Грейс, сидевшая с печальным лицом, тяжко вздохнула: возможно, уже сожалела о предложенном плане и жалела отца, в этот самый момент мечущегося в ее поисках и, должно быть, страшно волнующегося. Кэтрин стиснула ее пальцы в жесте поддержки... Эден желал б сделать то же, но довольствовался взглядом из-под бровей. Сама Грейс делала то же, но в отношении Андервуда, который сидел, погрузившись в себя и вовсе ее, казалось, не замечал.

– Полагаю, наше письмо, отправленное с нарочным в ваш дом, в этот момент уже прочитано Стаффордом, – предположила Эвелин, глянув на девушку. – А значит, он может явиться в любую минуту. От Кардиффа до Уиллоу-холл не больше полутора часов доброй скачки.

В гостиной повисла гнетущая тишина: все гадали, чего ждать от встречи, не сулившей хорошего.

Кэтрин первой прервала ее:

– Расскажите, что вы узнали от Мэри Фостер. Я вся в нетерпении!

И Джексон поведал собравшимся о беседе и с миссис Фостер, и с умирающим Роджером Стелботом. Рассказ произвел гнетущее впечатление, но хотя бы разъяснил многие важные вещи, и Андервуд, встрепенувшись в самом конце, с ожесточением произнес:

– Каким безумцем нужно быть, чтобы так поступить, убить и спрятать труп человека, ничего вам не сделавшего? Лишить сына отца, а женщину – мужа. Заставить семью долгие годы гадать, где он и что с ним случилось. Моя мать до последнего часа мучилась неизвестностью... Она, в отличие от отца, любила его. – Сказав это, он поднялся на ноги и стремительным шагом вышел из комнаты. Остальные присутствующие проводили его долгим взглядом... Сказать им было нечего.

… Сразу перед обедом Кэтрин заметила Андервуда в оранжерее. Наверное, стоило бы оставить его одного, дать время принять все, что открылось за последние сутки, но Кэт и сама полнилась всякими мыслями, и мысли эти бурлили, не давая покоя. На самом деле, они ее просто измучили... Душу вынули. А этот мужчина мог бы помочь ей понять одну важную вещь... Очень важную для нее. Больше просить было некого: Эден и Джексон точно не подходили.

Она поглядела на Андервуда со стороны: высокий, с волевым подбородком... и глаза довольно красивые... Нет, конечно, с улыбкой он выглядел лучше – она припомнила луг Ламберхёрста и то, как он Грейс улыбался – но даже сейчас в своем мрачном ожесточении он был очень даже неплох. По крайне мере, Кэтрин так себя убеждала, ведь чтобы эксперимент удался, объект должен быть ей хоть чуточку симпатичен.

– Скоро обед, – сказала она, обнаружив свое присутствие в оранжерее. – Миссис Джексон, просила вас отыскать.

Андервуд поглядел на нее без особого энтузиазма.

– Не уверен, что голоден, – сказал он. – Портить же аппетит прочим одним своим видом, считаю невежливым! Прошу вас, мисс Аддингтон, передайте хозяйке, пусть обедают без меня!

Но вместо того, чтобы уйти, Кэтрин присела на бортик каменной тумбы и расправила платье. Андервуд одарил ее вопросительным взглядом с оттенком легкого «я не нуждаюсь в компании, будьте добры удалиться»... Но Кэтрин, ясное дело, предпочла этого не понять.

– Я хотела поблагодарить вас, – сказала она, – за прошлую ночь, когда вы нашли меня в катакомбах. Не знаю, что было бы, если не вы...

– Вы явно преувеличиваете мою заслугу, мисс Аддингтон, – чуть изогнул бровь говоривший. – Я только то проследил за вами до места, а после помог найти дорогу назад...

– Вот именно, помогли! Не представляю, как справилась бы сама.

Вот теперь Андервуд по-настоящему заинтересовался и, усмехнувшись в своей привычной манере, сказал:

– Мисс Кэтрин, уж простите меня, но я никогда не поверю, что девушка, обрядившаяся мальчишкой и три дня продержавшаяся на корабле в компании самых грубых мужчин, а после бесстрашно сиганувшая в море, способна оказаться беспомощной в темных, сырых катакомбах где-нибудь под землей. Вы явно мне льстите, и мне хотелось бы знать почему!

– Не настолько уж я и бесстрашна, – почему-то даже обиделась Кэтрин. – Возможно, у вас сложилось неверное представление...

