Придон смотрел на него пристально, слушал вполуха, в черепе вертелось чувство, что догадывается, почему Тулей вышел к людям, которые его предадут. Он понимал, что предадут, даже хотел, чтобы предали и поступили вот так ужасно, но сама мысль, почему Тулей так поступил, ужасала, он гнал ее, ибо это в самом деле ужасно, ужасно, ужасно не для куявов, ужасно для артан…
Воины смотрели на него, их повелителя, с ожиданием. Придон нервно сглотнул ком в горле. Надо принимать решение, мудрое решение. От него все ждут, что сейчас вот наградит этих двух. С гибелью тцара война окончена, ибо оставшимся войскам некому хранить верность. Последние башни магов в дальних горах перейдут под его руку, а два-три города, что все еще не сдались, распахнут ворота перед его всадниками…
– Вы убили тцара, – произнес он. Тишина стала вовсе мертвой, никто не двигался, все смотрели неотрывно. – Вы убили тцара… Он был не просто ваш правитель, но и человек, который вам доверился…
Аснерд сказал предостерегающим голосом:
– Придон, мы не жрецы. Доверился или не доверился – не наше дело.
Придон поморщился, старый воевода все чаще бесцеремонно лезет со своими комментариями, но, к сожалению, воины к его мнению прислушиваются, сказал сухо:
– Не наше – да, ты прав. Но Тулей – еще и правитель огромного государства!.. Никто не смеет лишать жизни тцара, помимо другого тцара. Если тцаров будут убивать их подданные – устои мира рухнут. Мы, артане, вовсе не дикий народ.
Воины по его знаку сомкнулись вокруг куявов. Те не успели раскрыть рта, их схватили, завернули руки за спины. Придон брезгливо сделал отбрасывающий жест. Обоих приподняли и бегом понесли к выходу. Куявы наконец закричали.
Придон вскинул руку. Схваченных опустили на пол. Снова Придон ощутил: сотни пар глаз смотрели с ожиданием и непониманием. Он вытянул руку и опустил ладонь большим пальцем вниз. Йован закричал, увидя, как Аснерд быстро вскинул топор с широким лезвием.
В мертвой тишине послышался звук разрубаемой плоти, как будто мясник расчленял тушу забитой коровы. Затем – еще один. Аснерд поднял за волосы срубленные головы. В глазах куявов были страх и непонимание. Придон видел по глазам своих соратников, что не понимают тоже.
– Мы воюем честно, – заявил он громко. – Нам нужна победа… но не любой ценой!.. Ценой подлости мы не приемлем победу. Да пусть это будет предостережением. И пусть знают: мы воюем не с куявами, а с куявскостью!
Меклен громко икнул, сконфузился, прикрыл рот ладонью, а Щецин спросил непонимающе:
– Кому?
– Всем, – ответил Придон, он чувствовал досаду, сразу мелькнула трусливая мысль, как он эту новость преподнесет Итании, все-таки ее родной отец, – предостережение всем!.. – Мы держим слово, которое даем, но Тулея искали сами, помощи не просили… А искали вовсе не для того, чтобы вот так…
Он чувствовал, что говорит путано, горячо, слова срывались с губ рваные, торопливые, с острыми краями, что царапали язык, а теперь, он видел отчетливо, царапают уши.
Меклен покосился на оставленный посреди зала мешок. Голова остановившимися глазами смотрела в темный свод, лицо было искажено то ли страхом, то ли болью. Губы синие, рот чуть приоткрылся в безмолвном крике.
– Что будем делать… с этим?
Придон напрягся, как же все-таки сказать Итании, повернулся к Аснерду.
– Голову Тулея похоронить, – сказал он резко. – В Куябе есть усыпальница их правителей. Там хоронят всех тцаров. Неважно, кто кого сверг, убил, отравил, зарезал – в смерти все равны. И всем находится место в той гробнице.
Плечи передернулись, перед глазами встали темные своды, длинный ряд каменных гробов с древними правителями внутри. А что, если Тулей когда-то встанет призраком? Что ж, он не должен гневаться за недостойное погребение. Ну хотя бы потому, что он вообще совершил погребение.
Аснерд смерил его пытливым взглядом, на миг в его глазах промелькнула искорка, но тут же спрятал, ответил почтительно и громко:
– Как повелишь, тцар!.. Меклен, слышал?
