В этом плане они видятся мне в одном историческом ряду — Линкольн, Столыпин, Киров, Ганди, Кеннеди…

За ними голубых мундиров тень…

Одно остается непонятным: почему убийство Сергея Кирова называют только политическим актом? Уголовник прикончил соперника с помощью фанатика «шестерки», — вот что произошло в Смольном 1 декабря 1934 года.

Авраама Линкольна убили с целью изменить государственную политику. И в Джона Кеннеди стреляли не из ревности. Но и Сталин, устраняя Кирова, разве не изменил сразу же круто внутреннюю политику?

Трудно в наш адов век провести грань между уголовщиной и политикой. Вот и в деле Кирова тесно сплелись эти два начала.

Развязать террор и поставить великий русский народ прочно на колени. Все народы бывшей царской империи — на колени. Убрать главного соперника в борьбе за новую монархию, свалить вину за убийство на других соперников. Шантаж, провокации, клевета, тихие убийства, громкие процессы, — чего здесь больше — уголовщины или политики?

Не будем вникать в дозировку сталинской кухни. Важно, что Он достиг своей цели. Вернее — нескольких целей.

Убрал главного соперника. Дискредитировал, а затем казнил других партийных лидеров. Запугал народ обострением «классовой борьбы» и под этот шум начал истребление ленинской гвардии.

Лицензию на массовые убийства он выписал себе сам — кровью Кирова.

И для усиления резонанса — прославление убиенного. Имя Кирова присваивают заводам, колхозам, шахтам, академиям, школам, кораблям… Этой чести удостоены две области и 17 городов. На карте страны появилось три Кировска, три Кировское, Кировоград и Кировград и т. п. В Карском море — острова…

Щедрые знаки неизбывной скорби Сталина и — ежедневные напоминания о коварных убийцах из троцкистско-зиновьевско-меньшевистско-монархической банды.

Публичные процессы 1936–1938 годов — для них.

Ну, а если допустить, что Сталин, хотя и прошел в состав ЦК (он не мог не пройти, ибо список кандидатов, кстати, им же составленный, ограничивался числом членов ЦК), но на первом же заседании пленума его в секретариат не избрали, и генсеком стал Киров. Неужто история пошла бы другим путем? Слишком слаб, слишком наивен был Киров для роли вождя. Экспресс псевдо социализма набрал такую скорость, что остановить его не смог бы никто — ни группа лиц, ни тем более один человек. Пример тому и подтверждение из будущего — краткое правление Хрущева.

Сталин понимал, что убийство Кирова многие, не только сотрудники НКВД, связывают с его именем. И возводя чудовищное здание показательных процессов, он неотступно думал над тем, как пристроить к убийству Кирова уцелевших политических противников, нареченных им «оппозиционерами», а потом — «врагами народа».

И вот, на процессах 1936, 1938 годов убийство Кирова инкриминируется отсутствующему Троцкому и — по очереди — арестованным Зиновьеву, Каменеву, Бухарину, Рыкову…

Советскому народу внушили, будто указание Ягоде и Запорожцу ликвидировать Кирова дал… Авель Енукидзе. Ситуация в годы сталинской диктатуры вовсе нереальная.

Сталин действовал по принципу: «Ничего, все слопают!» И не ошибся.

В тридцать шестом, когда в Колонном зале Дома Союзов шел процесс, мне, студенту-историку, было шестнадцать. Отцу пятьдесят три. Он тяжело переживал гибель Кирова. Прокурору РСФСР выдали пропуск в Дом Союзов, он приходил домой мрачный, подавленный…

Доверчивый, чистый в помыслах, разве он мог подозревать Сталина? Из старых большевиков единицы догадывались. И молчали. До самого XX съезда молчали.

Только спустя три года после смерти Сталина, в 1956 году, впервые публично были высказаны сомнения в достоверности официальной версии убийства Кирова. Это сделал Никита Сергеевич Хрущев на XXI съезде партии. Через пять лет, на XXII съезде, он еще чуть-чуть приподнимет занавес над злодейским убийством. Но далее глухих намеков в адрес главного виновника пойти не отважится.

