Я делаю вдох, который возвращает меня в настоящее, и вдруг понимаю, что довольно долго сидела, затаив дыхание. Меня охватывает озноб, все тело пробивает дрожь. Я смотрю сейчас на будущее, в котором мы с Ли женимся в какой-то момент времени в ближайшие восемнадцать месяцев. На фотографии нет даты, но ее, похоже, сделали летом: листья на деревьях и кустах зеленые, а на заднем плане видны — хотя и расплывчато — какие-то цветы. Выходит, я недолго пробыла замужем, перед тем как умерла. Ну не смешно ли это? Я ведь, получается, обзавожусь мужем, а потом откидываю коньки.

Какая-то малюсенькая частичка меня — та, что никогда не перестает быть тринадцатилетним подростком, — радуется и ликует по поводу того, что я выйду замуж за такого парня, как Ли. Но мне удается подавить ее, потому что данное событие не имеет никакого значения: мой отец разместил в «Фейсбуке» эту фотографию, чтобы она напоминала ему обо мне уже после моей смерти. Вот такая вот ситуация.

Хотя нет, это все ерунда, потому что «Фейсбук» утверждает, что публикации из будущего — это нечто невозможное. И сейчас я вижу это потому, что хочу это видеть. Мне, наверное, в глубине души очень хочется, чтобы Ли на мне женился. Что касается всего остального, то нечто похожее в моей жизни уже происходило, разве нет? Я теряю разум. Я становлюсь одержимой человеческими смертями, и если не буду осторожной, то все испорчу.

Я падаю на постель и молча плачу в подушку. Я не вернусь к тому, что тогда со мной было. Когда меня выписывали из больницы, я попыталась заставить папу пообещать мне, что он не позволит мне вернуться туда, но он покачал головой. Он не мог дать такое обещание. Он знал, что если однажды я начала вести себя психически неадекватно, то это может произойти снова. И это та правда, которая с тех пор висит над нами. Психическое здоровье — это континуум. Я помню, как это объясняли нам обоим, когда меня наконец перестали пичкать лекарствами. Не существует такого понятия, как «лучше», как «исцелилась». Мы находимся в одной точке на некоей линии в любой данный момент времени. А несколько месяцев спустя мы можем оказаться в другой точке — к лучшему или к худшему. В этом вся правда. Безумие всегда таится внутри меня. Вопрос заключается лишь в том, позволю ли я ему в той или иной степени завладеть мною.

Как только во время следующего обеденного перерыва я замечаю Ли, сердце у меня екает. Вот он, мой будущий муж. Впрочем, ему я этого сказать не могу. Если я ему хотя бы слегка намекну, что видела одну из наших свадебных фотографий, он, наверное, шарахнется от меня, как от буйнопомешанной. И я не могу сказать, что стала бы его за это винить.

— Привет, — смущенно говорю я, подходя к столику. — Я опоздала?

— Нет, — говорит он, вставая. — Я всегда прихожу раньше, чем нужно.

Он наклоняется ко мне, и меня на секунду охватывают сомнения, следует ли нам снова ограничиться поцелуем в щеку, как это было при нашей встрече в среду, или мы можем поцеловаться в губы, как при расставании. Ли сам принимает решение. А я, чувствуя на своих губах прикосновение его губ и после поцелуя, пытаюсь заставить себя перестать думать о том, что меня только что поцеловал мой будущий муж.

Я улыбаюсь Ли и сажусь, а потом ерзаю на стуле, укладывая салфетку себе на колени.

— Как дела? — спрашивает Ли.

— Хорошо, — вру я. — Спасибо.

Я бросаю взгляд на стол: на нем стоит бутылка газированной воды и два стакана.

— Это годится? — спрашивает он, заметив направление моего взгляда. — Я подумал, что ты вряд ли захочешь выпить чего-то покрепче перед работой.

— Да, я обычно этого не делаю. Вода вполне подходит, спасибо.

— Жаль, что это не пришло мне в голову раньше, но мы могли бы пойти куда-нибудь, где подают поздний завтрак.

— Нет, обед вполне подойдет, тем более что обычно я вообще почти не завтракаю.

— А я завтракаю, — говорит Ли. — Я съедал бы чашу хлопьев при каждом приеме пищи, если бы у меня имелась такая возможность.

