Церковь довольствовалась десятиной. Сталин забирал у земледельцев все. Библия велит верующим на седьмой год отпускать рабов. Божественный Сталин держал народ в пожизненном рабстве.
Христос пошел на муки ради спасения людей. Сталин обрек многомиллионный народ на страшные муки ради личной власти.
Антонов-Овсеенко сравнил Сталина с горным орлом. Это написал человек, посвятивший жизнь борьбе с монархией. Написал, искренне веря, что судьба подарила партии Великого Вождя[194].
Надежда Мандельштам вспоминает сказанное поэтом:
«Они строят свою партию на авторитете, наподобие церкви, но это перевернутая церковь, основанная на обожествлении человека»[195].
Вместе с другими слепцами, такими же как он сам, строил эту церковь Антонов-Овсеенко. А ведь многие видели, многие знали, что делают. Но в организации идолопоклонства партия выступила монолитной силой.
…На IX съезде Т.В. Сапронов, встревоженный некоторыми опасными симптомами бюрократического перерождения партии, смело спросил Ленина (тогда еще почему-то дозволялось спрашивать вождей):
«Кто же будет назначать ЦК?.. Очевидно, мы до этого не дойдем. А если дойдем, то революция будет проиграна»[196].
И двадцати лет не прошло, как ЦК превратился в орган при генсеке. И он, Сталин, стал единолично назначать членов ЦК.
Наступила эра партийных молений. Это нечто гораздо худшее, нежели унижение. Впрочем, Сталин доказал, что унижению человека предела нет.
«Не оскорбляйте человечество обожествлением». Этот призыв Шиллера не был услышан ни в старой России, ни в новой.
Обожествление партийного вождя — это стыдливо называется культом личности — сказалось на жизни не одного поколения. Оно отразилось на внутреннем мире человека, обедняя и без того обкраденную личность, коверкая ее. Оно оставило след незаживающей язвы на этике и эстетике общества.
Служба обожествления была поставлена на государственные рельсы. Она располагала неограниченными средствами, могла привлечь к делу любого ученого, любого деятеля культуры. Особые успехи были достигнуты в области увековечения имени Вождя. Переименовали два десятка городов, две области, округ, морской залив. После войны имя Сталина проникло в оккупированные страны, его вознесли над чужими горными хребтами…
Его невыразительный профиль чеканили на монетах и медалях, художники трудились над его узким лбом, его облик прилежно вплетали в ковровые узоры тонкие пальчики туркменок и узбечек. Поля бороздили трактора марки «Сталинец».
Пришло время и Луна стала всходить на небосклон под сталинские песнопения. Настала очередь Солнца.
Присвоив себе прерогативы Бога, как мог он противиться горячему и безусловно искреннему стремлению верующих облечь его образ в бронзу и мрамор?
…Они были всюду: на площадях и на вокзалах, в помпезных залах и в деревенских клубах, на стадионах и на морских лайнерах, в школах и детских садах, надменные статуи Вождя. Они правили каждым городом, поселком, каждой деревней. Громадой серого, розового гранита нависли над реками и каналами, встречали пассажиров метро под землей и альпинистов в поднебесной выси.
И ведь что примечательно: делалось это без особого указания Комитета по делам искусств или Министерства культуры. Сталинские песнопения — в детсадах и школах, на стадионах и на улицах, на сцене и на цирковой арене стали будничным явлением, как обязательная утренняя молитва для верующего.
А потом был сочинен новый государственный гимн.
Сколько драгоценных часов затратил генсек на прослушивание оркестровки музыки Александрова. Его вкусу угодил лишь 281-й вариант. Счастливым автором оказался Д.М. Рогаль-Левицкий. В отборе музыки отличился такой «знаток» как Клим Ворошилов. Новый гимн был записан для радио в исполнении оркестра Большого театра. По этому случаю был дан торжественный обед.
…Демонстрация на Красной площади в Москве. Это было нечто среднее между панафинеями, когда древние греки приносили дары в святилище божества, — и веселыми зловоинскими мистериями. В древнем Египте фанатики несли высоко над головами детородные органы. Подданные Сталина несли Его портреты — из дерева и металла, на холсте и на бумаге. Поскольку Божество почему-то не летало, его рукотворные лики запускали в небо на воздушных шарах.
…Он стоит на скамеечке, заживо обожествленный генсек. Приветственно подняв руку, отечески улыбается ликующим толпам. Люди несут и несут мимо мавзолея Его портреты.
Лучше бы они подражали древним египтянам.
А фараоны, по нынешним временам, не так уж и привередливы были. Божественный Аменхотеп IV носил всего шесть титулов.
Диктатор Доминиканской республики Трухильо довольствовался двенадцатью.
Сталину было мало двадцати четырех.
Великий Вождь советского народа.
Вождь мирового пролетариата и просто — Великий вождь.
Великий Друг детей, а также — Друг женщин, колхозников, художников, шахтеров и актеров, водолазов и бегунов на длинные дистанции…
Продолжатель дела Ленина.
Великий мастер смелых революционных решений и крутых поворотов.
Творец Сталинской Конституции.
Преобразователь природы.
Великий Кормчий.
Великий стратег революции.
Величайший полководец.
Маршал.
Генералиссимус.
Знамя побед.
Знаменосец коммунизма.
Отец Народов Отец, Вождь, Друг и Учитель.
Великий интернационалист.
Почетный пионер.
Почетный Академик.
Гений человечества.
Корифей науки.
Величайший гений всех времен и народов.
К чему бы не прикоснулась рука кремлевского кудесника, все становилось сталинским: партия, эпоха, конституция, пятилетка, знамя, трактор, летчики, вахта, планы лесопосадок и план реконструкции Москвы.
Газеты пестрели эпитетами из ряда «великий-величайший», «Мудрый-мудрейший». Так величали человека, загубившего миллионы и миллионы себе подобных. Не ищите слово «людоед» в печати той неповторимой эпохи. Судя по Частотному словарю, это слово встречается в сто раз реже слова «великий»[197].
Вскоре в стране не осталось ни одного города, ни одного дачного поселка без улицы, без площади Его имени. В Гагре, небольшом абхазском курорте, было всего две улицы. Ту, что ближе к морю, нарекли именем Сталина. Как быть со второй? Назовешь «не тем» именем и… Один Вождь вечен. И нарекли вторую именем Джугашвили.
Чтобы никто из членов ПБ не мог даже мысленно упрекнуть Его в самовозвеличении, Сталин распорядился увековечить память подручных. При жизни. И запестрели заводы и колхозы, институты, артели, да что там, — целые города и области именами соратников. В их честь воздвигали памятники, сочиняли песни, рисовали почтовые марки.
Кульминация пришлась на 1939 год, когда вождю исполнилось шестьдесят. День рождения он отметил на языческий манер, с человеческими жертвоприношениями: под Финляндскими укреплениями полегли первые сотни тысяч солдат…
Приветствия Сталину, поступившие со всех концов страны, со всех континентов, составили объемистый том. Торжественные заседания, концерты, хоры, оркестры…
Что ж, он заслужил этот день, ибо еще в памятную октябрьскую ночь на Дворцовой площади, в нестройных криках «Ура!», расслышал извечное «Vive l'empereur!»
…Две тысячи человек устроили юбиляру в Большом театре получасовую овацию.
Таким же любителем мистерий был Мишка Япончик, знаменитый предводитель одесских уголовников. В девятнадцатом, ровно двадцать лет назад, Япончик прогарцевал на белом коне под музыку оркестра императорского театра по улицам вольной Одессы. Две тысячи «мальчиков» (бывают же такие совпадения!) восторженно приветствовали Короля…