Пусть знает, что я недовольна. И пусть не думает, что этого виновата взгляда, шумного выдоха и запущенной в волосы руки будет достаточно.
— Прости? — тоже не действует, но хоть какой-то диалог.
Не слишком-то изящно пододвигаю свой стул поближе к новенькой стеклянной столешнице, которую уборщица так усердно натирает в конце рабочего дня, испрашиваю прямо в лоб, уже изрядно устав ломать голову над тем, какая кошка пробежала между мужчинами:
— Что случилось?
— Спроси у Игоря, — выдает, и отводит глаза, начиная крутиться на компьютерном кресле.
— Спрашивала. Иначе не стала бы пытать тебя. Что вы как пятиклассники?
— Я был в командировке, поэтому пропустил праздник, — пытается защититься, замирая лицом к окну.
— И если верить твоим соцсетям твоя командировка была дальней… Проходила она в одном из столичных ресторанов, а переговоры ты вел с симпатичной блондинкой.
— Ты за мной следишь?
— Немного. И то, — беспечно хлопая ресницами, — лишь потому, что ты меня вынуждаешь этим заниматься. Раньше последними новостями из своей жизни ты делился лично. Уж не знаю насколько у вас все серьезно, но ты вполне мог взять ее с собой. Были лишь родственники — мы бы порадовались твоему счастью.
— Лиз, правда, все нормально. И Игорю я звоню. Не так часто, но пару недель назад мы даже с ним виделись. Работы накопилось…
— Непочатый край, — заканчиваю за него фразу, успевшую набить мне оскомину. — Все это я слышала раз двадцать от своего мужа. Но ни за что не поверю, что это повод отдаляться от друзей. Мы с Таней общаемся по видеосвязи, и поверь, даже после концерта, она находит в себе силы на десятиминутный разговор со мной. А пение — это тебе не по клавиатуре стучать. Так что, давай дорогой, вставай.
— Куда? — удивляется, когда я поднимаюсь и, отыскав в одном из шкафов его пальто, стягиваю его с плечиков.
— Поедем мириться. Раз вы неспособны на взрослые поступки, в тридцать предпочитая молчание конструктивному диалогу, я готова протянуть вам руку помощи. Не безвозмездно, конечно, но пару свободных часов у меня найдется. И да, — улыбаюсь, когда он ловко ловит свою верхнюю одежду. — Я поведу.
— Игорь купил тебе права?
— Машину. Права я получила вполне законно. И ты бы об этом знал, если бы пришел на нашу годовщину.
— Останешься здесь? — глушу двигатель и в недоумении взираю на своего пассажира, весь путь до офиса Игоря наряжено следящего за движением транспорта по оживленной полосе.
Вцеплялся в ручку, словно это спасет его при ударе, и то и дело отвлекал меня своими неуместными советами. Стаж у меня небольшой, зато мой личный водитель, с которым за годы брака я неплохо поладила, потратил не один день, тренируя меня на загородных трассах.
— Передохну немного, — Славка выдыхает, наконец, отстегивая ремень, и собирается закурить, уже вставляя в рот папиросу.
— Даже не думай! Будешь дымить в своем корыте, — любовно скользя пальцами порулю, одариваю мужчину улыбкой, и благодарно киваю, когда сигарета вновь отправляется в пачку.
Никогда не подозревала, что способна на любовь к автомобилям, но не отрицаю возможность, что скоро начну говорить со своей красной иномаркой. Стану подобно многим водителям, называть ее деткой, и, вооружившись кружкой кофе, буду часами стоять у окна, любуясь своей новенькой ласточкой.
— Ладно. Только девчонок сюда не води, — подмигиваю Лисицкому, забирая сумку с заднего сиденья, — а то, не дай бог, перепачкаешь мне обивку. И не убегай, — бросаю напоследок, назидательно погрозив указательным пальцем, и все-таки выбираюсь из салона. Бодро шагаю к лифту, и, не удержавшись, бросаю пару влюбленных взглядов на свою девочку, выделяющуюся даже на фоне этих не менее дорогих автомобилей, ожидающих прихода владельцев в холодном полумраке паркинга. Или мне так только кажется?
