… Радиофизик А.С. Рожанский при голосовании резолюции, требующей смертной казни членам мифической «промпартии» в 1929 году, воздержался и, естественно, угодил в лагеря. Чудом остался жив, вышел на свободу. Незадолго до смерти успел поработать над первой в мире радиолокационной установкой.

Нет, ученые не только целовали ручку дающего. Они ковали ему оружие, с помощью которого он потом поработит половину Европы.

Этика ученого. Что с нею сделал Сталин?..

Ученому миру хорошо известно имя буддолога Щербатского, основателя Института буддийской культуры. При Сталине Институт разгромили, директора уничтожили. С рукописями случилось то, что случалось на каждом шагу: их присвоили респектабельные мародеры от науки.

…Философ Ян Эрнестович Стэн, учивший Сталина азам логики, погиб в тюрьме. Его труд издал под своим именем «академик» М.Б. Митин, один из сочинителей фантастической биографии Вождя.

Наглой, уверенной поступью вошло в науку воровство. Академики-назначенцы и членкоры милостью Сталина, легионы липовых «докторов» и «профессоров», захлебываясь от нетерпения, кинулись грабить и выкорчевывать.

Если составить перечень только известных ныне украденных и присвоенных «учеными» опричниками открытий, изобретений, исследований, — огромный том получится.

Развязав в тридцать пятом году большой террор, Сталин не мог мириться более с академической «вольницей». Какие-то подозрительные иностранцы ездят туда-сюда, что-то пишут, думают что-то, изобретают. Кому они служат? Мировой буржуазии выгодно иметь своих агентов в самом сердце Великой Державы. Мы их еще кормим-поим, лучшие квартиры даем, лаборатории… Само их присутствие разлагающе действует на наших замечательных ученых-патриотов. При царях-изменниках иностранцы роились вокруг Российской Академии в Петербурге. Рабочий класс больше этого не потерпит.

Словом, к тридцать седьмому году тот скудный ручеек, с которым в Советский Союз притекали мировые умы, прервался.

Никто и ничто так не способствовало отставанию советской науки от мировой, как сталинщина. Как почетный академик Иосиф Сталин. К концу его жизни это отставание стало катастрофическим.

«Выпьем за науку, не за ту, которая… а за ту, которая…»

В тридцать восьмом, когда Сталин произнес этот не очень вразумительный тост, той науки, за которую он не хотел выпить, и тех ученых уже не стало. Остались лишь те, что не ленились ручку целовать злодею.

Иван Грозный в одном из посланий князю Курбскому писал:

«… а пожаловати есми своих холопей вольны, а и казнити вольны же».

Сталин был волен казнить и миловать кого угодно. Самый вольный человек в своей гигантской латифундии.

Удобней всего было бы не миловать никого. Но кто ж тогда будет работать? А восторгаться милостью вождя кто будет? И потом, если ликвидировать всех до одного старых коммунистов, генсека, чего доброго, обвинят в тотальном терроре…

Так вступили в конфликт прихоть с необходимостью. Пришлось кое-кому оставить жизнь. Но Хозяин «миловал» отнюдь не первых попавшихся. В Грузии он не уничтожил лишь двух видных партийцев — Филиппа Махарадзе и Миха Цхакая. Они знавали Кобу — подлинного, не вымышленного! — с юных лет, но оказались более покладистыми, нежели убиенные Картвелишвили, Орахелашвили с товарищами…

Несколько известных большевиков Сталин пощадил в Киеве, Москве, Ленинграде.

Политическая физиономия Д.З. Мануильского с точки зрения ортодоксального большевизма выглядит подозрительно-пестро: во Франции в годы эмиграции, он примыкал к меньшевикам, в семнадцатом не сразу встал на ленинскую платформу, был близок к Троцкому. Одного этого с лихвой хватило бы для зачисления Дмитрия Захаровича в стан «врагов». Но он проявил себя весьма активным сторонником Сталина на съездах партии в двадцатые годы. После смерти Ленина Сталин ввел Мануильского в президиум Исполкома Коминтерна. Он полностью оправдал доверие генсека, выявляя мнимых «оппортунистов». После войны Мануильский выполнял обязанности опереточного министра иностранных дел Украины. Он дослужился до поста зампред Совета министров Украины и на целых шесть лет пережил вождя-благодетеля.

