— Право, не знаю, — засомневалась Эвелин. — На твоем месте я бы вела себя осторожно. Не торопи события.

— Не буду, — пообещала Кэтрин.

Кирк Рейнольдс показал Кэтрин лондонский юридический мир. Они побывали в суде «Олд Бейли», где уже несколько столетий подряд судили уголовников, прошлись по главному залу суда мимо мрачных адвокатов в париках и мантиях. Посетили они и то место, где когда-то была тюрьма «Ньюгейт», построенная в XVIII веке. Там, где была тюрьма, дорога расширялась, потом неожиданно снова сужалась.

— Странно, — заметила Кэтрин, — почему они построили такую дорогу?

— Чтоб было место для толпы. Именно здесь преступников публично казнили.

Кэтрин вздрогнула. Это замечание напомнило ей о многом.

Однажды вечером Кирк Рейнольдс повез Кэтрин по Восточно-Индийской дороге, что вела вдоль причалов. — Еще совсем недавно полицейские ходили здесь только парами, — сказал Кирк. — Тут всегда было полно преступников. Вокруг было темно и неуютно, и Кэтрин казалось, что опасность подстерегает их за каждым углом.

Они поужинали на балконе одного из старинных английских кабачков. Балкон выходил на Темзу, где были пришвартованы большие морские суда, мимо которых проплывали баржи.

Кэтрин обожала необычные названия лондонских кабачков. «Старый чеширский сыр», «Фальстаф» и «Козел в сапогах». А как-то они побывали в живописной старой таверне под названием «Орел».

— Могу поспорить, ты пела об этой таверне, когда была маленькой, сказал Кирк.

Кэтрин с удивлением посмотрела на него:

— Пела? Да я никогда ничего о ней не слышала.

— Нет, пела. Здесь когда-то сочинили детскую песенку.

— Какую песенку?

— Много лет назад в районе городской дороги жили портные. К концу недели, когда кончались деньги, портные закладывали свои утюги до получки. И кто-то сочинил об этом песенку:

Вдоль по дороге В «Орел» и обратно Утекают денежки Вместе с утюгами.

Кэтрин рассмеялась:

— Господи, да откуда ты все это знаешь?

— Юристы должны все знать. Ты на лыжах ходишь?

— Боюсь, что нет. А в чем дело?

Он вдруг стал серьезным.

— Я собираюсь в Сент-Мориц. Там великолепные лыжные тренеры. Кэтрин, ты поедешь со мной?

Вопрос застал ее врасплох.

Кирк терпеливо ждал ответа.

— Я… право, не знаю, Кирк.

— Но ты подумаешь над моим предложением?

— Да. — Кэтрин почувствовала, что вся дрожит. Она внезапно вспомнила, какое это было наслаждение заниматься любовью с Ларри. Придется ли ей когда-нибудь испытать нечто подобное? — Хорошо, я подумаю.

Кэтрин решила познакомить Кирка с Уимом.

Они заехали за Уимом к нему на квартиру и все вместе направились ужинать в «Плющ». За весь вечер Уим ни разу не взглянул Кирку в лицо. Казалось, он полностью ушел в себя. Кирк искоса посмотрел на Кэтрин. Она сказала одними губами: «Поговори с ним». Кирк кивнул и повернулся к Уиму. — Вам нравится Лондон?

— Ничего.

— А какой город вы больше всего любите?

— Никакой.

— А как ваша работа?

— Нормально.

Кирк взглянул на Кэтрин, покачал головой и пожал плечами.

Кэтрин опять прошептала: «Пожалуйста».

Кирк вздохнул и снова повернулся к Уиму:

— Я по воскресеньям играю в гольф. А вы играете, Уим?

Уим сказал:

— Клюшки, которыми играют в гольф, бывают с металлической рукояткой, цельнометаллические, широкие, лопаткообразные, укороченные и короткие. Деревянные клюшки, медные клюшки…

Кирк Рейнольдс заморгал глазами:

— Вы, должно быть, большой специалист.

— Он не играет, — пояснила Кэтрин. — Уим просто… знает обо всем. В математике он большой дока.

Кирк Рейнольдс был сыт по горло. Он надеялся провести вечер вдвоем с Кэтрин, а она притащила этого странного парня.

Кирк вымученно улыбнулся:

— В самом деле?

