Однако перепись дала ошеломляющие результаты: число граждан социалистической державы оказалось равным всего 156 миллионам. Следовательно, общий прирост составляет лишь 7.2 миллиона.

Дефицит равен 30.4 миллиона.

Сколько смертей пришлось на тюрьмы и лагеря, сколько — на голод, установить трудно, невозможно.

Объявлять результаты? Не лучше ли объявить перепись тридцать седьмого года вредительской? Именно так и поступил Сталин. 26 сентября «Правда» опубликовала сообщение Совета Народных Комиссаров. Из сообщения следовало, что в ходе переписи населения, имели место «грубейшие нарушения элементарных основ статистической науки». На этом основании правительство объявило Всесоюзную перепись неудовлетворительной.

Данные переписи были немедленно изъяты и уничтожены. Правда, кое-какие цифры остались в головах руководителей статистической службы.

…Первой слетела с плеч голова начальника ЦСУ Ивана Адамовича Краваля. Он был близок Дзержинскому, заведовал при жизни Феликса Эдмундовича отделом труда и зарплаты Главного экономического управления ВСНХ. В свое время Иван Адамович окончил ИКП, считался учеником «школы Бухарина». Когда пришла пора проклинать Бухарина, вынужден был проклинать вместе со всеми…[177]

Вместе с Кравалем исчезли все его замы. Впрочем, нет, один уцелел — Александр Степанович Попов. Почему-то, повременив с арестом, послали в Ярославль, на родину Попова, специальную комиссию: не «чуждого» ли он происхождения?

Начальник бюро Всесоюзной переписи А. Квиткин считался лучшим демографом России. Он был приметен: волосы до плеч, вечная папироса во рту. Шагая по коридорам ЦСУ (управление размещалось в тридцатые годы в бывшем особняке Морозова, в Большом Вузовском переулке), он беседовал с сотрудниками на ходу. Аристарха Квиткина схватили сразу же по получении крамольных данных переписи.

Среди арестованных был секретарь парторганизации ЦСУ Иван Николаевич Балашов. Но ему удивительно «повезло»: его не расстреляли как прочих, а отправили в истребительные лагеря. Узникам Бутырской тюрьмы запомнилась коренастая фигура, открытый взгляд этого очень простого, очень русского человека…

1955 год. Балашов жив. Балашов пережил Сталина. По случаю пересмотра дел репрессированных работников ЦСУ, в Прокуратуру СССР пригласили одного случайно уцелевшего статистика Давида Яковлевича Бозина. Ему довелось ознакомиться с делом И.Н. Балашова. Военная коллегия только что установила его полную невиновность… Бозин просматривает последние листы огромного тома. Вот еще один документ, венчающий «дело». Это справка о расстреле Балашова.

Его убили за неделю до реабилитации.

Кому-то он мог помешать, живой.

Итак, переписи 1937 года не было. Но жить вовсе без переписи населения как-то неуютно. Да и перед Европой неудобно. Генсек назначил новую перепись на 1939 год. И она дала то, что нужно: число подданных оказалось равным 170 миллионам. «Прирост» за два года -14 миллионов.

Если вспомнить какие это были годы, 1937–1938, какие урожайные на смерть, то произошло чудо. Однако при сравнении с результатами переписи 1926 года чудо сразу поблекло: 21.2 миллиона прироста за 13 лет — не густо… Это составляет всего 9 процентов общего прироста населения, вместо ожидаемых — и естественных! — 29 процентов.

Под каким нажимом, с применением каких «поправочных коэффициентов» получена эта утешительная цифра — 170 миллионов, как удалось «причесать» непослушную статистику, мог бы рассказать Владимир Николаевич Старовский, новый начальник ЦСУ. Статистические манипуляции принесли ему звание Героя социалистического труда и члена-корреспондента Академии наук — пример и образец для соискателей…

«Кто заказывает музыку, тот и платит».

