– Она хотела что-то мне показать. Что-то важное... – Кэтрин призналась: – А еще там был мужчина…

– Мужчина?

– Мужчина-призрак, – поправилась Кэтрин. – Он сказал, что любит ее – она ответила тем же.

– Влюбленные призраки в моем доме? – Джексон снова метнулся по комнате, и жена поманила его присесть рядом с собой.

– Прошу тебя, успокойся, – сказала она мягким голосом, как если бы успокаивала ребенка. – Мы всегда говорили, что твоя матушка – добрый дух этого дома. Что такого, если это действительно так?

Джексон сел, позволяя супруге взять себя за руку.

– Но мужчина... Как-то слишком много потустороннего для одного дома, ты не находишь? К тому же, близость отца... – «не радует меня совершенно» хотел он было закончить, но вдруг замолчал, пораженный новой догадкой. И спросил: – Как он выглядел, этот призрак?

Кэтрин замялась: лицо в ее памяти было нечетким, размытым, как упавшая в воду капля чернил.

– Мне сложно сказать, но я слышала имя... – Джексон, кажется, даже дышать перестал. – Джервис, она назвала его Джервис.

Джексон выдохнул: не отец. Этого стоило ожидать: мама вряд ли испытывала к отцу жаркие чувства, и он отвечал ей презрением и холодностью.

Андервуд, на которого никто не глядел, вдруг произнес:

– Моего отца звали Джервисом, Джервисом Льюисом Андервудом. – Он поглядел на других собеседников враз потемневшим лицом. – Может ли это быть простым совпадением или...

Кэтрин даже рот приоткрыла, услышав эти слова.

– Вы полагаете... Нет, вряд ли такое возможно! – Но откинув плед, все-таки вскочила на ноги. Кровь в ней вспенилась от самой мысли о том, что все это лишь еще одно крохотное звено в длинной цепи произошедших когда-то событий. – Но, я уверена, что оказалась там неспроста, ваша матушка, мистер Джексон, сама мне об этом сказала, а потому мы должны прямо сейчас вернуться на то самое место.

… Они и вернулись, правда, сначала в постели, чтобы дождаться утра, – на этом настаивал мистер Джексон – а утром, едва справившись с завтраком, что от волнения упорно вставал в горле комком, поспешили в сторону катакомб. Эвелин в силу своего положения осталась ждать наверху (доктор Брент не советовал ей спускаться по лестницам и вдыхать затхлый воздух сырых помещений), Джексон же, Кэтрин и Андервуд, вооруженные фонарем и лопатой, вошли под как будто пропитанные скорбью своды. И осмотрелись...

– Как мы найдем нужное место? – спросил Джексон, который, в отличие от своих спутников, долгие годы не спускался в это «жуткое место». И с подвалом, и с катакомбами у него были связаны одинаково неприятные воспоминания...

– По следам на полу, – первым ответил Андервуд, указав на цепочку следов, отпечатанных в мягкой земле.

Кэтрин же и сама неожиданно помнила все переходы, так ясно, как будто кто сохранил в ее голове четкую карту, и шла уверенно, толком не глядя под ноги. Ей просто это было не нужно... И стоило только дойти до нужного места, как она замерла, сказав дрогнувшим голосом:

– Это здесь. – И поглядела по сторонам, словно надеясь увидеть здесь призрака или оставленную им подсказку. Но рассмотрела лишь пустой выступ каменной ниши, на котором сидел прошлой ночью так называемый Джервис... Она указала на него пальцем.

– Здесь сидел этот мужчина, и миссис Джексон, поманив его за собой, указала мне это самое место. – Она глянула себе под ноги. – Думаю, здесь должно что-то быть.

– И сейчас мы это узнаем, – произнес Андервуд, скидывая сюртук и подворачивая рукава белой рубашки.

Кэтрин отошла в сторону, и полотно лопаты в тот же момент вгрызлось в рыхлую землю, откидывая комок земли за комком. В этом месте, сокрытом глубоко под землей, день и ночь не играли никакого значения: темнота заполняла старые коридоры одинаково что ночью, что днем, и свет фонаря, плясавший по стенам, придавал происходящему особую напряженную атмосферу. Джексон глядел в увеличивающуюся с каждым отброшенным комком яму сцепив зубы и сжав кулаки... Кэтрин подумала, что он, наверное, вспоминает другую яму и другого копателя, устроившего ее как ловушку. Он никогда не поминал в разговорах своего брата, но опять же от дедушки девушка знала, какую роль он сыграл в судьбе ее матери и погибшего дяди. А еще она знала, что Джексон долгие годы винил себя в соучастии в его преступлениях...