Он повернулся к Уиму и невинно спросил, не знает ли Уим случайно, сколько будет два в пятьдесят четвертой степени?

Секунд тридцать Уим сидел молча, уставившись на скатерть. Кирк уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, как он произнес:

— 576 460 752 303 423 488.

— Мой Бог, — воскликнул Кирк. — И это правильно?

— Да, — огрызнулся Уим. — Правильно.

Кэтрин повернулась к Уиму:

— Уим, а ты можешь извлечь корень в шестой степени из… — Она наугад назвала цифру: — 24 137 585?

Оба следили за Уимом, на лице которого ничего не отразилось. Через двадцать шесть секунд он сказал: «Семнадцать, в остатке шестнадцать».

— Не могу поверить, — воскликнул Кирк.

— Придется поверить, — заметила Кэтрин.

Кирк взглянул на Уима.

— Как вам это удается?

Уим пожал плечами.

— Уим может перемножить в уме два четырехзначных числа за тридцать секунд и за пять минут запомнить пятьдесят телефонных номеров. Причем навсегда.

Кирк Рейнольдс с изумлением смотрел на Уима Вандина:

— Человек с такими возможностями пригодился бы у меня в конторе.

— У меня есть работа, — резко ответил Уим.

Когда Кирк Рейнольдс привез Кэтрин домой, он спросил:

— Ты не забудешь про Сент-Мориц, правда?

— Не забуду. («Почему я не могу просто согласиться?») Позже вечером позвонил Константин Демирис. Кэтрин уже было совсем собралась рассказать ему о Кирке Рейнольдсе, но в последний момент передумала.

Святой отец Константиноу не находил себе места. С того момента как он увидел в газете сообщение о смерти Фредерика Ставроса под колесами автомобиля, мысль о нем преследовала его. За свою жизнь священник выслушал тысячи исповедей, но трагическая исповедь Фредерика Ставроса, за которой последовала его смерть, оставила неизгладимое впечатление.

— Эй, ты чем-то обеспокоен?

Отец Константиноу повернулся и посмотрел на красивого обнаженного юношу, лежавшего рядом с ним.

— Да нет, все в порядке, малыш.

— Разве тебе со мной плохо?

— Ты же знаешь, что нет, Георгиос.

— Тогда в чем дело? Ты ведешь себя так, будто меня здесь нет, черт побери.

— Не ругайся.

— Мне не нравится, когда на меня не обращают внимания.

— Извини, дорогой. Просто… дело в том, что одного из моих прихожан сбила машина.

— Мы все когда-нибудь умрем, верно?

— Разумеется. Но тот человек был очень обеспокоен.

— У него что, с головкой были нелады?

— Нет. Он знал одну ужасную тайну, и этот груз оказался для него слишком тяжелым.

— Какую тайну?

Священник погладил юношу по бедру:

— Ты же знаешь, мне нельзя говорить об этом. Я не могу раскрывать тайну исповеди.

— А я-то думал, что у нас нет друг от друга секретов. — Их и нет, Георгиос, но…

— Gamoto! Или они есть, или их нет. К тому же парень-то тот умер, верно? Так какая разница?

— Никакой, я полагаю, но…

Георгиос Лато обнял священника и прошептал ему на ухо:

— Мне интересно.

— Ты щекочешь мне ухо.

Лато принялся ласкать святого отца.

— О… еще, пожалуйста…

— Тогда скажи мне.

— Хорошо. Наверное, сейчас уже вреда от того не будет.

Георгиосу Лато удалось кое-чего добиться в жизни. Родился он в трущобах Афин и с двенадцати лет стал продавать себя. В начале Лато просто бродил по улицам и зарабатывал несколько долларов, обслуживая пьяных в парке и туристов в гостиничных номерах. Судьба подарила ему красивую внешность и сильное, мускулистое тело.

Когда юноше было шестнадцать, сутенер сказал ему: «Ты, Георгиос, poulaki. Зря тратишь силы. Могу помочь тебе заработать хорошие деньги». Свое обещание он сдержал. С того момента клиентами Георгиоса были только важные, состоятельные люди, щедро платившие ему за услуги.

Встреча с Никосом Веритосом, личным помощником могущественного воротилы Спироса Ламброу, резко изменила жизнь Лато.