Сталин мог быть доволен. Кого надо уже убрали. Никто ничего о переписи тридцать седьмого не узнает. Но нет покоя в ночном кабинете «Кремлевского горца»: вот товарищи сказали — за границей какие-то статистические ежегодники издают, целые институты работают, состояние дел в моей стране изучают! Мало им своих империалистических забот!.. Но цифры-то, цифры не с потолка берут.

Да… Статистика требует неусыпного надзора (назовем это «партийным контролем»). И посадил Сталин статистику под замок.

Будем надеяться, что эта сталинская акция имеет предел во времени.

А как же все-таки быть с людьми? Маловато стало строителей. С кем пятилетки выполнять? Предначертания без исполнителей так и останутся предначертаниями. Пусть даже великими, то есть, величественными, нет — пусть и то и другое.

Можно, конечно, прекратить аресты, остановить голод, вернуть землю тем, кто ее обрабатывает. Но это будет капитуляция перед частнособственническими элементами. Позор капиталистического НЭПа не повторится. Партия Ленина-Сталина никогда не изменит принципам сталинского социализма.

И тут Сталина осенило. А что если попробовать увеличить рождаемость детей? Ведь так просто. И как всегда — гениально. Да, но каким образом осуществить эту действительно гениальную идею? Не поднимать же в самом деле благосостояние народа… Хватит с него того, что мы на каждом съезде партии объявляем о дальнейшем росте всех благ. Пожелаем ему всех благ и продолжим наши размышления. Пожалуй, лучше всего запретить что-нибудь. Но что именно?

И Мудрейший запретил аборты.

Но рождаемость не увеличилась. Увеличилось число арестантов — за счет гинекологов и самодеятельных «докторов», преступивших новый закон. Увеличилось число больных женщин.

Точному подсчету потерь помешала война. Но это уже новые потери и новые статистические игры.

Статистика не ведает точного числа загубленных в тюрьмах и лагерях. На Лубянке, после смерти Сталина, уничтожили все бумаги казненных (не казненных — убитых. Кто ж их казнил официально, по инструкции, «врагов народа»?). Одни пустые папки с фамилиями подследственных остались. В лагерях ямы с миллионами трупов засекретили, зоны перекопали. А сколько кладбищ по городам и весям с землей сравняли?.. Поди — сосчитай…

(Палачи давно на пенсии. Такие жирные пенсии не снились рабочим. Палачи выращивают персики и розы на южных дачах. И внучкам на бриллианты хватает. Кто осмелится их мародерами назвать? О числе этих высокозаслуженных граждан статистика тоже молчит.)

И в двадцатые годы тюрьмы не пустовали. Но число заключенных пока еще не превышало числа арестованных в царское время.

Среднесуточное количество заключенных.

1905 год — 85 000

1906 год — 111000

1907 год — 138 000

1908 год — 171000

1909 год — 175 000

1910 год — 168 000

1911 год — 175 000

1912 год — 183 000

1923 год — 65 000

1924 год — 86 000

1925 год — 98 000

1926 год — 104 000

1927 год — 122 000[178]

К сожалению, мы не располагаем данными за последующие годы. Зато нам известна численность населения тюрем и истребительных лагерей в год большой волны, в год тридцать восьмой, —

ШЕСТНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ.

В период полицейской реакции — во всех учебниках ее называют «кровавой», «страшной», — последовавшей за революцией 1905–1907 годов, в царских тюрьмах сидело 170–180 тысяч. Что говорить — жестокое было время…

Таблица наводит и на другие размышления. После 1923 года наметилась явная тенденция к росту заключенных, в двадцать седьмом их число удвоилось. Пройдет всего десять лет — будет 16 миллионов.

Это число надо сопоставить с населением страны. По переписи 1937 года оно равнялось 156 миллионам. В 1938 году с учетом прироста могло быть 158 миллионов — почти 160.

Итак, 16 миллионов на 160. Каждый десятый.

А если без детей и престарелых?..

30 мая 1978 года газета «Правда» сообщала: в Уругвае 7 тысяч политических заключенных — по одному на 400 жителей. Почти столько же — в ЮАР[179].