— Живет где-то. И, надеюсь, живет плохо, — произносит спокойно а, заслышав команду, занимает удобную позу, не забывая проверить свою одежду на наличие изъянов.

Я вот к дракам не склонна. Не представляю, как таскаю кого-то за волосы или разбиваю о голову свадебный сервиз… Признайся я этой незнакомке, что вместо грандиозного скандала, молча ушла — наверняка бы прослыла в ее глазах сумасшедшей.

Помню, как аккуратно прикрыла дверь, медленно отпустила дверную ручку, как возвращалась тем же путем, что шла минутой ранее, и как добрела до парковки, по привычке усевшись сзади. Молча уставилась на свои руки, все еще сжимающие автомобильный брелок и лямки небольшой сумки из крокодильей кожи, и, кроме закладывающего уши гула, не различала ни звука. Славка о чем-то спрашивал, раз за разом повторяя вопрос, но, не добившись ответа, вцепился в мое плечо, отпрянув, едва наши с ним взгляды встретились. Не представляю, что он увидел на дне моих глаз, но даже сейчас помню как побледнели его щеки…

Я не плакала. Точно знаю, что я не плакала, и если быть откровенной, даже спустя пять минут, так и не понимала, что, вообще, со мною случилось. Что случилось с нами? С Гошей, который за одно мгновение перешел из разряда близких в длинную шеренгу чужих незнакомых мне людей… Ждала, когда где-то внутри кольнет, прострелит болезненным уколом, но, кроме оцепенения и пустоты, не чувствовала ничего. До той самой секунды, пока Лисицкий не вылетел из машины, оставив свою дверь незакрытой, впуская в салон ледяной, немного сырой воздух подземной парковки, чуть позже принесший с собой цокот женских каблуков. Туфли! Так стучат только дамские туфли — звонко, хлестко, как те пресловутые шариковые ручки, подпрыгивающие в настольном органайзере.

— Зима ведь, — бросила самой себе и резко обернулась, натыкаясь глазами на стройные бедра женщины, замершей в двух шагах от моей Ауди. Шуба явно наброшена на плечи впопыхах…

Опустила стекло, понимая, что не просто так она застыла у моей машины, и прежде чем прохладный воздух проник в мои легкие, уловила сладкий вишневый аромат ее духов.

— Мне стыдно, — сощурилась хищно, устроив локоть на дверке автомобиля, и победно улыбнулась, противореча собственным словам. Наверное, в тот момент смотрелась она красиво — полы норкового пальто разведены, и позволяли любому полюбоваться изгибами ее тела, обтянутого не самым скромным нарядом.

— Зашла бы чуть позже, не увидела бы меня такой…

— Какой? — не знаю для чего спрашиваю, ведь ответ очевиден — распущенной, бесстыжей, доступной…

— Любимой, Лиза, — произнесла сладко, и вновь нараспев повторила это слово, сумевшее пробить мою стальную броню и заставить душу завыть нечеловеческим голосом.

— Любимой. Но тебе это вряд ли знакомо, — состроила жалостливую гримасу и, оттолкнувшись от блестящего металла, уверенно двинулась к мигнувшему фарами Мерседесу.

Вот тогда слеза все же скатилась по моей щеке. Эта женщина была мне знакома, и что самое страшное — извиваясь под моим мужем, она прекрасно знала, что я стала невольной свидетельницей их утех. Не поэтому ли Яна с таким пылом отвечала на его поцелуи?

Помню, как нервно жала на кнопку стеклоподъемника, не желая быть услышанной этой хищницей и отгородившись от мира, сотрясалась в рыданиях, не сразу заметив, что Славы давно нет поблизости… Лишь пачка сигарет, наверняка выпавшая из кармана, лежала на пассажирском сиденье…

Игорь

— Своего решения я не поменяю, — заправляя рубашку в брюки, слежу за тем, как женщина ловко приводит себя в порядок: несколько раз взбивает волосы, пропуская пряди через длинные пальцы, умелыми движениями возвращает наместо бюстгальтер, тут же скрывая его под плотной материей зеленого платья, ставит ногу на тот же стул, где наверняка красуется царапина от ее шпильки, и подтягивает резинку чулок как можно выше. Словно и не было ничего. Стоит совершенно спокойная, собранная, и лишь мятая ткань юбки выдает в ней страстную любовницу, с таким пылом отвечавшую на мои ласки.

— Найди себе другое место, — бросаю, влезая в пиджак, в то время как Яна уже хватает сумочку, свалившуюся на пол. Вешает ее на плечо, разворачиваясь на каблуках, и, не забывая покачивать бедрами, минует разделяющий нас стол.

— Без проблем. Хотя, ты не понимаешь, отчего отказываешься, — делает шаг ко мне и касается губ поцелуем, напоследок стирая большим пальцем следы своей помады с моего лица.

Не имею понятия, какие мысли скрываются от меня под этой прической, но умело отмахиваюсь от неприятного предчувствия, только что кольнувшего грудь.

— Даже спорить не станешь? — удивляюсь, что она так легко сдается и, следуя ее примеру, приглаживаю пятерней свои волосы. Еще не хватало сплетен, что после визита длинноногой брюнетки, босс щеголял по офису в непотребном виде…

— Нет, — странная улыбка касается ее уст, а глаза загадочно блестят. — Возможно, ты прав — секретарь из меня выйдет неважный. Тем более мое чутье подсказывает, что впереди меня ждет куда более перспективная должность… Заедешь сегодня? — перебросив шубу через руку, оборачивается уже в дверях, и кокетливо хлопает ресницами, прикусывая нижнюю губу.

И это не может не заводить, даже несмотря на то, что я недавно держал ее в своих объятиях. Такими женщинами невозможно насытиться, сколько бы часов вы не провели в их постели.

Собираюсь ответить, что вряд ли сумею вырваться, но прежде, чем слова слетают с моего языка, слышу, как тяжелое полотно двери ударяется о стену, сопровождая глухой хлопок встревоженным женским вскриком.

Слава. На лице играют желваки, грудь тяжело вздымается, а глаза налились кровью…

— Пожалуй, пойду, — быстро вернув над собой контроль, Яна протискивается в приемную, в то время как друг неприязненно морщится, дергаясь, когда темная норка, задевает его черные брюки.

Смотрит на меня исподлобья, стягивая шарф со своей шеи, и отбросив его в сторону, расстегивает пальто, избавляться от которого не торопиться. Молчит, словно тщательно раздумывает над тем, каким должен быть его следующий шаг, и прежде, чем я успеваю спросить, с чего он решил навестить меня в разгар рабочего дня, в мою челюсть прилетает удар.

Кулак у него стальной. Легко достигает цели, вызывая боль и первые капельки крови, скользнувшие по подбородку из разбитой губы.

Раньше с ним драться мне не приходилось. Пихаться, валяться по полу, имитируя серьезную борьбу не на жизнь, а насмерть, когда нам было лет по двенадцать — да, а вот уклоняться от вознамерившегося съездить мне по лицу кулака — навряд ли.

— Убью! — рычит и явно намерен воплотить в жизнь свое обещанье.

Налетает, и припечатывая к книжному шкафу, из которого тут же сыплются папки с бумагами, давит мне на горло предплечьем, как заведенный раз за разом повторяя свою угрозу.

Слишком бурная реакция на встреченную в дверях Яну. Даже несмотря на то, что все эти годы он считает своим долгом присматривать за моей женой — вскользь напоминает мне о приближающейся годовщине, словно между делом интересуется, успел ли я приготовить подарок к ее дню рожденья, и не слишком умело скрывает волнение, когда Лиза подхватывает простуду. Словно, не стань его, я не смогу должным образом заботиться о жене, забуду о важных датах и однажды найду ее безжизненное тело в спальне, где оставил ее дожидаться купленных в аптеке лекарств.

— Да что с тобой? — смотрю, не мигая, в его пылающие яростью глаза, и с силой толкаю на стол, ничуть не переживая о слетевшем на пол ноутбуке. — С ума сошел?

— А ты? Развлекся? Получил удовольствие? — освобождается из моего захвата и встает на ноги, вновь грозно на меня надвигаясь. Вряд ли собирается с силами для очередного раунда, но вот быть как можно ближе, когда обвинения слетят с его губ, явно не прочь. Чтобы каждое слово ощущалось мной физически — запах никотина, парфюма, и мятной жвачки; волны гнева, негодования и презрения.

— Вечер тебя ждет тяжелый. Твоя жена на парковке.

Последовавшего за его словами удара я даже не чувствую, ведь смысл сказанного довольно быстро достигает цели. И как оказалось, цель эта где-то ниже, вовсе не в голове, совершенно пустой и мгновенно отяжелевшей от встречи с чужой рукой. Она где-то в груди, в том самом месте, где мы прячем свои души…