В браке с обеспеченным бизнесменом даже не искушенному роскошью человеку не всегда удается сохранить в себе способность искренне радоваться подаркам. Шубы, брильянты, поездки по миру, конечно, приятны, но чем чаще ты их получаешь, тем меньше восторга испытываешь. Моя Ауди сумела взбудоражить кровь…
Миную охранника, не забывая приветливо улыбаться сотрудникам, знающим меня в лицо, и немного теряюсь от количества коридоров современного Бизнес-центра. Мой промах, признаю. Нечасто наведываюсь к мужу, предпочитая не путаться под ногами, когда сильные мира сего вершат чужие судьбы. Все из себя важные, в дорогих пиджаках…
Когда-то и я мечтала об успешной карьере — корпела над книгами, донимала начальника, скрупулезно записывая каждый его шаг в толстый блокнот с цветастой обложкой… Теперь же, кажется, вконец обленилась, одомашнилась, что ли, не видя нужды прозябать свою жизнь в тесных офисных клетках. Не скажу, что испортилась, но когда нужда в деньгах отпадает, стремление подниматься выше куда-то улетучивается…
Быть может, чуть позже, когда наш дом будет доведен до ума, а чтение романов встанет мне поперек горла, я все-таки вспомню о своих амбициях. А пока продолжаю идти, подмечая, что ремонт в здании не прошел даром — рабочие места белых воротничков разделены стеклянными перегородками, отчего помещение больше похоже на улей, в котором вместо пчел жужжит оргтехника. Комната отдыха, двери которой распахнуты, выполнена в спокойных тонах: бледно-желтый, нежно-голубой и немного вкраплений серого. Неярко, но в то же время живенько.
Заглядываю в приемную Гоши, если быть честной, совершенно не помня имени его секретарши, и удивленно приподнимаю бровь, находя ее место пустым. Я бы сказала безжизненным. Никаких рамок, блокнотов, причудливых безделушек, которыми многие украшают свое рабочее пространство… Словно на этот стул уже давно никто не садился.
Тряхнув головой, все-таки прохожу внутрь, и решительно приближаюсь к двери, с золоченой табличкой по центру, на которой красуется фамилия мужа. Касаюсь холодной ручки и застываю, не в силах переступить через порог…
Есть вещи, которые случившись однажды, непременно наложат свой отпечаток на вашу дальнейшую жизнь. Разграничат ваш мир, неряшливыми кляксами перемазав страницы, как вам казалось, счастливой истории, и день за днем, год за годом, нет-нет да отпечатаются на чистом листе, в котором вы вознамеритесь написать очередную главу.
Женщина в задранном платье, распластастанная по столу моего супруга стала именно этим — темным пятном на моем сердце, только что испуганно сжавшемся за грудной клеткой. Таким же черным, как эти волосы, что разбросаны по ее плечам, по бумагам, наверняка помявшимся во время страстного танца этих пылких любовников.
Стою, не в силах заставить себя уйти, и под звук женских стонов, тяжелого мужского дыхания, лязга ручек в металлических корпусах, торчащих из органайзера, забываю о кислороде. Не дышу, не впадаю в истерику, не бросаюсь на них с кулаками, а как истукан, как памятник человеческой подлости, замираю с ошеломленной гримасой на лице и одной-единственной мыслью, так некстати пришедшей в голову — на старом столе она бы не уместилась…
— Что вы сделали, когда застукали мужа с другой? — женщина лет сорока, чье кресло расположено в метре от нашего со Славой дивана, понижает голос, не желая, чтобы кто-то из присутствующих подслушал наш с ней разговор.
Все суетятся, о чем-то переговариваются, разминают конечности, пользуясь двухминутным перерывом, в то время как я даже сейчас не могу взять передышку.
— Повыдирали ей космы? — смотрит на меня так, что даже дурак поймет — другого сценария эта дама в мужском пиджаке и широких брюках ни за что не приемлет.
Пододвигается к краю, жестом призывая и меня наклониться, и, оглядевшись по сторонам, переходит на шепот.
— Мой первый тоже гулял. Когда увидела, чудом сдержалась, чтоб не убить эту змеюку. Всю рожу ей расцарапала, чтоб знала, как поступают с теми, кто разрушает чужие семьи.
— А муж? — не сомневаюсь, что такая женщина способна наказать любого, кто посмеет ее обидеть.
— Муж? Что с ним будет? Вещи его с окна выбрасывала, благо тогда журналисты в мою жизнь не лезли. Было бы, чем заполнить первые полосы. Лет пятнадцать его не видела, и дай бог, еще столько же не увижу, — делится со мной, ничем не выдавая, что эти воспоминания причиняют ей боль.