– Да, воевода, – ответил Меклен бодро. – Похороним! Лучших мастеров пригоню, чтоб все сделали. И каменный гроб, как тут у них принято, и сотню жен зарежем… Не было сотни? Тогда одну Иргильду с превеликим удовольствием. Отыскать бы ее?! Хитрый он, жену и дочь прятал в разных местах, чтоб, значит, не поубивали друг друга…
Придон нахмурился, при словах Меклена все повеселели, начали улыбаться, перешучиваться. Кто-то сказал недоброе слово в адрес прошлых правителей Куявии. Придон бросил резко:
– О мертвых нехорошо так говорить. Они не могут ответить! Не могут смыть твоей кровью оскорбление. Потому повелеваю: о мертвых либо только хорошо, либо – ничего.
Ему поклонились, разговоры умолкли, потихоньку начали расходиться. Зал пустел, и, хотя уходили люди разгоряченные, потные, жаркие, с ними словно бы ушла свежесть, Придон снова ощутил все липкие благовония в плотном вязком воздухе, со злостью взглянул на окно, открыто, прорубить шире, что ли…
Посреди зала остался сплющенный, но все еще толстый мешок, а сверху, как на постаменте, коричневый ком головы. Запекшаяся кровь стерлась со щек и даже волос, но осталась в ноздрях, в ушных раковинах.
Придон отвернулся, вздрогнул. Двое, Аснерд и Вяземайт, не ушли, тихонько переговаривались. Поймав взгляд Придона, Вяземайт поклонился с преувеличенной почтительностью, в глазах странное выражение, хотел уйти, но Придон окликнул:
– Мудрый волхв, что-то не так?
Вяземайт сказал торопливо:
– Все так, светлый тцар!
Придон поморщился.
– Ты уже забыл, как меня зовут?
– Нет, светлый тцар, – ответил Вяземайт. – Как можно забыть имя светлого тцара? Героя, добывшего волшебный меч Хорса, а затем вообще сокрушившего Куявию?
Придон сказал с досадой:
– Вяземайт, ты говоришь вроде бы все правильно, но почему мне кажется, что ты издеваешься?
– Не знаю, светлый тцар!
– Может быть, потому, что ты в самом деле издеваешься? Говори, Вяземайт. Я же вижу, что и отношение ко мне потихоньку меняется. Что я делаю не так?
Вяземайт в затруднении оглянулся на Аснерда, тот оторвал взгляд от головы Тулея, сделал вид, что любуется расписным потолком. Вяземайт развел руками.
– Светлый тцар все делает… правильно. Придон бы так не делал, ну, тот, прошлый Придон. А сейчас все правильно и мудро. Особенно меня восхитил приказ отрубить головы тем двум мерзавцам! Красивый жест! Все так и запомнят, как благородство молодого тцара. Лишь немногие понимают истинный смысл…
Придон спросил хмуро:
– Какой же? Скажи, чтобы и я знал.
– Ты укрепляешь, – произнес Вяземайт значительно, – неприкосновенность тцарской власти. Никто не смеет коснуться тцара, кроме другого тцара. Думаю, другие тцары это сразу поймут и одобрят. Мол, даже если тебя, Придона, кто-то зарежет и убежит в другую страну за наградой, то его вместо награды казнят. Верно?.. И насчет злословия о мертвых ты тоже хорошо сказал!.. По-державному. Даже об умершем тцаре нельзя злословить! Это в тебе говорит тцар, Придон. Мудрый тцар. Мне это нравится, Придон.
Придон пробормотал:
– Зато мне не нравится, что тебе это нравится… Но все равно менять ничего не стану.
– И не надо, – ответил Вяземайт. – Ты в самом деле сказал и поступил мудро! Серьезно говорю, никаких мекленовских шуточек. Ты взрослеешь очень быстро, Придон. Надеюсь, ты успеешь до конца месяца пересмотреть и свое последнее… ребяческое решение.
На этот раз он не стал кланяться, по-дружески посмотрел в глаза, хлопнул по плечу и отбыл. Придон тупо смотрел на закрывшуюся за ним дверь: что за последнее решение? Лицо опалило жаром, защипало даже кончики пальцев, это организм догадался раньше его и устыдился до корней волос.
За спиной Аснерд громко хмыкнул. Раздражение и стыд ударили в голову Придона с такой силой, что захрипел, закашлялся, потом лишь прорычал в бешенстве:
– Что тебе не так?.. Что я делаю не так?
Аснерд смотрел с интересом, глаза воеводы оставались непроницаемы, а лицо недвижимо, словно всматривался в далекую бескрайнюю степь.