— Доброе утро, — говорит папа, а затем бросает взгляд на часы. — Ну что, уик-энд, я полагаю, удался?

— Да, еще как.

Когда я сажусь за стол, он пододвигает ко мне кружку с чаем.

— Спасибо.

— У него хорошее жилье, да?

— Да, шикарная квартира. И вид из окна на Лидс хороший.

Он кивает. Он прекрасно понимает, что со мной происходило в этой квартире, но он, по крайней мере, достаточно деликатен, чтобы об этом не говорить и не читать мне нотаций.

— А как прошла церемония вручения премий?

— Прекрасно. Его компании дали премию. Шикарный отель, вкусная еда. Мы болтали с лорд-мэром, и все было классно.

Он отхлебывает чай из своей кружки.

— А куда ты ходила вчера?

— К его матери. Она тоже живет в Лидсе. Точнее говоря, в Горсфорте.

— Она тебе понравилась?

— Она любезная, доброжелательная и все такое прочее. Хорошо готовит йоркширский пудинг.

— Но?.. — произнося это слово, он пристально смотрит мне в глаза. Я догадываюсь, что он уловил что-то в моем голосе.

Я пожимаю плечами:

— Она и в подметки не годится маме.

Он медленно кивает:

— Ей никто в подметки не годится, милая. В этом-то и проблема. А его отец?

— Его родители разошлись много лет назад. Он, похоже, уже не общается с отцом.

— А ты узнала, сколько ему лет? Я имею в виду Ли.

Я вздыхаю. Я не сказала папе о возрасте Ли после первого свидания с этим парнем, но понимаю, что рано или поздно это придется сделать.

— Ему тридцать два. Но он выглядит моложе своего возраста.

— О господи, Джесс…

— А какое это имеет значение?

— Имеет, если у человека двадцатидвухлетняя дочь, о которой нужно заботиться.

— Но почему? Это ведь означает, что он более зрелый, чем другие парни, с которыми я встречалась. Лично я бы сочла, что это даже хорошо.

— Да, я просто, наверное, смотрю на это совсем другими глазами.

Я знаю, про что он. Про секс. Папе не нравится, что мужчина на четвертом десятке охмуряет его маленькую девочку и тащит ее в постель. Хотя папа, конечно, никогда в этом не признается.

— К твоему сведению, он еще и более ответственный, чем все, с кем мне доводилось встречаться.

Папа вздыхает и смотрит на потолок. Я думаю, он прекрасно понимает, что я имею в виду.

— Ну а как же так получилось, что он все еще холостой в свои тридцать два?

— Я не знаю. Я спрошу его в следующий раз. Спросить? Или же я могу привести его сюда, и ты сможешь спросить его сам.

— Ты могла бы привести его, когда он привез тебя сюда вчера вечером.

— Я знаю. И теперь я рада, что не сделала этого, иначе ему пришлось бы столкнуться с таким вот допросом.

Мы некоторое время сидим молча. Я пью свой чай — главным образом для того, чтобы избавиться от необходимости разговаривать. Правда заключается в том, что я не пригласила Ли к себе домой потому, что не хотела, чтобы он видел, в каком доме я живу. Он и так ведь видел из машины убогость нашего Митолройда… Не хватало еще, чтобы он зашел ко мне домой и увидел, какая это жалкая лачуга! Этот парень привык к жизни в шикарных квартирах, и если он придет сюда, то увидит, что я — не из его мира.

— Я всего лишь пытаюсь оберегать тебя, Джесс.

— Правда? А может, ты пытаешься удержать рядом с собой свою доченьку на веки вечные?

Я встаю и направляюсь к двери. Папа опять бросает взгляд на часы. Мой поезд придет только через пятнадцать минут. Папа это знает, но, по-видимому, решает ничего по этому поводу не говорить.

Когда я прихожу на платформу, Сейди там еще нет. Прийти так рано — это вообще не про меня. Но сейчас это что-то вроде передышки между двумя неприятными разговорами. Впрочем, я подозреваю, что разговор с папой похож на легкий бриз по сравнению с ураганом, который ждет меня во время разговора с Сейди. Она прислала мне в воскресенье ответное сообщение, но оно было очень коротким: «Хорошо». Она могла бы написать что-нибудь такое, от чего мне стало бы легче, но, видимо, решила этого не делать.