В отличие от Мануильского, другой ветеран партии, М.М. Литвинов, пытался держаться независимо. Деятель гораздо более крупного калибра, Литвинов не был покорным исполнителем сталинской воли. Это проявилось в кризисном тридцать девятом году, когда вождь круто изменил курс внешней политики, вступив в сговор с Гитлером.

Литвинова сняли с поста наркома иностранных дел, почти всех его сотрудников репрессировали. Литвинов ждал ареста. Ждал год, два, три… Но Сталин так и не тронул опального дипломата.

Каприз деспота? Несомненно. Однако считаться с иной человеческой жизнью его понуждала амбиция властителя… — А что люди скажут? Там, на Западе скажут?.. Мнение заграницы было для Сталина далеко не безразлично. И потом, Литвинов-дипломат мог еще пригодиться.

Литвинов — один из двух видных соратников Ленина, которым Сталин милостиво даровал жизнь. Вторым был Г.И. Петровский.

Почему Сталин не расправился с ним, как с Любченко, Косиором и другими лидерами украинских большевиков? Весной 1939 года, когда все они были заключены в тюрьму или погибли[173], пленум ЦК КП(б) Украины освободил Григория Петровского от должности председателя Верховного Совета республики в связи с назначением на пост заместителя председателя Совета Союза. Все знали, что должности такой не существует, что туда не назначают, а выбирают (формально, по крайней мере!), но старейшего коммуниста с почетом проводили в Москву.

В столице Григорий Иванович оказался не у дел. С соратником Ленина боялись разговаривать. Даже Клим Ворошилов не принял его.

Назначили Петровскому пенсию — 80 рублей в месяц и забыли о нем. Пенсия ничтожная, квартиры нет… Долго слонялся член ЦК В КП по вдруг оглохшей столице, пока случайно не встретил Федора Никитича Самойлова, директора центрального Музея Революции. В 1912–1914 годах они вместе представляли большевиков в IV Государственной Думе. Самойлов предложил Петровскому место замдиректора музея по хозяйству: должность завхоза не входила в номенклатуру ЦК, и Самойлов надеялся, что за эту вольность кремлевский громовержец с него не взыщет. Григорий Иванович поселился на чердаке музея и с увлечением отдался собиранию документов революции.

Почему же все-таки Сталин не уничтожил этого ленинца? Неужто только из «уважения» к бывшему депутату Думы?

На очной ставке с «врагом народа» Станиславом Косиором, устроенной Сталиным, с участием Ежова, Григорий Иванович держался смело. За двадцать лет до этого, в Туруханской ссылке, Петровский отвесил Кобе пощечину за провокационные измышления.

…В тюрьме хулиганствующий уголовник не тронет фраера, если тот отважится дать отпор. Не в этом ли парадоксе бандитской психики — разгадка особой «милости» тирана?

«Милость» Сталина распространилась на несколько десятков старых членов партии, не оставивших заметного следа в революции. Они нужны были ему для создания видимости ленинского антуража вокруг собственной персоны. Постоянное славословие, сочинение — к случаю — приветственных адресов, присутствие в президиуме съездов и конференций. И создание новой истории партии. В этом смысле полезным слугой-исполнителем оказался Емельян Ярославский (М.И. Губельман).

Генсек приметил Ярославского еще при жизни Ленина, ввел его в центральный аппарат и поручил редактирование ведущих органов партийной печати. Ярославский предпринял издание «Истории ВКП(б)» и краткой биографии Сталина. Яркая посредственность, Ярославский на поприще фальсификации истории проявил редкую старательность. Он соединял в одном лице партчиновника и плодовитого фантаста — удивительный продукт времени. Этому присяжному переписчику истории Хозяин поручил возглавить Общество старых большевиков.

Сталин сначала ликвидировал Общество, потом ликвидировал старых большевиков. А Емельяна оставил. Оставил и отметил высшей наградой — сделал его на XVIII итоговом съезде членом ЦК.