– Ничего. У нас еще много времени.

Однако бабушка ошиблась. Родители Керри в августе решили переехать в Лонг-Бич и, конечно, забрали ее с собой. Больше она не встречалась с Нетти, даже не приехала на ее похороны.

Керри вздохнула и поставила фотографию на середину подоконника. Позже она поняла, что Нетти и в самом деле была немного странной. Художница, писательница, яростная защитница природы – всех этих качеств ее дочь, мать Керри, не понимала и не принимала. Керри была уверена, если бы ее воспитывала бабушка, ее жизнь сложилась бы иначе. В мире, в котором жила Нетти, Керри была бы абсолютно нормальной.

– Я должна была признать это раньше, – очень знакомый голос прервал ее воспоминания.

Голос доносился откуда-то со стороны пианино, но Керри не стала оборачиваться и смотреть в ту сторону. Она только старалась унять внезапное сердцебиение. «Пожалуйста, уйди», – мысленно повторяла она снова и снова.

– Я думала, в тебе нет этих качеств, но ты доказала, что я ошибалась. А это неплохое местечко – прекрасное старинное здание, с ним связано множество разных историй, и стоит оно неподалеку от чудесных развалин. Я бы и сама не выбрала лучшего места, где поселиться.

Керри сидела с напряженно-прямой спиной и продолжала смотреть на темную громаду вяза за окном. «Вяз настоящий, – говорила она себе. – И дом. И кресло подо мной. А голос не настоящий. Я слышу его только потому, что долго думала о Нетти и о том, как все могло бы быть. Голос тоже принадлежит к области несбывшихся желаний».

– Керри, прошу тебя, обрати на меня внимание. Не дай им победить нас.

В голосе уже не было первоначального веселья. Его вытеснила печаль и знакомая Керри тоска, частенько сжимающая ей грудь. Керри с трудом сглотнула и хотела обернуться, но не осмелилась. Она так долго и терпеливо старалась все забыть.

– Ведь это они лгали тебе, – снова раздался голос. – Они, а не я. Я никогда тебя не обманывала, почему же ты мне больше не веришь?

«Потому что ты не существуешь, – хотела было ответить Керри, но ответ предполагал наличие собеседника, а она больше не осмеливалась поверить. – Подумай о чем-нибудь другом», – сказала она себе.

Сзади раздался шорох одежды, скрипнула деревянная половица. Керри перестала дышать. Вот она услышала, как поднялась крышка пианино и зазвучала музыка. Рахманинов. Один из его этюдов. Керри слушала знакомую музыку и покачивалась в такт, пока не поняла, что делает.

– Нет! – закричала она тогда.

Музыка оборвалась.

– Немедленно… оставь меня в покое, – воскликнула Керри.

Голос промолчал. Керри слышала только собственное частое дыхание и последнее эхо музыки, таявшее в тишине. Теперь она не смогла удержаться и обернулась. Но рядом с пианино уже никого не было.

Когда же это прекратится?

Керри снова посмотрела в окно, поглубже забилась в кресло и прижала к себе подушку.

Когда же это наконец прекратится?

Прежде чем лечь в постель и заснуть, ей все же пришлось принять лекарство.

Городская тюрьма занимала квадратное каменное здание в Верхнем Фоксвилле, на берегу реки Кикаха, к северу от пересечения Ли-стрит и МакНейл-стрит. Семьдесят лет назад это была окраина города, но за послевоенные годы город разросся, и тюрьма постепенно оказалась в окружении недавно построенных фабрик и жилых домов. Одно время ходили разговоры о том, чтобы перенести это заведение подальше от жилья законопослушных налогоплательщиков, но это потребовало бы несколько миллионов долларов с тех же самых налогоплательщиков, и постепенно разговоры утихли.

Теперь тюрьма стояла у самого западного края Катакомб – старое уродливое здание, с толстыми стенами, увенчанными колючей проволокой. В Катакомбах это было единственное место, обитатели которого занимали площадь на законных основаниях, чего нельзя было сказать о тех, кто поселился в брошенных квартирах домов по соседству.

– Мрачное сооружение, – сказала Анита.

Она остановила машину у тротуара на противоположной от главных ворот тюрьмы стороне улицы. Хэнк проигнорировал ее замечание, и Анита задала вопрос:

– Вызывает неприятные воспоминания?

