Ныне, когда историки, экономисты, демографы объединяют силы в деле реабилитации Великого коллективизатора, появляются такие публикации, которые стоят за пределами науки. Так, журнал «Вопросы истории КПСС», касаясь вопроса ликвидации класса кулаков, сообщил недавно, что в 1930 году из деревень выселили 115,2 тысячи кулацких семей, а в 1931-м — 265,8. Всего за два года 381 тысячу[106].
Если считать, что средняя семья состояла из пяти членов, получится около двух миллионов человек. Всего лишь два миллиона. И только за два года. Остальные годы прошли мимо этой журнальной статистики. Не рассказывает она, сколько «кулаков», их детей и стариков погибло, сколько попало в тюрьмы, в лагеря. И какие муки пережили дети и внуки сосланных и арестованных, дети и внуки, лишенные всех гражданских прав.
…Деление людей на жертв войны и жертв мирного времени весьма условное деление. Сплошная насильственная коллективизация — захват земли вооруженными отрядами государственных головорезов, пленение миллионов зажиточных крестьян и изгнание их в гибельную ссылку, разграбление имущества, плановые убийства, — что это, как не гражданская война, развязанная Сталиным в 1929 году?
Об этой войне, о жертвах коллективизации, о жертвах голода при жизни Сталина говорить никто не осмеливался. Молчали газеты, молчали ораторы. Как же это Ленин не убоялся гласности в 1929 году?
О голоде в Поволжье писали все газеты России, о нем докладывали на заседании Лиги Наций. Комитеты помощи голодающим были организованы во многих губерниях и при ВЦИКе. Владимир Антонов-Овсеенко, возглавлявший губпомгол в Самаре, эпицентре голода, по просьбе Ленина опубликовал книги о борьбе с голодом. Одна из них называлась «Спешите на помощь умирающим от голода». И ежедневные сводки в газетах. И статьи во всех журналах. И рассказы, повести писателей. И выступления на IX Всероссийском съезде Советов о голоде.
После беседы с беспартийными крестьянами, делегатами съезда, Ленин пригласил к себе Антонова-Овсеенко.
— Хорошо выступал ваш самарский крестьянин Бурматнов. Но он говорил, товарищ Антонов, что у них в Ставропольском уезде людей едят…
— Это не совсем так, Владимир Ильич. Там, да и не только там, есть случаи трупоедства.
— Трупы едят? — переспросил Ленин. Он записал что-то в блокнот и сказал с болью и гневом:
— За это ответят интервенты[107].
Если хорошенько подумать, то не только интервенты виновны в том бедствии. Но это другой разговор. А кто ответит за гибель миллионов хлеборобов в годы коллективизации?
В феврале 1933 года Сталин собрал в Москве первый Всероссийский съезд колхозников-ударников. О чем только не говорил великий коллективизатор. Сначала — реверанс клоуна: я де не думал выступать, «но так как вы настаиваете, а сила в ваших руках, — я обязан подчиниться». Потом он рассказал собравшимся несколько сказок: о двадцати миллионах бедняков, ставших почти зажиточными, о счастливой социалистической жизни, которая ждет их завтра, и — притчу о пользе терпения. Оказывается, во время гражданской войны рабочим Москвы и Петрограда выдавали по восьмушке фунта хлеба и то наполовину со жмыхами. Целых два года терпели рабочие. Терпели и не унывали. Так что «ваши нынешние трудности, товарищи колхозники, кажутся детской игрушкой»[108].
Добрый волшебник рассказывал, послушные дети слушали, в лозунги поиграли, отличными успехами похвалились. О чем угодно говорил устроитель этого спектакля, даже о бабе одной вспомнил, как она на общем собрании подол задрала, — о чем угодно, только не о голодных мучения десятков миллионов братьев вот этих делегатов-ударников.
На этом опереточном представлении Сталин новый лозунг выстрелил — «Сделать колхозы большевистскими, а колхозников зажиточными». Ему еще и надругаться хотелось над своими жертвами.