Я вижу, как Сейди идет по пешеходному мостику. Судя по ее походке, она все еще очень сильно на меня злится. Даже ее кожаная куртка — и та как бы напыжилась.

— Привет, — говорю я, когда Сейди подходит ко мне. — Как прошла вечеринка?

— Хорошо.

— Мне очень жаль, что я не смогла прийти.

— Правда жаль?

— Ну конечно.

Она кивает, и мы какое-то время стоим молча. Сейди переминается с ноги на ногу. У нее никогда не получалось злиться на меня очень долго.

— А я бы не сожалела, — говорит она.

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы я выбирала между крутым парнем, предлагающим затрахать меня аж до потери чувств, и ерундовым празднованием дня рождения какого-то подростка в Митолройде, я не думаю, что хоть сколько-нибудь сожалела о том, что не пошла на этот день рождения.

Я позволяю себе слегка улыбнуться, внимательно наблюдая за Сейди на тот случай, если улыбка окажется неуместной.

— Вообще-то, — говорю я, — он трахнул меня еще до того, как мы пошли на мероприятие.

Ее рот открывается, и она хватает меня за куртку:

— Ну ты и шлюха!

— Но я все равно думала, что поеду после того мероприятия домой, понятно? Я вовсе не собиралась пропускать празднование дня рождения.

Произнося это, я улыбаюсь уже настоящей улыбкой, чувствуя облегчение от всего того, что сказала Сейди.

— Готова поспорить, что вы сделали это и позднее, разве не так?

— Может, и сделали, — отвечаю я, сдерживая смех.

— И как, воспаление мочевого пузыря у тебя уже началось?

— Заткнись, — говорю я, пытаясь отвести ее подальше от двух людей, только что пришедших на платформу.

— Ну, тогда скоро начнется, если ты будешь продолжать в том же духе. Ты ведь еще не привыкла так часто этим заниматься, девочка.

— Думаю, я уже вполне могла к этому привыкнуть.

— Он хорош, да?

— Не жалуюсь. Но я, кстати, искренне сожалею. Я по поводу того, что не пришла на вечеринку. Я надеюсь, Мэдди не сильно сердилась.

— Она к половине десятого уже изрядно подвыпила.

— Ли сказал, что так и будет.

Сейди оборачивается и смотрит на меня, слегка выгнув бровь:

— Что ты имеешь в виду?

Я слишком поздно осознаю, что сболтнула лишнее.

— Просто я чувствовала себя очень неловко из-за того, что у меня не получается попасть на день рождения. И он пытался меня утешить.

— Понятно. — Судя по ее голосу, она не очень-то мне поверила. — Ты оставалась с ним и весь вчерашний день?

— Да. Мы пошли домой к его маме на обед, а потом ненадолго вернулись к нему.

— Еще вроде бы рановато знакомиться с родителями, а?

— Он всегда ходит к ней в воскресенье на обед. Так что в этом не было ничего особенного.

Сейди вскидывает брови:

— А мне это кажется уже довольно серьезным. Ты уверена, что не ходила туда для того, чтобы получить официальное благословение?

— Нет. Все было совсем по-другому.

— Напомни мне об этом, когда она станет твоей свекровью.

Я таращусь на Сейди. Она, конечно, и сама не понимает, что она только что сказала. Однако внутри меня все холодеет. Я делаю пару шагов в сторону, надеясь, что она не сможет увидеть мое лицо. Но она знает меня слишком хорошо, так легко скрыть от нее мои эмоции невозможно.

— Эй, я всего лишь пошутила.

— Я знаю.

— Она что, настолько ужасная?

— Нет. Немного странная и прямолинейная, но ничего такого, с чем я не смогла бы справиться.

— В чем же тогда проблема?

Я смотрю вверх, на небо. Мне очень сильно хочется рассказать ей обо всем, но я понимаю, что чем больше я расскажу, тем хуже ей будет, когда я умру. Я не могу так поступить с ней.

— Все, что так или иначе касается того, что может произойти в будущем, напоминает мне о тех публикациях в «Фейсбуке» — только и всего.

— Но ты же вроде бы сказала, что это все уже прекратилось…

— Да, прекратилось. Но меня эти публикации все же слегка вывели из равновесия.