– Это в прошлом, – отозвался он.

Сегодня Хэнк надел темно-синий костюм, белую рубашку, зачесал волосы назад и прихватил с собой портфель с копией дела Сэнди Данлоп. Прежние знакомые теперь с трудом могли признать в нем старого приятеля.

Анита выглянула в окошко:

– Хочешь, я тебя подожду?

– Я не знаю, сколько времени там пробуду, – ответил Хэнк. – Лучше я позвоню, если потребуется машина.

Марти позаботился предупредить о его визите, так что Хэнка ждали. Один из охранников проводил его через двор и передал следующему стражу. Знакомое чувство пустоты шевельнулось в животе, как только тяжелая дверь закрылась за ними, но лицо Хэнка осталось бесстрастным. «Это временно, – напомнил он себе. – Я смогу выйти, как только захочу».

Его попросили пройти через рамку металлоискателя, кто-то заглянул в портфель, а потом он остался один в маленькой комнате, всю обстановку которой составляли деревянный стол и два стула. На столе имелась выкрашенная в розовый цвет алюминиевая пепельница, настолько маленькая, что в ней не поместилось бы и три окурка. Хэнк положил портфель на стол, сел и попытался использовать выдавшуюся минутку для того, чтобы освободиться от столь знакомого гнетущего давления толстых каменных стен.

Вскоре дверь открылась, и охранник ввел в комнату Сэнди Данлоп.

– Спасибо, офицер, – сказал Хэнк.

Стражник приветливо кивнул и вышел. Он заслуживал звания офицера не больше, чем Хэнк, но в данном случае лесть не могла повредить. Насколько он знал, никто не становился охранником в тюрьме или регулировщиком на перекрестке по призванию. Сюда шли те, кто хотел получить хоть какую-то власть.

Сэнди остановилась позади стула, оперлась руками на спинку и рассматривала Хэнка. Под левым глазом у нее был синяк, но он появился не меньше трех или четырех дней назад. Без косметики черты ее лица казались совершенно невыразительными, почти размытыми. Сквозь светлые волосы проглядывали темные отросшие корни, а слипшиеся пряди в беспорядке падали на спину и плечи. Те прелести, что помогли ей получить работу в ночном клубе, теперь скрывались под широкими брюками и вытянутым свитером. Хэнк знал здешние порядки. Новичку не стоило привлекать излишнего внимания сокамерников к своей персоне. Если ты не мог завоевать соответствующее положение в драке, оставалось сделаться незаметным.

– Как с тобой здесь обращаются? – спросил Хэнк.

– Я не знаю тебя, – услышал он вместо ответа.

– Я работаю на Марти. – Хэнк встал и протянул руку. – Меня зовут Джо Беннет.

Сэнди не пожала протянутую руку, но села за стол. Хэнк достал пачку сигарет из кармана пиджака и пододвинул к ней. Несколько мгновений Сэнди колебалась, потом вытащила сигарету и кивком поблагодарила Хэнка, когда он поднес ей зажигалку. После глубокой затяжки Сэнди неуверенно улыбнулась и подтолкнула пачку обратно.

– Оставь себе, – сказал Хэнк.

– Спасибо, – выдохнула она вместе с дымом. – Так что ты делаешь для Марти?

– Занимаюсь розыском.

Сэнди кивнула, ткнув сигаретой в пепельницу.

– И что ты хочешь найти сегодня?

– А что у тебя есть?

Еще одна затяжка, еще одна неуверенная улыбка.

– Больше неприятностей, чем я могу осилить, – ответила Сэнди.

А она неплохо держится. Если Марти удастся ее вытащить, может, девчонка еще сумеет выкарабкаться.

– Почему бы тебе не рассказать, что произошло, – предложил Хэнк.

– Я уже рассказывала миллион раз.

– Но не мне. Попробуй еще раз. Я хочу тебе помочь.

Некоторое время она молча изучала его лицо.

– Ладно. С чего начинать?

– Давай с того момента, когда ты в последний раз видела Ронни.

Совершенно непроизвольно Сэнди подняла руку к лицу и потрогала синяк.

– Это его работа?

– Все плохое, что со мной происходило за последние два года, – дело рук этого куска дерьма.