— А ты напичкай себя какими-нибудь успокоительными средствами. Возьми их столько, сколько поместится у тебя в ладонях.
— Тебе, кстати, про это совсем не нужно волноваться. Со мной там будет Ли.
— А ты уверена, что хочешь, чтобы он присутствовал? Помнишь, что сказал по этому поводу Робби Уильямс? Он сказал, что это все равно что смотреть на то, как сгорает твой любимый паб.
— О-о, спасибо за то, что меня подбадриваешь.
— Что-что? Ты всегда говорила, что тебе нравится во мне то, что я говорю все напрямик.
— Да, может быть, но не настолько же напрямик! Поэтому, когда я располнею и стану похожей на гиппопотамиху, не начинай звать меня Глория[31].
— Хорошо, я вместо этого пришлю тебе какие-нибудь безделушки на тему мультика «Мадагаскар».
— Я уже сгораю от нетерпения.
— Кстати, тебе совсем не о чем переживать. Готова поспорить, что у тебя будет такой небольшой и аккуратненький животик, что люди даже не будут замечать, что ты беременна.
— Чего мне по-настоящему хотелось бы — так это чтобы эта была такая беременность, при которой женщина сама не замечает, что она пузатая, пока не наступит тот момент, когда из нее уже начнет лезть ребенок.
— Я никогда не верила в такие россказни, — говорит Сейди.
К ней подбегает большая собака. Она обнюхивает ее ботинки и затем бежит дальше.
— Я тоже уже не верю. Я еще никогда не чувствовала себя такой уставшей и больной.
— Тебе следовало бы мне об этом сказать.
Я пожимаю плечами:
— Я держала язык за зубами, пока не пошел четвертый месяц.
Лицо Сейди выражает сомнение. Я знаю, о чем она сейчас думает. И вижу, как выражение ее лица становится обеспокоенным.
— Но ничего плохого не произошло, да? — тихо говорит она.
— Нет, — говорю я. — Пока нет.
Мы отходим в сторону от дороги, пропуская трех мужчин на велосипедах.
— Все будет хорошо, — говорит Сейди.
— Да, — отвечаю я. — Давай на это надеяться.
Когда я возвращаюсь домой, Ли уже там. Телевизор включен на спортивном телеканале «Скай спортс».
— Привет. Они выиграли? — спрашиваю я, подходя к сидящему на диване Ли и целуя его.
— Да. Два — ноль.
— Прекрасно.
— Ну, и что сказал твой папа?
— Очень обрадовался. Сказал, что поздравляет.
— Я говорил тебе, что он отреагирует нормально.
— Я знаю. Но он, бедняга, поначалу подумал, что я забеременела случайно. Сейди подумала то же самое.
Ли хмурится:
— А когда это ты с ней встречалась?
— После встречи с папой. Мы прогулялись вдоль канала.
— Я не знаю, зачем ты все еще с ней общаешься.
Я делаю шаг назад, удивляясь этому его резкому выпаду.
— Что ты имеешь в виду? Она — моя лучшая подруга.
— Была раньше. Теперь ты с ней уже почти не видишься. Ты переехала жить в другое место.
— Мы с ней подруги еще с того времени, когда нам было по четыре года от роду, Ли.
— Это не имеет значения. Люди встречаются, люди расстаются. У вас скоро не будет ничего общего. Ты будешь растить ребенка, а она будет встречаться с какими-то своими парнями — то с одним, то с другим. Ты вполне можешь с ней расстаться навсегда. Она вовсе не станет для тебя большой утратой.
Я чувствую, как внутри меня закипает возмущение. Мне не верится, что он только что произнес такие слова.
— А я вот не поучаю тебя, с кем тебе следует дружить.
Ли выпрямляется на диване и тычет в мою сторону пальцем.
— Мне не нравится твой тон, — говорит он.
— А мне не нравится, что ты требуешь от меня перестать встречаться с моей лучшей подругой.
Уже через мгновение я понимаю, что мне не следовало этого говорить. Ли хватает пульт дистанционного управления телевизором и швыряет его в меня. Я быстро пригибаюсь, и пульт, пролетев надо мной, ударяется в стену позади меня. Я начинаю плакать.
