– … Больше частью, как мне кажется, бесполезными. Я долго бился над ними, но не разгадал ничего...

В гостиной стало так тихо, что они услышали крики чаек, доносившиеся в распахнутое окно. Тревожные, грубые крики, как будто нарочно навевающие печаль...

– В любом случае, – прервал тишину мистер Аддингтон, – я намерен поехать в Кардифф и поговорить в первую очередь с миссис Чемберс. Если Эден теперь снова с нами, то Кэтрин... мы ничего не знаем о ней... Я только надеюсь, что ее исчезновение не связано с этим делом.

– Но как? – подал голос Эден. – Каким образом она бы могла быть причастной к этому делу?

Его отец тоже терялся в догадках, но памятуя о способности Кэтрин находить приключения на свою голову, был готов допустить любую возможность.

– Хотя бы через мисс Стаффорд... – не желая укорить мистера Андервуда, произнес он с толикой смущения.

– Но мисс Стаффорд не знала, кем мистер Андервуд являлся на самом деле, – возразил ему сын. – И добавил: – Нет, я уверен, с Кэтрин случилось что-то другое...

Его мать прикрыла ладонями рот, стараясь не разрыдаться. Мало того, что она страшилась за физическое благополучие дочери, так еще и сама ее будущность, как истинной леди, висела на волоске. Если только кто-то узнает, что Кэтрин сбежала... Или хотя бы пропала неизвестно куда. И с кем...

– И все-таки расспросить юную Стаффорд будет не лишним, и я сделаю это сама, – сказала она. – Возможно, как матери своей лучшей подруги, она откроется мне много охотнее, кроме того, и в этом вы правы: нельзя оставлять произошедшее с сыном и вами, мистер Андервуд, без воздаяния. А лучшим воздаянием будет, раскрыть тайну, которую они столь трепетно оберегают, и рассказать о ней миру! Итак, – она поднялась на ноги, – я намерена отправиться в Кардифф прямо сейчас.

– Я поеду с тобой, – сказал ее муж.

– В таком случае, я отправлюсь к себе и вернусь с записями отца, если вам будет угодно, – добавил к этому мистер Андервуд.

И Эден в стороне не остался:

– Я поехал бы с вами, если позволите. – И глянул сначала на Андервуда, после – на обоих родителей.

Супруги Аддингтон переглянулись.

– Только в том случае, если с вами отправится Томас, – ответил отец. – Я велю ему вооружиться. И возьмите наш экипаж!

Мистер Андервуд благодарно кивнул, Эден расцвел довольной улыбкой. Он боялся, что после случившегося его запрут в доме на все каникулы...

– Будь осторожен, – шепнула мать ему на ухо, обнимая перед уходом. – Я слишком люблю тебя, чтобы вдруг потерять!

Эден смутился и покраснел, но крайне довольный простился с родителями, чтобы отправиться в комнату и привести себя в должный вид перед поездкой.

На почтовой станции дилижансов долговязый парнишка с измазанным сажей лицом выспрашивал, как доехать до Кедартоп-хаус битый час кряду. От него просто отмахивались, как от назойливой мухи, пока он, пустив в ход свой основной аргумент, не извлек из кармана серебряный шиллинг. Возница, враз посерьезнев и перестав подшучивать над парнишкой, сказал, что поместье находится близ Кэстлтона, и коли «Юджин» берется платить, довезет его до самой развилки, от которой буквально рукою подать до поместья. Надо только пройти мимо руин почившего в бозе аббатства, которые пусть и кажутся живописными в солнечный день, ночью вызывают мурашки по коже.

– Ходят слухи, – подмигнул парнишке возница, – что ночами в руинах блестит призрачный свет и мелькает подол женского платья. Длинный шлейф от него, сотканный из тумана и звезд, окутывает руины и поля по соседству... Если попасть в него, не найти дороги домой: так и будешь блуждать, пока коварные фейри не заведут тебя в смертоносные топи или к обрыву у моря. – Рассказчик выдержал паузу и хитро улыбнулся: – Так что, ты все еще хочешь добраться до Кедартоп-хаус, малец?

Кэтрин, а это была именно Кэт, ответила не задумываясь:

– Я не ребенок, чтобы бояться страшилок. Сойду на развилке, как и было сговорено!

С такими словами она оплатила проезд и, засев в стороне в тени лавки старьевщика, принялась ждать отправления дилижанса.