– О нет, – возразил Андервуд, – в людях я разбираюсь прекрасно, и вы, мисс Аддингтон, никакого сомнения, самый несносный чертенок из всех, что мне встречались. А встречались мне многие, и не все из этих несчастных носили юбку и кринолин...

Кэтрин вскочила на ноги:

– По-вашему я несчастна?! – вспыхнула она в одночасье. – А если и так, то только из-за этих растрекля... – она осеклась, едва не выдав не полагающееся леди ругательство, – … из-за этих противных юбок и кринолинов.

Андервуд покачал головой.

– Скорее из-за вашего вздорного нрава. Такие, как вы, уж если вобьют себе что-то в голову, то идут напролом, не замечая ничего... и никого, – со значением присовокупил он, – рядом с собой.

– И что это значит?

– Вы упрямица, мисс Аддингтон, и это вас в итоге погубит. Итак, – как будто сменил он неприятную тему, – что вы хотели, чтобы я сделал?

Кэтрин, оглушенная его маленькой отповедью, стояла не шелохнувшись. Проводить эксперимент расхотелось... Но отступиться сейчас, когда ей так нужен ответ.

Да никакая она не упрямица. Что за вздор!

– С чего вы решили, что мне от вас что-то нужно?

Андервуд тоже поднялся.

– Вы так явно мне льстили и флиртовали.

– Флиртовала?

– Так это был даже не флирт? Что же тогда?

– Святая Матильда, вы просто невыносимы! – Не выдержала его собеседница. – Что Грейс в вас нашла, право слово?

– Наверное, я умею хорошо целоваться.

И Кэтрин аж вспыхнула от восторга: вот оно самое, и собеседник это заметил. Это и ее скептически вскинутую бровь...

– Хотите, чтобы я доказал? – с недоверием осведомился он. – Да вы еще страннее, чем я думал, мисс Кэтрин!

– А вы намного болтливее, – упрекнула она.

Андервуд красноречиво на нее посмотрел: «Ну берегитесь, мисс Кэтрин, вы сами напросились» как бы говорил он.

Та ощутила, как от волнения сбилось дыхание, и сбилось сильнее, когда Андервуд, сграбастав ее буквально в охапку, поцеловал прямо в губы. Поцелуй не был первым за последнее время, скорее вторым, и губы целовали намного искуснее первых, но, странное дело, мурашек не вызывали. Разве что толику любопытства... Истому. Но звездочек не было...

А потом эта мысль: что я делаю? Если Артур узнает...

И она оттолкнула Андервуда руками...

– Да что вы себе позволяете?!

Тот опешил, но лишь на мгновение:

– Выполняю вашу негласную просьбу: учу целоваться.

– Учите целоваться? Слишком много вы о себе возомнили. У меня, знаете ли... – она запнулась, подыскивая как можно более достойный ответ, – есть учителя и получше!

И, вскинув голову, с королевским достоинством поспешила к двери оранжереи. Сердце стучало, как оглашенное... Вот ведь дуреха ты, Кэт, ругала она себя самое, этот мужлан и целоваться-то не умеет, не то что... И припустив по коридору, она призналась себе не без восторга, что эксперимент в целом-то удался: Артур точно целовался намного лучше какого-то Андервуда. А что это значит, она подумает после, пока же ей не помешало бы подкрепиться...

Ожидание было томительным, нервным, так что сама встреча со Стаффордами уже не казалась такой уж пугающей. Что они скажут друг другу? Чем завершится их маленькая дуэль, эдакое противостояние двух противников? Андервуд, полный вопросов и тяжелых, тягостных мыслей, проигрывал Эдену в шахматы: его жизнь была и сама черно-белым шахматным полем, предугадать движение фигур на котором казалось непосильной задачей.

Он передвинул очередную фигуру, и молодой человек возмутился:

– Андервуд, вы мне подыгрываете, не иначе!

– Простите, Аддингтон, игра – последнее, что меня сейчас занимает.

Эден кивнул с понимающим видом и поднялся из-за стола.

– Вы правы, отложим эту партию до лучших времен. – И спросил: – Как вы чувствуете себя, теперь, когда половина тайны раскрыта, когда вы знаете, что случилось с отцом?

– Вряд ли спокойнее, если вы, конечно, об этом. Теперь я просто обязан узнать имя того, кто позволил отцу поплатиться за свое преступление!