— Извини, — тут же говорит он, пристально глядя на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты вообще думаешь, что ты делаешь?
Я всхлипываю. Он вскакивает с дивана и подходит ко мне, но я его отталкиваю.
— Послушай, я отреагировал неадекватно, я это признаю. Извини.
— Ты мог сделать больно мне. Или навредить ребенку.
Он опускается на колени и обхватывает свою голову руками.
— Мне совсем не хотелось бы это сделать, — говорит он.
— Тогда почему, черт побери, ты так поступил?
Он поднимает голову, смотрит на меня и вздыхает. Его большие глаза молят о прощении.
— Мои мама и папа частенько ссорились, — говорит он. — И когда мы начинаем ссориться, меня это очень сильно пугает. Я переживаю, как бы и у нас все не закончилось так, как у них.
Я кладу ладонь на его плечо. Это происходит машинально: он расстроен, и я пытаюсь его утешить. При этом я осознаю, что вообще-то это он должен утешать меня.
— Мне жаль, что так получилось, — говорю я. — Но это все еще не оправдание тому, что ты сделал.
— Я знаю. Ты ведь беременна. На меня сейчас нахлынули неприятные воспоминания. Я даже начал переживать, какой же это из меня получится отец.
Я не знаю, что на это ответить. Мне хочется сказать ему, что из него получится замечательный отец, но я не знаю, правда ли это. Я сейчас вообще уже не знаю, что правда, а что нет.
Ли встает и протягивает ко мне руки. Я закрываю глаза и позволяю себя обнять с единственным желанием, чтобы этот инцидент побыстрее ушел в прошлое. Мне хочется делать вид, что ничего не произошло.
— Такое больше не повторится, — говорит он.
— Хорошо.
— Я вовсе не хотел тебя расстраивать. Я всего лишь высказывал мнение, что было бы правильно уже поменьше общаться с Сейди. Мне кажется, что она становится каким-то зеленоглазым монстром.
— Любой девушке будет не очень-то легко, когда ее лучшая подруга выходит замуж.
— Как я уже сказал, возможно, тебе пришло время как-то обходиться без нее.
Он садится на диван и хлопает по нему возле себя, тем самым приглашая меня сесть рядом с ним, но мне кажется, что я как бы предам Сейди, если сделаю это. Кроме того, я не хочу, чтобы он заметил, что я вся дрожу.
— Я пойду приготовлю нам чай, — говорю я.
ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ
Сейди Уорд
28/05/2018 9 : 05
У них есть еще один свидетель. Твоя уборщица Фарах. Женщина, о которой ты мне рассказывала. Женщина-детектив сказала, что эта уборщица раньше им ничего не сообщала, потому что боялась, что потеряет работу и ее депортируют. Срок ее дискреционного разрешения на пребывание в стране вроде бы уже истекает, и ей не хотелось делать ничего, что могло бы помешать ей его продлить. Но ей сказали, что она теперь уже может остаться здесь жить навсегда, а потому она пришла и сделала заявление. Она все знала, Джесс. Знала о том, как он поступает по отношению к тебе. Ты, возможно, этого и не замечала, но они не упускают ничего, эти уборщицы. Они ведь бывают в твоей спальне, в твоей ванной. Они видят мусор, который ты выбросила, они смывают у тебя в туалете. Они убирают за тобой.
Детектив сказала, что Фарах видела на тебе синяки. Всегда в тех местах, которые можно прикрыть, когда выходишь из дому. Она видела и кое-что еще. Детектив не захотела сообщить мне, что именно, но говорит, что это важно. И что это дает нам очень убедительные доводы. Он получит по заслугам, Джесс. Мы скоро навсегда избавимся от этого ублюдка. А еще твой папа нанял адвоката, чтобы попытаться забрать «Г». Он сейчас находится у матери Ли, но ей придется его отдать, если Ли признают виновным. Мы вернем его ради тебя, Джесс. Даже если это будет самым последним, что мы в своей жизни сделаем.
Понедельник, 28 ноября 2016 года
Я читаю это, сидя в ванной, и вся дрожу. Наша уборщица, которую я вообще-то никогда даже не видела, собирается дать показания против Ли. Почему? Какая у нее для этого может быть причина? Ну, кроме того, чтобы сказать правду.