И все же вершина его жизни — не юбилейный день тридцать девятого года. Тогда, может быть, — VIII съезд Советов, давший народу Сталинскую Конституцию? Или 9 мая сорок пятого — день победы?

Нет, не то, не то… Вершина Его жизни — тот день тридцать седьмого, когда полководец Иона Якир выкрикнул перед казнью: «Да здравствует товарищ Сталин!».

* * *

Выставка «Сталин в советском изобразительном искусстве» открылась в просторных павильонах на Фрунзенской набережной. Я был участником этого позора. По поручению дирекции подготовил методическое пособие для экскурсоводов и сам водил сотни рабочих, солдат, служащих, студентов, школьников по этим залам. Я останавливал их у каждой картины с фигурой Вождя: Сталин на трибуне, Сталин на крейсере, Сталин на канале, Сталин на паровозе, Сталин в окружении рабочих, колхозников, пионеров, ученых и т. п. Сталин в кабинете — с газетой и без. Сталин в театральной ложе. И всюду — соратники, соратники, соратники. Я подводил группу к скульптуре — везде Он, Он, Он. И на гравюрах. И на фарфоровых вазах Дулевского завода, на шкатулках палехских мастеров.

Года не прошло со дня гибели Антонова-Овсеенко, а его сын славит убийцу.

Для меня, девятнадцатилетнего юноши, имя Сталина было свято. А казни врагов народа, — что ж, государство имеет право защищаться от врагов. В таком деле возможны ошибки, но Сталин здесь не при чем. Он был и остается великим Вождем.

Так я думал тогда. Так меня воспитали.

Какой океан горя надо переплыть, чтобы прозреть?..

Лето 1944 я встретил на центральном пересыльном пункте (ЦПП) Печорлага. Это была большая зона, тысячи на три заключенных. Перед отправкой на производственные колонны тяжелой работой особо не морили. Мне досталось украсить клумбу возле небольшого клуба-сарая профилем Сталина. Цветов никаких, там они не растут. Так, серый песочек, половинки кирпича, кусочки битого стекла. И я сделал эту клумбу с божественным профилем.

Божество и в лагере оставалось Божеством. За этим следила целая армия охранников. Как рассказал один заключенный (в передаче Т.И. Тиля), в тридцать восьмом в Норильске оперчекисты выявили в зоне «группу» Иоффе. Борис Иоффе писал стихи. В одном стихотворении он раскрыл подлинный облик Сталина — палача.

Расстреляли всю группу.

На Печоре мне довелось встретиться с бывшим завхозом театра. Он получил 10 лет за то, что отнес бюст Вождя за кулисы и повернул его лицом к стене…

Тысячи и тысячи граждан, партийных и беспартийных, томились в лагерях за куда меньшие провинности. Многие попали за анекдоты. Достаточно было услышать и не донести. Не то что рассказать.

Сергей Михайлович Лунин учился на 5 курсе Первого Мединститута. В компании двоих сокурсников он рассказал:

…Идет колхозное собрание. Вручают премии передовикам. Доярке Маше Ивановой — платок на голову. Свинарке Ане Сорокиной — патефон с пластинками. Звеньевой Полине Рощиной — бюст товарища Сталина.

— Так ей и надо, сволочи! — заметила подруга.

…Лунина забрали на другой день: донесли друзья. Вдвоем пошли в Органы. Как же иначе? Если бы донес один, взяли бы двоих…

На Лубянке Сергея Лунина отличили, — все ж потомок знаменитого декабриста. Сам Берия вызвал к себе в кабинет, дважды лениво ударил по лицу. И отправил на Магадан.

* * *

«Масштабы оправдывают все», — говорит месье Верду в Чаплинском фильме. Миллионы тонн бумаги, миллионы тонн мрамора, миллионы людей были переработаны в книги, памятники, трупы. И все — для возвеличения Одного.

* * *

…Раненая память не расстанется со стихотворением Федора Сологуба — им закончилась первая часть нашей книги.

