В периоды лихоманок, бабушка заботливо обтирала мое лицо полотном, смоченным в прохладном отваре, и на миг выдергивала меня из калейдоскопа видений.

С начала сотворения мира существует разделение на Тёмных и Светлых магов. Я был Светлым. Меня атаковали магией. Причём во сне мой уровень магии был такой, что Силы во мне было немало, а вот видеть энергию я не мог, плохо чувствовал атаку. Сделал какое-то маленькое краткое защитное заклинание и поспешно укрылся в ближайшем доме у Тёмных. Там было несколько человек, почему-то настроенных ко мне нейтрально.

Самый молодой из Тёмных говорит, что он чувствует, что на меня продолжается воздействие потока Тёмной Силы и моё краткое заклинание помогло лишь совсем чуть-чуть.

Тогда я совершаю Ритуал Мьёлльнир [4] . Без ошибок, полностью, со всеми чёткими звуковыми произношениями, на четыре стороны света, разметая всё вокруг. Молодой Тёмный:

— Ого! Что это было, такое огненное?

— Это была быстрая чистка. Ну и заодно неплохая защита.

— Она мощная. И ты так много энергии тратишь на исполнение таких ритуалов?!

— Такие вещи не совершаются только на своей энергии. Призывается энергия культов и определённых божеств.

Тут Тёмный постарше сообщил мне, что одна из верховных магинь их клана хотела бы со мной пообщаться лично, как руководительница атаки. Она сообщила мне, что атака — нечто сродни боевому учению, а прямым исполнителем и проводником был маг-вампир (весёлый такой, он много лет сидел на цепи в подземелье, и совсем недавно был освобожден из заточения).

Мои методы защиты и применение заклинаний вызвали у клана Тёмных неподдельный интерес, многому их научили, а теперь они хотели бы продолжить обучение. Магических знаний, теории и способов призывать дополнительные силы у Тёмных было маловато. Работали они исключительно на своей личной Силе, либо на Силе отнятой у жертв.

Все видения глубоко вреза́лись в охваченное лихорадкой сознание и по выздоровлению еще долго будоражили мой разум, то и дело, внезапно, обрывками всплывали в памяти. Это были яркие моменты. Но однажды я узрел из ряда вон выходящее — мне привиделась смерть. Очень странным образом. Пожалуй, это самый запоминающийся эпизод из всех грёз и снов моего детства. Прошло уже девяносто лет, а я помню каждую деталь того сна...

Внезапный раскат гулкого колокола вывел меня из оцепенелого ожидания. Переставив котелок с горячей печи на подставку, я подумал, что да, я жду гостью. Жду давно в общем смысле, хотя конкретный ожидаемый приход нельзя предсказать, но сегодня-завтра она должна явиться точно. Только я так подумал, как интуитивно ощутил чьё-то присутствие за входной дверью в сенях. Это ощущение ни с чем нельзя спутать: слишком специфическое. В бульварных романах наверняка бы описали это как дуновение могильного холода. Но нет, на самом деле это не холод. Это скорее ощущение ветерка забвения, ощущение некоего предвкушения, когда долго ждёшь — и вот, наконец, это великое для тебя событие уже на подходе. По крайней мере, так я почувствовал приход моей гостьи. Не все рады её приходу. А если выразиться вернее, то на Земле меньшинство радуется встрече с ней.

Я отворил дверь. Да, это была Она, моя долгожданная гостья. Высокая, стройная, со слегка бледной кожей, с чёрными, как смоль, распущенными волосами до плеч и такого же цвета бездонными глазами, в которые слишком долго смотреть просто опасно — можно потеряться или раствориться навсегда. Одета она была в обтягивающие кожаные чёрные штаны и высокие до колен ботфорты на каблуках. Сверху была более свободная чёрная шёлковая рубашка с капюшоном, откинутым на плечи. Рукава рубашки заканчивались завязками в области локтей, ниже которых руки скрывались кожаными перчатками — того же любимого Хель цвета вороного крыла. Наряд прекрасной гостьи завершал жёсткий корсет до груди.

— Приветствую, Хельга. Силы и ясности тебе на твоём Пути.

— Хотела бы пожелать тебе здравия и долгих лет жизни, но сегодня настроение не лежит к сарказму, поэтому скажу проще: Силы и удачи в предстоящей дороге, тебе они пригодятся, возвращение будет не скорым, — с улыбкой ответила Хельга.

Я прошёл на кухню, моя гостья бесплотно и бесшумно следовала за мной.

— Чаю? — предложил я.

— А ты, я смотрю, сегодня склонен к сарказму. Благодарю, но при отсутствии плоти мне как бы чай ни к чему.

— Это не сарказм, всего лишь дань вежливости, — с лёгким поклоном головы ответил я. — Тем более, пища — это не только плотная оболочка, это в том числе и более тонкая энергия. Стихиали[5] с удовольствием поглощают, не трогая физической формы.

— У меня очень специфическая пища. Но вежливость твою оценила.

— Давно не виделись, Хель[6], — с лёгким вздохом произнёс я.

— Давно лишь для тебя, для меня это было словно пару часов назад. Ты, правда, выглядел слегка по-другому. Волосы были заколоты на макушке, да и вообще ты имел женское тело. Моя «жизнь» слишком долгая, время для меня течёт иначе. Только в прошлый раз я пришла, чтобы завершить твоё воплощение, таков был отмерен час. Сейчас же ты сам позвал меня.

— Я помню наши встречи. Не все, их было тоже слишком много, в разных местах Вселенной, в разных телах разных уровней, в разное время. Ярче всего помню несколько твоих последних визитов. Я думал о тебе, Хель. Я ждал тебя. В этом теле мне сейчас почти восемьдесят лет, долгих восемьдесят… Наконец-то боги и мой эйдос сжалились, посчитав, что я выполнил свои задачи, и разрешили самому определить время ухода из этого тела. В прошлом всего несколько раз мне было позволено призвать тебя, и я звал!

— Да, — подтвердила Хельга, — на этой Земле такие события очень редки, я их помню.

— Не все встречи с тобой были приятны и безболезненны, — со смехом сказал я. — Некоторые моменты были откровенно мучительны, особенно на костре. Ты не торопишься? — спросил я и сделал большой глоток матэ.

— Дел у меня, конечно, много. Но ты же знаешь, Путник, я вездесуща и справляюсь. Тем более, здесь редко меня призывают как Свидетеля. И в этот раз не я буду завершать жизнь твоего тела, и не я буду провожать тебя в посмертии. Ты и сам прекрасно справишься, я лишь Свидетель.

— Недолго осталось, уже совсем скоро. Я завершил все дела здесь, пора покинуть этот план, эту планету. Осталось только допить пиалу чудесного напитка. Я ждал тебя в течение жизни, иногда мысленно призывал тебя. Были моменты, когда я просто жаждал твоего прихода, так невыносимо становилась атмосфера вокруг, словно аллергия взрывала моё нутро от присутствия людей.

— Я знаю, Путник. Я же всегда рядом. И слышу тебя. И всем людям, что взывают ко мне, вслух или мысленно, внемлю.

— Но иногда, Хель, мне здесь нравилось. Удивительно, но бывали и такие моменты. И я ценил их как элементы мозаики всего Бытия. Эти моменты, может быть, отпечатались не как самые яркие во времени всех воплощений, что сохранились в памяти, но без них не будет цельной картины. Я рад уйти отсюда. Но чувствую, что довольно скоро снова вернусь. Нескоро для Земли, но скоро для течения времени эйдоса. «Вечность имеет свойство пролетать быстро». Пиала душистого напитка опустела. Вкусный был матэ… Пора.

Я сел в ардха-падмасану[7], прислонившись к стене спиной:

— Свидетельствуй, Хель. Наконец-то это закончилось, — и закрыл глаза.

Мои приступы случались с завидной регулярностью дважды в месяц. Я рассказал наникэй о своих видениях. Бабушка крепко призадумалась, поглядела на меня пристально и сказала, что эти сны — отрывки прошлого, это воспоминания из моих прошлых жизней.

— Балам, мы живём не одну жизнь. Их у нас уже были сотни, тысячи. Из жизни в жизнь мы меняем лишь тела и личности. С новым оборотом, с новым рождением мы почти ничего не помним о минувшем. Сейчас ты начал вспоминать. Видимо, придётся тебе двигаться дальше, как бы меня ни огорчало это как любящую бабушку.