Конечно, жрицам нередко снились вещие сны, искусству трактовки которых уделяли особое внимание в Храме. Чуть успокоившись, Рена принялась размышлять и сопоставлять обрывки своего сновидения. Довольно быстро она пришла к логичной версии: замужество лишало её счастья дальнейшего обучения, потому и медальон занял место священного яйца на полке. Что же касалось первого видения, то Рена придала ему куда меньше значения, сочтя всего лишь тоской по любимому Храму.
Желая согнать неприятную сонную пелену, Рена устремилась в ванную комнату, после чего неспешно начала собираться. Ночная рубашка, платье на выход и на смену, то же самое для Рэла и что-то похожее гостям. Выбирая вещи, Рена невольно задумалась, как будет выглядеть в их одежде смуглый мальчишка с Ю и этот блондин. Неяркая внешность Дамиана меньше всего должна была выделяться в толпе, потому Рена выбрала для него самые обычные вещи. А вот с остальными пришлось повозиться.
Завтракать им предстояло до первого боя барабанов, потому, разобравшись с одеждой, Рена отправилась будить Рэла. Подходя к комнате брата, она вдруг вспомнила, что забыла его предупредить о раннем подъёме. Рэл был известным лежебокой, потому внезапное пробуждение не пришлось ему по вкусу.
- И зачем ты подняла меня в такую рань?! - негодовал брат, зевая и протирая глаза.
- Я же не могу сама будить гостей! - парировала Рена.
- О нет! - простонал Рэл. Перспектива идти к чужеземцам с утра пораньше его совсем не вдохновила.
- Мы едем в город, - заговорщически произнесла Рена.
- Да? В какой?
- Асашарам!
Рэл заметно приободрился. В столице, в отличие от Рены, он был всего несколько раз и то ненадолго, можно сказать проездом. И теперь Рэл явно предвкушал интереснейшее путешествие.
- А мы увидим царский дворец? - Его глаза мечтательно заблестели.
- Разумеется, - с улыбкой ответила Рена, она и сама была не прочь вернуться в знакомые места. - Нам же придётся хоть издали показывать Храм.
- А ярмарочную площадь? - не унимался Рэл, по его восторженному лицу было видно, что он принялся вспоминать все достопримечательности столицы, о которых когда-либо слышал, и теперь желал увидеть воочию.
- Надо упросить отца прогуляться по ней, - Рена подмигнула брату, чем ещё больше раззадорила его.
От утренней сонливости и вялости у Рэла ни осталось и следа. Он и одевался уже почти не глядя, настолько был увлечен своими грёзами. И, выйдя из комнаты, почти позабыл о гостях, но предусмотрительная Рена вовремя направила его в другую часть коридора. Спохватившись, Рэл совсем ещё по-детски потряс головой, постучал по лбу и только затем зашагал к дверям гостей. Рена, убедившись, что теперь на брата можно положиться, двинулась в сторону кухни.
Когда она подошла к столовой, отец уже был там. Он задумчиво читал письмо и не сразу заметил её появление. Судя по золоченому конверту, лежавшему рядом на столе, послание было из Сэйклита. Брови отца сдвинулись к самой переносице, а губы сжались в тонкую нить. Очевидно, содержание письма ему очень не понравилось. Дочитав, он с недовольством бросил бумагу на стол и только затем заметил притихшую Рену.
- Стоит поторопиться, - бросил он, всё ещё пребывая в дурном расположении духа. - Нам надо успеть к ужину.
- Значит, мы поедем через Серую пустыню, - с разочарованием поняла Рена, даже не заметив, что произнесла это вслух.
Она не любила эту дорогу. Серая пустыня была безжизненной землей, в которой росли лишь редкие и чахлые кусты змеевика, и пересекать её - самое унылое в мире времяпровождение. Почти целый день сидеть в закрытом полутёмном экипаже, глядя буквально друг на друга. И всё это потому, что серый песок, настолько мелкий, что больше напоминал пыль, весьма опасен. Он легко забивался в нос и в лёгкие, и лишь вараны, у которых в носовых пазухах стояли особые перегородки, могли без вреда для себя находиться на этих землях. Недаром в царстве нагов преступников ссылали в эту пустыню, и ещё никто ни разу из неё не возвращался. В отличие от этого пути, царский тракт был куда красочней, хоть и существенно длиннее.
- Нашим гостям будет полезно посмотреть и на эти земли, - хмыкнул отец, и Рена понимающе кивнула.
