— Ой, Джесс, напомни мне, когда я уже соберусь уходить, что мне нужно прислать тебе по электронной почте подробную информацию о тех курсах, о которых я тебе говорила. Их проводит организация, занимающаяся оказанием помощи будущим родителям. Начало — через пару недель.

— Да, конечно, хотя вообще-то я все еще не уверена, что это хорошая идея. Ли не проявлял никакого интереса к таким курсам.

— Иногда, Джесс, он нуждается в том, чтобы его слегка подтолкнули. Он не всегда знает, что для него лучше.

— Боюсь, что это вряд ли ему понравится. Он на таких курсах будет себя чувствовать неловко.

— Ну, теперь у него уже нет выбора. Я вас туда уже записала.

Она опускает свой валик и смотрит на меня, вытаращив глаза:

— И вы его даже не спросили?

— Мне там сказали, что вам очень повезло, что нашлись свободные места. Все было занято, но кто-то отменил свое бронирование. Обычно на такие курсы записываются за несколько месяцев.

Она качает головой, и выражение ее глаз становится слегка испуганным — как у оробевшего кролика.

— Нет, это плохая идея. Вы же знаете, что он очень не любит, когда ему указывают, что ему нужно делать.

Я надуваю губы. Мне не нравится, что она упрямится. А еще что-то рассказывает мне про Ли — как будто я не знаю своего собственного сына! Моего сына, с которым она познакомилась, по сути, совсем недавно.

— Не переживай, Джесс. Я знаю, как для него будет лучше. Я сумею его в этом убедить.

— Да, но потом вас рядом с нами не будет, — говорит она, повышая голос так, как никогда еще этого не делала, общаясь со мной. — Вы не увидите, как он будет себя вести, когда мы с ним останемся вдвоем.

Она несколько раз окунает валик в краску. Когда она подносит руку с валиком к стене, я вижу, что ее рука дрожит.

— Джесс, — говорю я, опуская свой валик. — Что вообще происходит, а?

— Он разозлится. Очень сильно разозлится.

— Нет, не разозлится.

— Разозлится, и тогда он может…

Она запинается и начинает всхлипывать. Я обнимаю ее и чувствую, как ее тело дрожит.

— Он может сделать что?

— Не важно. Я думаю, он может разозлиться на меня — только и всего.

— Но на тебя ему сердиться не за что. Это ведь я записала вас на курсы. Я ему об этом так и скажу.

Она вытирает нос рукавом. Я сомневаюсь, что она видит все в правильном свете. По правде говоря, она кажется мне немного истеричной. А вдруг у нее опять начинаются проблемы с психикой?..

— Все это становится для тебя слишком тяжелым? — спрашиваю я. — Это для тебя слишком большая психическая нагрузка?

— Нет. Со мной все в порядке. Я просто немного нервничаю из-за ребенка — только и всего.

— Смотри, если это для тебя все-таки слишком большая психическая нагрузка, мы можем найди для тебя психотерапевта.

— Со мной все в порядке.

Тон ее голоса изменился. В нем чувствуется резкость, которой я раньше не замечала. Возможно, с этим сейчас приходится сталкиваться и Ли. Возможно, именно поэтому их отношения кажутся такими напряженными.

— Я знаю, но нам необходимо сделать так, чтобы мы могли за тобой присматривать. Так сказал твой папа. Нам совсем не нужно, чтобы дело дошло до того, что…

— Анджела, я сказала, что со мной все в порядке. Понятно?

— Тебе, возможно, сейчас необходимо прилечь и отдохнуть, дорогая. Я могу закончить эту работу и сама.

— Я себя чувствую прекрасно.

— Нет, ты чувствуешь себя отнюдь не прекрасно, Джесс. Но я уверена, что ты будешь чувствовать себя гораздо лучше, если немного поспишь. А я тут и сама все доделаю. Не переживай об этом.

Она снова вытирает себе нос и смотрит в потолок. Мне на мгновение кажется, что она сейчас начнет мне возражать, но она этого не делает. Она просто молча выходит из комнаты. Несколькими секундами позже я слышу, как закрывается дверь ее спальни. Я глубоко вздыхаю. Ситуация, похоже, хуже, чем я предполагала. Я уже отнюдь не уверена, что она сможет надлежащим образом заботиться о малыше при таком состоянии ее психики.