Примерно часа через два, день уже клонился к закату, они покинули Кардифф и покатили в сторону Кэстлтона по Южной дороге. Кэтрин сидела на запятках кареты и болтала ногами, как обычный мальчишка... Сколько раз она видела это со стороны и мечтала повторить тот же трюк, но даже представить себе не могла, что действительно повторит.

И вот сбылась очередная мечта...

Детская, если подумать, но от этого не менее значимая.

День был теплый и солнечный, и вечерний бриз с моря приятно холодил Кэтрин лицо. Она ехала, погрузившись в раздумье о событиях последних нескольких дней, и гадала, что ждет ее впереди. Какой бы смелой она ни хотела казаться, собственный бунт и последствия оного все же пугали ее и немало. Оказаться совершенно отвергнутой обществом казалось по-настоящему страшным... Все больше из-за родителей, брата и маленькой Энн. Это разбило б им сердце...

– Эй, парень, развилка! – услышала она голос возничего. – Сходишь ты иль как?

– Схожу.

Дилижанс замедлился, Кэтрин почти на ходу спрыгнула на траву, смягчившую ей падение, и помахала мужчине, оглянувшемуся через плечо. Он рукой указывал ей верное направление...

Итак, дилижанс катил дальше в сторону Кэстлтона, а Кэтрин осталась стоять на дороге посреди зеленых полей и гадать, не лучше ли была вернуться домой и забыть о руинах аббатства, кольце и преступлении таком давнем, что о нем прочие, кроме нее, и думать забыли. Не это ли стоило сделать и ей?

Но Кэтрин хотела увидеть руины и убедиться в наличии или отсутствии спрятанного кольца. Если его нет на месте, тем легче: она выкинет это дело из головы и вернется, если получится, в пансион. Если же кольцо там...

Итак, ей в любом случае следовало спешить: день почти догорел, небо окрасилось яркими красками алого и пурпурного. Скоро станет темно, и она в темноте вряд ли отыщет дорогу к руинам... А ночевать в поле Кэтрин хотелось меньше всего, и это несмотря на страшилку возничего о Белой женщине в платье из звезд и тумана.

Как бы там ни было, призраков девушка не боялась, даже с одним была близко знакома, и пусть он был призраком лишь на словах, она все равно в настоящих привидений не верила. Разве что мистер Такер не шел из ее головы: то, как он появился в камбузе, размышляя о припрятанном в руинах кольце... Но он казался более чем живым и вряд ли был призраком.

Кэтрин дернула головой, как бы отгоняя безумные мысли, и, шагая по протоптанной тропке, вскоре увидела то, что искала: руины старого здания.

Серые камни двух сохранившихся стен, поросшие мхом, побитые дождями и ветром, напоминали древний пергамент с закорючками иероглифов. Отдельные камни из кладки, вывалившиеся в траву и наполовину вросшие в землю, казались диковинными всходами волшебных бобов, готовых вот-вот устремиться к самим небесам.

При свете догоравшего дня, возница был прав, руины не казались жуткими или хотя бы пугающими – Кэтрин любила такие места, и с радостью, вошла под широкую арку. Здесь, под едва сохранившимся сводом, было темнее, и ветер шумел как-то иначе, так, словно напевал грустную песню, нашептывал что-то... Или шептали сами серые стены, грустившие о былом, но утерянном ныне величии. И холодком пробегало по коже...

Кэтрин поежилась, подивившись собственной мнительности: серые камни, трава и оплетавшие углы кружева паутины вряд ли могли устрашить хоть кого-то.

Где же алтарь, о котором говорил Такер?

Он, скорее всего, находился в самой глубине полутемного зева, маячившего перед ней в виде полуразрушенной арки среднего нефа. Но у Кэт не было ни свечи, ни даже одной-единственной спички, чтобы подсветить себе в поисках – она просто-напросто не подумала ими разжиться, слишком спешила оставить Артура в дураках – и теперь укорила себя за отсутствие предусмотрительности.

Может быть, стоило дождаться утра? Но любопытство гнало вперед, и Кэтрин, пройдя под изъеденной временем аркой, вошла под своды часовни... Пустые глазницы проемов под потолком пропускали совсем мало света, а сквозь прорехи в едва державшейся кровле виднелось быстро темнеющее небо. Ее шаги, даже, казалось, само биение сердца, отдавалось под сводами гулким эхом. Она прошла через главный неф до алтаря, квадрата с полуобтесанными ныне краями, и обошла его дважды по кругу. Внутри стало почти совершенно темно, и Кэтрин в очередной раз отругала себя, только теперь уже вслух: