Вступив в контакт с участниками дискуссии, Дукакис несколько месяцев вел с ними диалоги только на религиозные темы. А потом принес Ингманну наметки своего плана.

— Капитан! Хочу вам доложить о том, что люди, которых я считал вначале единоверцами, на деле таковыми не являются.

— Капрал, это имеет значение?

— Лично для меня имеет, а для того дела, что я задумал — нет.

— Подробней можно?

Нестор начал излагать подробней. Классическая православная вера византийского обряда, хотя и не приветствовалась в Сообществе, но никуда не исчезла. Правда, многочисленная когда-то церковь, постепенно превратилась в не слишком большую секту, состоящую в основном из маргиналов.

Попав на Немезиду, Дукакис столкнулся с россиянцами, которые тоже считали себя православными христианами. На деле же, Нестор определил их как ультралиберальных экуменистов.

— А в чем тут разница? Как я понял, обряды не претерпели изменения.

— Огромная разница, даже слишком огромная. Святое Писание и обряды они сохранили, но этика их основана не на священных текстах, а на их толковании. В частности, они считают, что Спаситель наш был обеспеченным бисексуалом и потому алчность, разврат и содомия являются особенностями поведения, а не грехом.

— Дукакис, вы военный или богослов?

— Сэр! Я разведчик, а значит должен быть внимательным к мелочам!

— Хорошо, продолжайте!

Продолжение было гораздо интересней. Пообщавшись с предполагаемыми единоверцами, капрал понял, что единоверцами они ему не являются. Русские тоже оставили в неизменности и священные тексты, и обряды, но этика отличалась от оригинальной еще сильней чем у россиянцев. Основана она тоже была на толковании текстов, но в какую то другую сторону. Местные православные считали, что их вера, так же как и католичество, ислам, иудаизм и атеизм, является всего-лишь доступной для понимания частью некой Истины более высокого порядка.

— Я не стал с ними спорить сэр, хотя как человек истово верующий, я обязан бороться с гибельными заблуждениями. Я прежде всего разведчик, который обязан использовать любые обстоятельства для достижения успеха.

— Какие обстоятельства вы считаете способствующими нашему успеху?

— Эти псевдоправославные недовольны существующим положением. В частности, своей малой значимостью в научной сфере.

А дальше последовало изложение того, что сумел понять Нестор. Местная наука была создана тремя группами людей: атеистами иудаистами и иезуитами. Со временем, в науку пришли люди и других конфессий, но система уже сложилась. Возникли не только научные школы, но и научные кланы, связанные друг с другом разными нитями, включая родственные связи. А это уже означало, что при прочих равных условиях, предпочтение всегда отдадут тем, кого считают своим. Судя по репликам респондентов, сейчас в Академии Наук было сплошное засилье католиков.

Замысел операции "Троя" в общих чертах родился в голове этого капрала.

— Раз есть недовольные, значит есть и возможность к разложению общества изнутри.

Этот вывод Ингманну понравился. Более того, план Дукакиса был расширен. Ставка на одного человека была сочтена им недостаточной. Следовало внедрить в стан врага целую группу эмиссаров. Так родилась идея о том, что русским стоит подсунуть целую группу ложной оппозиции.

— Мы решили, что эта будет оппозиция чисто религиозного плана. Нестору я уже поручил начать подготовку к внедрению целую группу россиянцев. Часть из них, будет состоять из наивных идиотов, искренне верящих в то, что они просто возвращаются к своим единоверцам. Такие у нас есть. Их только нужно объединить в группу. Но с этим мы справимся. Меньшая часть, будет знать истинную цель наших действий. Они пройдут особую подготовку, — именно такое предложение Ингман и озвучил в беседе с Валлентайном.

— Майкл! Все это хорошо, только вы не забыли, что у Академии Наук есть еще структуры, которые заняты ведением разведки?

— Мы это учли. Более того, мы продумали и меры профилактики против их деятельности.

Кончился доклад Ингмана тем, что план "Троя" в общих чертах был принят, а капрал Дукакис, как ключевая фигура начальной стадии операции, был переведен из войсковой разведки в агентурную. И не просто переведен, а с повышением.

СПУСТЯ НЕДЕЛЮ.

Нестор Дукакис уже давно привык молиться богу не вслух а молча. Не годится, чтобы самые сокровенные твои молитвы слышали уши нечестивцев. Так учили его на Эгее.

Он приучил себя скрывать свои истинные мысли от окружающих. Когда он был последний раз откровенен с людьми? Разве что в детстве.

Прожитая им жизнь, это жизнь обманщика и лицемера. Он устал от такой жизни, но привитое с детства терпение и выдержка не позволяли ему поддаваться усталости. Легендарный Одиссей, годами таскал по миру свое весло в поисках людей, никогда не видевших моря. Нестор таскал при себе не весло а крест и искал людей схожих верою и не бессильных при этом.

Одиссей, найдя искомое, вкопал свое весло на площади людского селения, а Дукакис просто поставил богу свечу в местном храме. Одиссей видел этих людей своими глазами, а ему еще предстоит их увидеть. Похоже, что он сумел обвести контрразведку вокруг пальца. Она не сумела увидеть во внешне нейтральных фразах того, что увидели ведущие с ним беседу единоверцы. И в некоторых ответных фразах, безопасники не увидели ничего подозрительного. Зато ему было понятно, что ТАМ все сообразили правильно.

Теперь настал черед уловить уловляющего.

Смущало его только то, что нехорошо он поступает с теми, с кем многое прошел. Но тут уж ничего не сделаешь. Получится, значит он убережет своих боевых товарищей от гибели. Не получится, значит такова их судьба. Жалеть понапрасну и колебаться в своих действиях, он давно отучился. Как и надеяться на награду для своей души. Бог справедлив, и не вознаградит того, кто душу свою грехами губил. Зато люди более милостивы и не проклянут того, кто "душу свою губил за други своя". Нужно ли говорить, что людьми Нестор считал тех, с кем давно расстался на Эгее и тех с кем еще предстоит встретиться здесь, на Немезиде.

ОТ МИРАЖА К МИРАЖУ.

— Ясно, что совсем ничего не ясно, — такими словами оценил работу тайного следствия князь-кесарь.

— Объект ведет себя крайне осторожно. Никаких компрометирующих его действий и высказываний мы за ним не заметили, — Ежевский честно говоря не разделял подозрений Крылова в том, что царица могла составить заговор против державы, — убедительных мотивов для враждебной деятельности тоже не прослеживается.

— Значит, ничего кроме "логической паутинки" мы предъявить не в состоянии?

— Пока нет. Мы прошлись по всем ниточкам и узелкам. Все установленные нами связи находятся внутри общей системы. Внешние связи отсутствуют. Даже в неявном виде.

— То есть, внешняя деятельность вообще не прослеживается?

— Вы же Ваше Величество сами видели, что это так! — Ежевский обычно титуловал Ивана Ивановича в двух случаях: либо на официальном приеме, либо выражая в такой форме свою досаду.

То, что никакого заговора против России нет и не было, в этом он был твердо убежден. Прошли те славные времена, когда любой заговорщик мог организовать заговор в России и при этом не особенно скрывать свои намерения. Жестокий урок, полученный несколько веков назад, был прекрасно выучен. Первое, что сделал лидер депортированных на Немезиду участников Русского Сопротивления — создал эффективную спецслужбу, защищавшую общество от любых поползновений врагов. Сперва Тайная Канцелярия занялась выявлением намерений внешних врагов. Под внешними врагами, тогда понимались в основном подпиндосники. Весьма быстро, Тайная Канцелярия научилась не только выявлять замыслы врагов, но и срывать их. Потом, возникла еще одна спецслужба — Академия Наук. Та, свою задачу понимала очень широко — изучение окружающего мира. Мир изучался не только посредством чисто научной деятельности, воровство научно-технической информации тоже стало предметом ее забот. По мере становления и развития промышленности, сфера приложения усилий этих двух заведений необычайно расширилась. Но кто будет охранять охранителя? Создавать службы с внутренними охранительными функциями сочли нецелесообразным. И вскоре пришлось об этом пожалеть. Спустя тридцать лет после начала депортации "непримиримых", в обществе возникла смута, грозившая привести к большим потрясениям — конфликт между монархистами и республиканцами.