Я вижу, что буду нужна намного больше, чем могла себе представить. И до того, как родится малыш, и после. Я буду приходить к ним регулярно и, пожалуй, не стану предупреждать ее о своем приходе. В этом случае, если она и в самом деле перестанет вести себя адекватно, она не сможет это скрыть.

Мне придется контролировать, что она следит за собой и ходит на курсы для будущих родителей. У меня такое ощущение, что ей сейчас нужен кто-то вроде матери, которая заботилась бы о ней. Я вполне могу справиться с подобной ролью. Я могу быть мамой и бабушкой в одном лице. Я не позволю их семье распасться. Я в своей жизни один раз уже проявила пассивность и позволила такому произойти, но больше ничего подобного не повторится.

Я снова поднимаю валик и продолжаю красить стену. Я закончу всю эту работу к тому моменту, когда Джесс проснется. Это немного поднимет ей настроение. А затем я покажу ей трафареты, которые я принесла с собой, и спрошу, какие из них ей нравятся больше всего.

ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ

Джо Маунт

12/09/2018 18 : 53

Я не хочу в это верить, Джесс. Я не хочу верить, что твоя жизнь была такой. Когда его бывшая девушка стала давать показания, я, по крайней мере, мог сказать себе, что описываемые ею события не имеют отношения к тебе. Она рассказала о том, как Ли ударил ее, когда застал глазеющей на дисплей мобильного телефона во время их совместного отдыха. Я видел лица присяжных, когда они смотрели на рентгеновский снимок ее челюсти, сделанный в больнице в Италии. Но я мог сказать себе, что к тебе это не имеет отношения. Ужасно то, что он сделал с ней, и гнусно то, что он затем — примерно через год — поселился с тобой в том же самом гостиничном номере, но речь о насилии непосредственно по отношению к тебе еще не шла. Даже когда Сейди начала давать показания и рассказала о том, что в последние месяцы видела на тебе синяки и ссадины и что ты всегда давала им какое-то объяснение, я подумал, что это, возможно, всего лишь ее слишком богатое воображение. Я подумал, что, возможно, как заявляла защита, Сейди всего лишь испытывает чувство ревности из-за того, что он как бы отнял тебя у нее. Но затем прочли вслух письмо, которое ты написала Сейди и в котором ты попросила ее позаботиться о том, чтобы я стал опекуном ребенка, который у тебя родится, потому что будет небезопасно оставлять этого ребенка у Ли. Только тогда я понял, что у тебя в твоей семейной жизни и в самом деле что-то пошло не так. Защита, конечно, заявила, что, когда ты это писала, у тебя было не все в порядке с головой, но я-то знал, что это неправда.

А когда сегодня стала давать показания та уборщица — сама еще совсем юная девушка, — когда она начала рассказывать, что видела окровавленные салфетки в мусорном ведре в ванной, причем не один раз, у меня в животе все начало сжиматься. Я слушал, как она рассказала им о том, как она, опорожняя мусорное ведро, нашла что-то твердое и белое. Оно выпало из куска туалетной бумаги. Она поднесла его к свету и увидела, что это зуб. Точнее говоря, часть переднего зуба. Часть зуба, которую он выбил, когда ударил тебя. Вот тогда-то я опустил голову и заплакал. Заплакал, потому что уже не мог больше этого отрицать. Даже для самого себя. Он бил тебя, Джесс. Он бил тебя и ладонью, и кулаком, и еще черт знает чем. Он делал это, возможно, на глазах у Гаррисона, и я рад тому, что твой сын еще так мал, что не будет помнить этого, когда вырастет. Но я всегда буду это помнить, Джесс. Я вижу, как это происходило, своим мысленным взором. И я не знаю, перестану ли я когда-нибудь это видеть. Я никогда не прощу себе, Джесс, того, что я допустил, чтобы с тобой происходило подобное.

Я все еще очень хорошо помню, как впервые взял тебя на руки, когда ты была маленьким комочком с красной морщинистой кожей, и, повернувшись к твоей маме, сказал ей, что никогда не допущу, чтобы с тобой произошло что-либо плохое. А теперь вот получается, что я ее подвел. И ее, и тебя. Мне очень жаль, Джесс. Мне очень жаль, и мое сердце разрывается от боли.