Эвелин Армстронг спасла его от себя самого, но это не значит, что прошлое более не одолевало его, особенно в такие моменты...

Лопата звякнула о что-то в земле.

Андервуд дернулся – все трое переглянулись. Он снова откинул землю... Раз, другой. И вдруг, опустившись на ноги, извлек из земли что-то квадратное...

– Шкатулка для письменных принадлежностей, – узнала Кэтрин в почерневшем предмете его прежнее предназначение. Андервуд передал ей шкатулку и со словами «Здесь есть еще что-то» снова откинул землю лопатой, да так и отпрянул в немом ужасе.

Со дна ямы на участников сцены глядел человеческий череп.

Кэтрин охнула, Джексон выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. И выдох этот вышел протяжным, сиплым, как стон не упокоенного духа в стенах старого дома...

– Человеческий череп, – в конце концов озвучил вполне очевидное Андервуд, беря себя в руки. – Человеческий череп мужчины, которого звали Джервисом и который... – голос его на мгновение дрогнул, – вполне возможно, являлся моим отцом.

Они помолчали какое-то время, как будто отдавая молчаливую дань обнаруженному покойнику, а потом Джексон сказал:

– Позвольте мне сделать это... – и взглядом указал на находку.

Но Андервуд покачал головой:

– Благодарю, но я хочу сам сделать это. Если это, в самом деле, мой бедный отец, то я бы хотел... это просто мой долг... я... – Он замолчал, не в силах перебороть нахлынувшие эмоции, наклонился и взял череп в руки, осторожно положив его на краю ямы.

И так кость за костью... Пока не продемонстрировал Кэтрин и Джексону очередную находку: мужской портсигар.

Он стер с него землю, повертел в пальцах так и эдак и произнес:

– Я почти абсолютно уверен, что это вещица принадлежала отцу. Отец много курил, и резные павлины на крышке его портсигара меня, тогда еще маленького ребенка, завораживали своей красотой. Я забирался отцу на колени, и он позволял не рассматривать их, водя пальцем по всем завиткам. Мне кажется, – голос его сделался глуше, – я различаю здесь тот же рисунок... – И тут же спросил: – А что в той шкатулке? Ее можно открыть?

Кэтрин, прижимавшая шкатулку к груди и временно о ней позабывшая, пожала плечами.

– Я не уверена. Нужно попробовать! – Она опустила шкатулку на землю и попыталась приподнять крышку. Серебряная вещица, почерневшая и засыпанная землей, поддаваться не собиралась...

– Позволь мне, – сказал Джексон и потянул пальцами крышку.

Через секунду-другую тщетных усилий крышка все-таки уступила и отошла с легким скрипом. Внутри обнаружились серебряная чернильница и перо, а еще пожелтевший лист старой бумаги. Должно быть, письмо...

Ничего, помимо этого, в шкатулке не оказалось.

Миссис Мэри Фостер, немолодая, полная женщина с длинной цепочкой пенсне на поясе встретила неожиданных посетителей на террасе в компании своих пушистых любимцев, котов, и рыжего лабрадора с вислыми ушами. Тот был еще молод, игрив и юлой вертелся вокруг двух мужчин, не обращавших на него никакого внимания.

– Сидеть, Спайк! – строго попеняла ему за манеры хозяйка. И извинилась перед гостями: – Извините этого сорванца, его еще учить и учить!

Джексон и Андервуд молча кивнули, признавая за щенком право быть непоседливым и вертлявым. В конце концов, они знали девушку точно подобного нрава... Ее с трудом удалось уговорить остаться в Уиллоу-холл: ни ее недавняя травма, ни неуместность подобной поездки в компании двух мужчин – ничто не могло ее удержать. Кроме, разве что, Эвелин, посулившей ей отправиться в Конуэй к ювелиру, который смог бы привести найденное в руинах аббатства кольцо в должный вид... Мисс Стаффорд и сама рвалась следом. Заявила категорическим тоном: «Я как никак напрямую связана с этим делом. А потому не надейтесь меня отстранить!» и с вызовом поглядела на Андервуда. Но он и не думал с ней спорить: все его мысли были занята их недавней находкой. Он ощущал и радость, и горе одновременно: радость от мысли, что наконец-то узнал, где пропадал мистер Андервуд долгие двадцать лет, и горе... ведь тот умер там не своей смертью. Кто-то приложил к этому руку, и ржавая пуля, найденная среди костей, была явным тому подтверждением.