— А каких? Мюсли?

— Нет, не мюсли. «Коко попс» и «Райс криспис». Детская еда, от которой я так и не смог отвыкнуть.

Я улыбаюсь ему и закладываю волосы за ухо.

— Тогда я удивляюсь, что у тебя все еще свои собственные зубы.

— А их у меня уже нет, — отвечает он и делает такое движение, как будто сейчас достанет изо рта вставную челюсть, но затем, видя мое выражение лица, останавливается. — Что, поверила? — улыбается он.

Мои плечи слегка опускаются, а тело расслабляется. Мне нравится наше второе свидание.

Я качаю головой:

— По крайней мере, я — не единственная, кто ест какую-то фигню. Может, съедим на обед по шикарному гамбургеру?

— Конечно, — отвечает он. — У тебя ведь впереди долгий рабочий день. Когда ты заканчиваешь работу?

— В десять тридцать. Есть и более поздняя смена, которая заканчивается в половине двенадцатого, но, поскольку это означает, что мы с Сейди не успеваем на последний поезд домой, мы с ней чаще других вызываемся работать в эту смену, до десяти тридцати.

— Кто такая Сейди?

— Моя лучшая подруга. Она была со мной на вокзале в понедельник.

Судя по выражению лица Ли, это ему ни о чем не говорит.

— Высокая девушка с короткими темными волосами, одетая в кожаную куртку, — добавляю я.

Он кивает, но я не уверена, что он ее там заметил. Мне немного неудобно за Сейди. Впрочем, ее бы это не расстроило.

— И ты не против того, чтобы работать по вечерам?

— Вообще-то нет. Это ведь означает, что я еду на работу и домой не в час пик.

Я не говорю ему, что до недавнего времени у меня не было каких-либо более интересных занятий по вечерам. А еще мне приходит в голову, что с моими вечерними сменами мне будет не просто приходить на свидания с Ли. Может, именно поэтому я выйду за него замуж? Может, это единственный для меня способ с ним видеться?

— Ну, ты не забывай о том, что я говорил тебе о нашей вакансии секретаря на ресепшен. И зарплата, наверное, будет повыше, чем у тебя сейчас.

— Спасибо, но мне хорошо и там, где я сейчас работаю.

— Сколько времени ты уже там работаешь?

— С тех пор, как окончила колледж.

— А что ты изучала в колледже?

— Искусство и дизайн. Я собиралась поступать в университет по этой специальности.

— А почему ты этого не сделала?

— Я не получила тех оценок, на которые рассчитывала. В то время я работала в кинотеатре по выходным, и когда мне предложили работать там полный рабочий день, я подумала, что это лучшее, что я могу сделать.

— А сейчас?

Я пожимаю плечами:

— Как я уже сказала, меня моя работа устраивает, тем более что я могу на ней смотреть множество фильмов бесплатно.

Официантка подходит и спрашивает, готовы ли мы сделать заказ.

— Говядина или курятина? — спрашивает меня Ли.

— Говядина, пожалуйста.

После смерти мамы я на некоторое время перестала есть красное мясо. И еще много чего перестала делать. Возможно, именно поэтому я сейчас ем его больше, чем ела до того, как она умерла. Просто чтобы доказать самой себе, что могу.

— Прекрасно. Тогда нам, пожалуйста, два говяжьих гамбургера, жаренных на углях, — говорит Ли официантке. — И немного картошки фри.

Официантка кивает и улыбается ему. Это такая улыбка, какой и я бы улыбнулась, если бы принимала заказ от такого парня, как Ли: своего рода мечтательный взгляд, который тускнеет от безнадежности по мере того, как она осознает, что у нее нет никаких шансов. Она, несомненно, задается вопросом, что, черт возьми, он делает здесь с такой девушкой, как я. Вероятно, она думает, что я его младшая сестра или что-то в этом роде. А я слышу, как кричу где-то внутри себя: «Вообще-то я не только хожу с ним по ресторанам — я собираюсь выйти за него замуж!»

Впрочем, я умею сдерживаться. Я очень хорошо помню, каким становится выражение глаз людей, когда ты начинаешь что-то исступленно кричать.

— Ну, и какие фильмы показывают у вас в этот уик-энд? — спрашивает Ли.