А ведь он уже располагал материалами специальной комиссии ПБ по расследованию обстоятельств этого дела. Хрущев обещал обнародовать данные и выводы комиссии.

Сотни свидетелей опросила комиссия ПБ в Москве, Ленинграде, других городах. Горы документов исследовала. Комиссия получила доступ в сверхсекретные архивы ЦК (в подвалах Кремля их охраняли люди, поставленные еще Маленковым) и НКВД.

Это был огромный труд. И опасный.

— Как вы не боитесь браться за такое дело? — спросил члена комиссии Алексея Ильича Кузнецова бывалый энкаведист. — Вы хоть понимаете, сколько колесиков вы задеваете?

Сей «коммунист» охотно сообщил бы любые сведения, касающиеся убийства Кирова, если бы он работал в тридцать четвертом году не в транспортном отделе, а в секретно-политическом… Он посоветовал расспросить бывших сотрудников СПО.

Ну кто не знает, что их расстреляли, всех до одного расстреляли по указке Сталина…

Другой участник событий, случайно уцелевший сотрудник Запорожца, пытался уговаривать:

— Скажите, ну зачем вам это нужно?

Кузнецов ответил:

— Это всем нужно, очень нужно!

Бывалый товарищ не унимался:

— А вы не боитесь, что вас «того»?.. Устроят небольшую автомобильную аварию и…

Этот «доброхот» сразу предупредил:

«Я вам ничего не скажу. Я еще хочу жить».

…Зимой 1957 года несколько членов комиссии прибыли в Ленинград. Они попросили шофера завезти их по дороге в Смольный на улицу Воинова. Вот и стена склада, возле которого 3 декабря тридцать четвертого года убили Борисова, телохранителя Кирова. Остановили машину. Шофер улыбнулся понимающе: «А… Значит, вы — та самая комиссия Политбюро… Вам поручено расследовать дело об убийстве Кирова… Чего ж тут расследовать, — весь Ленинград знает, что Кирова убил Сталин».

… Разве тогда, после убийства Мироныча — так звали его заводские рабочие — трудовой Питер не распевал (шепотом, с оглядкой) вот такие частушки:

А члены комиссии молча смотрели на место гибели Борисова. Им вспомнилось предостережение «доброхота». Опытные товарищи могли бы и сейчас небольшую натуральную аварию устроить. Не обязательно здесь, можно и на другой улице. Впрочем, чем это место плохо? Так сказать, в ознаменование…

Материалы комиссии подшили, переплели и все тома… положили в архив.

Прошло десять лет, подули новые ветры, и началось такое, чему нет имени. Пухлые тома извлекли из хранилища, и партийные следователи, люди, нареченные «совестью партии», стали вызывать всех лиц, давших наиболее важные показания той комиссии. Свидетелей, разоблачивших истинного вдохновителя и организатора убийства Кирова, передопрашивали с пристрастием.

…Он действительно стал месяцем Великого почина, декабрь тридцать четвертого. Еще не был объявлен приговор по делу об убийстве Кирова, а рабочие Балтийского судостроительного завода потребовали очистить Ленинград «от всех бывших людей, пригревающих у себя змеиных выродков, пытающихся жалить нашу партию, наш рабочий класс»[132].

А как отличить «бывшего» от «настоящего»? И почему чистке подлежит только Ленинград? Сталин этими вопросами не задавался. Он всегда знал чего хотел.

Передовая «Правды» 25 декабря озаглавлена так: «О гнилом либерализме Днепропетровского горкома. О революционной бдительности». Это уже сигнал для всех горкомов и обкомов. Сигнал к всеобщей чистке.

Все, что было до этого, отзвучало прелюдией к Большому Террору. К декабрю 1934 года на счету Сталина числилось каких-нибудь миллионов двадцать умерщвленных голодом и пулей крестьян и рабочих, если не считать погибших по его личной вине на фронтах гражданской войны. Да восемь миллионов высланных. Мастер только настраивал свою мясорубку.