«И сойдется клином свет…»

Сбылось, сбылось предвидение поэта.

Они нашли друг друга

Эрих Мюзам, немецкий поэт-коммунист, сидел в гитлеровских тюрьмах. На долю его жены достались тюрьмы сталинские. В Советский Союз она приехала по приглашению Е.Д. Стасовой. Вскоре ее пригласили на Лубянку. Потом — в лагерь. В 1957 году она встретится в Берлине с Анной Киперс, женой латышского поэта. Анна провела годы в таких же исправительных лагерях. И скажет бывшая узница-немка своей подруге узнице-латышке:

«Вайс ду, Сталин — дас ист Гитлер плюс Азиен…»

Они стоили друг друга, германский вождь и советский фюрер. Их союз был предопределен. Так один уголовник безошибочно находит другого в многотысячной толпе.

И вот они уже вместе идут «на дело».

История этого альянса напоминает провинциальную мелодраму: любовь с первого взгляда, безграничная доверчивость, коварная измена, печальный конец…

В годы становления Гитлера Сталин не упускал случая заклеймить германский фашизм. В 1936 году с трибуны VIII съезда Советов он заявил: «Новая Конституция СССР будет обвинительным актом против фашизма».

То были слова. А на практике ни один политический деятель не сделал столько для укрепления гитлеровской диктатуры, как генеральный секретарь ЦК большевистской партии Иосиф Сталин.

В тридцатые годы Сталин провозгласил одну из самых вредоносных доктрин — будто все иностранные социал-демократы являются союзниками фашизма. Меж тем немецкие социал-демократы, вступив в блок с коммунистами, могли бы организовать отпор Гитлеру[198].

Против раскола между социал-демократами и коммунистами Германии выступил Троцкий. Он предупреждал о возможности прихода к власти Гитлера[199]. Но Сталин требовал «беспощадного разоблачения» социал-демократов как изменников[200].

Раскол немецкого рабочего движения на совести Сталина. То была первая неоценимая услуга фашизму. Вторая, не менее значительная: немецкие коммунисты получили инструкцию — воздерживаться от активного сопротивления Гитлеру. Летом 1931 года немецкие коммунисты выступили против правительства Пруссии вместе с фашистами и другими правыми — единым фронтом. Самоубийственная тактика. Она привела к гибели сотен тысяч сынов немецкого народа.

24 декабря 1933 года Гитлер заявил, что Германии необходимо вооружаться, ибо она является оплотом Запада против Советов. Именно в это время Сталин начинает готовить почву для сближения с фюрером.

17 августа, за три месяца до памятного заявления Гитлера, Авель Енукидзе встретился с германским послом Дирксеном. Секретарь ЦИКа высказал мнение своего правительства: оно проявляет «полное понимание развития дел в Германии». Мотивируя позицию «руководящих деятелей» (читай — генсека), Енукидзе высказался в том смысле, что система гитлеровской диктатуры сродни советской. И в этом ему виделся залог возможного сближения[201].

Если вдуматься, то секретарь ЦИКа высказал вполне реалистическую точку зрения. Сходны были не только системы гитлеровской и сталинской диктатуры, но и тактика и стратегия захвата партийной и государственной власти.

Гитлер объявил своей первейшей целью создание в Германии neuer Ordnung. Сталин начал строить новый порядок значительно раньше, но фора, вырванная им у истории, помогла мало. Используя присущие немецкой нации организованность и трудолюбие, Гитлер сумел — на зависть кремлевскому диктатору — создать в краткий срок образцовую казарму. Зато Сталин добился — на зависть фюреру — от своих подданных такой монотонной покорности, которую можно встретить лишь у оперируемых под общим наркозом.

Войну против собственного народа оба начали с провокации: Гитлер — с поджога Рейхстага, Сталин — с убийства Кирова. Покушение 20 июля 1944 года фюрер ловко использовал для расправы с неугодными генералами. А почему бы и нет, ведь его дальновидный московский коллега провел такую же акцию шестью-семью годами ранее.