Она отложила планшет и потянулась. – В данный момент у меня вообще нет своего стиля. Но я не жалуюсь. Мне нравится сам процесс. Хочешь выпить чаю?