Конечно, гостя из Шак-ли стоило поставить на место и, может, даже слегка припугнуть. Рене даже пришла мысль ненадолго выкинуть эльфа из экипажа и, когда тот начнёт задыхаться, милостиво спасти. За этими мстительными размышлениями она и не заметила, как в столовой появился Рэл и гости. Завидев их, Рена направилась на кухню - помогать подавать завтрак.
Наги не держали много прислуги. Это считалось расточительством. Как правило, в домах сейла было всего трое слуг: повар, горничная и садовник. На праздники приглашались дополнительные работники, но вчера, узнав о скором отъезде, Рена распустила набранных поваров, и теперь на кухне её ждали всего двое: старый повар и его ученик-подросток. Вместе они накрыли стол, предложив гостям нехитрый завтрак из яиц и хвои можжевельника. Первую тарелку Рена подала отцу, доверив обслуживание гостей повару, и вскоре сама присоединилась к трапезе. Едва она присела, как Рош объявил об отъезде.
- Сегодня мы отправимся в столицу нашего царства - Асашарам. Вам выдадут нагскую одежду, чтобы вы не слишком выделялись в толпе.
- И вы думаете, что это поможет? - прервал речь эльф, привлекая к себе всеобщее внимание.
«Каков нахал!» - подумала про себя Рена, осуждающе глядя на него.
- Вам будет предложен плащ, - напряженно ответил отец. - После Великой Стужи не все наги полностью оправились и многие предпочитают не показывать своего внешнего вида.
- Надо же, как удобно! - фыркнул эльф.
- Вам, несомненно, повезло, - с нажимом заметил Рош.
Мода на плащи действительно появилась по весне, когда снег окончательно сошёл и ярмарочная площадь вновь открылась. Многие северные купцы, больше других пострадавшие от Великой Стужи, прятали свои шрамы - сморщенную кожу, ожоги, оставшиеся от обледенения и даже отмерзшие части тела - в нахлобученных капюшонах, широких рукавах и длинных подолах. Гильдия лекарей обещала в скором времени исцелить северян, если уж и не всех, то многих. И, судя по тому, что к лету нагов в плащах в городе стало значительно меньше, весьма преуспевала. И всё же сейчас эта мода оказалась весьма кстати.
Завтрак закончился довольно скоро, да и сборы прошли без каких-либо трудностей. Экипаж уже несся по долине, когда вдали загудели барабаны, возвещая, что солнце окончательно встало. Рена, сидевшая у окна, с щемящей грустью смотрела на удаляющийся дом и зелёную маковку дозорной башни, на увитый плющом забор и синеющий вдали сосновый бор. Она всегда испытывала болезненные чувства, когда уезжала. Ей становилось тоскливо и как-то одиноко. Рена скучала по матери и по их задушевным разговорам: больше ни с кем у неё не сложились столь доверительные и близкие отношения.
Вараны резво несли экипаж мимо сизых лесов и цветастых полей. Озорной ветер врывался в раскрытые окна и шаловливо хлестал шёлковыми шторками. День обещал быть жарким. Палящее огненно-рыжее солнце стремительно взбиралось по горизонту, и вот уже пейзаж принялся меняться. Леса редели и мельчали, поля блекли, уступая место сероватым пескам. Ещё немного, и отец привстал, чтобы закрыть окна. Он быстро справился с задвижками и натянул плотные защитные экраны. Внутри экипажа сразу стало заметно темнее, и невольно возникла атмосфера той самой неловкости, когда в небольшом замкнутом пространстве оказываются чужие люди. Косые взгляды, повышенное внимание к собственным рукам или обуви, даже какая-то неуклюжесть в случайных движениях - в общем, весьма нервная обстановка.
Напротив Рены сидел Марселу, и, хотя она мысленно запрещала себе на него смотреть, понимая, что это просто неприлично, её взгляд так и тянулся к нему. Нагская дорожная одежда ему не очень-то шла. Оливковая рубашка почти сливалась с тоном смуглой кожи, отчего Марселу казался каким-то измождённым и болезненным. Глаза его были закрыты, а длинные тёмные ресницы слегка подрагивали в такт покачивания экипажа, и всё же он не спал. Марселу то и дело кривил губы, то растягивая их в недовольной ухмылке, то собирая их в неуклюжую, детскую «уточку». Похоже, дорога давалась ему нелегко.