Эту черту характера тоже возьмем на заметку.
А голод всю зиму неутомимо, свирепо косил кормильцев, сотнями тысяч косил. Об этом на съезде ударников — ни слова.
Сталин действовал в духе грузинской пословицы: «Если нет у тебя в руках палки, — брось собаке кусок хлеба». Сталин никому ничего не давал — только отнимал. Он мог себе это позволить, ибо ни разу не выпустил из рук палки.
Ну, а что же наши писатели, мастера соцреализма? В декабре тридцать второго года они соберутся на первый пленум оргкомитета своего Союза — делить власть в литературе, громить рапповцев, перевальцев, напостовцев[109]. И еще они будут воспевать достижения и победы, достигнутые под мудрым водительством Сталина. И ни слова о голоде, о трагедии страны. К тридцать второму году они уже научились поддакивать и молчать.
Один из видных соратников Ленина Эммануил Квиринг, работавший после революции на Украине, отправил в восемнадцатом году в ЦК записку. Он пришел к любопытному выводу: «Рабочий класс не представитель силы, он демократичен. А крестьянин, — кто ему даст землю, за тем он и пойдет».
Ортодоксы отнесли это высказывание старого большевика к разряду серьезных политических ошибок.
Сталин отнял у крестьян землю, и они за ним, естественно, не пошли. Тогда он отнял у них саму жизнь, а менее строптивых милостиво переселил на край света. Но и оставшиеся не поняли его гениальных намерений. С тех пор в России не хватает хлеба.
Так ли уж не прав был Квиринг?
И сколько бы казенные историки не колдовали над цифрами, придумывая различные комбинации и выгодные точки отсчета, простую истину не обойти: двадцать восьмой год оказался пределом сельскохозяйственного производства на долгие годы — до самой войны. А если и выпадал когда урожайный год (спасибо погоде!), сколько зерна пропадало?
…Типичный для тридцатых годов ландшафт: на железнодорожной станции, возле путей, высоким конусом насыпана пшеница нового урожая. Вагонов нет, складов тоже, и хлеб гибнет под дождем. А взять никто не смеет — на самом верху стоит красноармеец с винтовкой.
Никакие шаманские заклинания ЦК о «дальнейшем подъеме сельского хозяйства» не помогали. Сталин отвратил крестьянское сердце от земли. И стала земля проклятьем хлебороба.
Надежно порушил Сталин союз рабочих и крестьян, один из главных принципов революции, основу советского строя. Так под мудрым ЕГО водительством была одержана важная победа контрреволюции в войне с собственным народом. Боевые заслуги вдохновителя и организатора деревенского погрома были отмечены в 1930 году орденом Красного Знамени. И милейший, исполнительный председатель Центрального Исполнительного комитета Михаил Калинин прикрепил к груди храбреца второй боевой орден.
Все верно: историческая ответственность — на Сталине. Это, конечно же, не снимает вины с подручных — Молотова, Кагановича. И с хитроумного Анастаса Микояна. Никто не восстал против тирана, все руку приложили к крестьянской гибели.
В той истребительной войне участвовала целая армия штатных мародеров. Пройдя активную полевую практику, они стали специалистами по обыскам, грабежу, арестам, убийствам, выселению. Через несколько лет Сталин найдет этим мастерам достойное их квалификации применение.
В годы коллективизации народы бывшей царской империи пережили моральный кризис, сравнимый разве что с моральным потрясением. Раньше Сталина боялись только партийные верхи. Теперь страх перед этим человеком испытали массы. С этим страхом они уже не расстанутся до самой кончины Отца Родного. Непомерное горе, жестокость управителей надломили народу хребет. И люди почувствовали себя подданными царя-ирода.
Ну, а как все-таки оценивает эту трагедию официальная историография?
«…бедняки стали обеспеченными людьми»… Достигнута «громадная, всемирно-историческая победа рабочего класса и крестьянства»… «Завершена победа социализма в сельском хозяйстве»… И все это — «благодаря смелой, революционной и мудрой политике партии и правительства».
