Знахарка прервала мой словесный поток жестом. Но лицо её уже снова приобрело мягкое и доброе выражение.

— Неоперившийся ещё дьяволенок, значит. Хоть и человек с виду, ребёнок ещё. Заходи, раз пришёл.

Мы прошли в дом на кухню. Первое, что мне бросилось в глаза в приспешне[1] — огромный-преогромный рыжий кот, размером с небольшую рысь. Он чинно возлежал на печи в позе сфинкса с выражением морды "вальяжный взгляд в вечность". Но увидев меня, он несколько переменил свою мордатую мину, теперь смотрел на меня сверху вниз удивлённо-надменно. Мол, что это за чудо-юдо сюда пожаловало.

— Ух ты, какой котище! — не смог сдержать я своего восторженного возгласа. — Какой огромный!

— Да, это наш Басилевс, помощничек мой. Ленится иногда, скотина, но всё равно его люблю. Да, Бася? — ласково сказала ведунья.

Кот что-то промурлыкал в ответ на внимание к столь важной персоне.

Матушка Каракош налила нам чаю, всё пристально изучая меня задумчивым взглядом. Я сложил руки вместе и молча ожидал, надеясь на чудо. Меня терзала и страшила участь быть выгнанным к ночи на улицу, потому я не выдержал и спросил:

— Матушка Каракош, вы будете меня учить?

Ведунья прищурила глаза и приблизилась ко мне, внимательно разглядывая. Интересно, что она там пыталась высмотреть?

— Ишь ты, выдумал тоже! Ты себя-то видел, бесовское отродье? Не в отражении, а насквозь, нутро своё видел? Ты ж аки демон во плоти, Тёмный. Чему я тебя учить буду?

Глаза у ведающей уже улыбались одними уголками. Не могла она долго злобу и хмурость держать по-настоящему.

Котище Басилевс, словно человек, менял выражение морды, не спуская с меня глаз. Теперь он глядел на меня, явно подтверждая, что я и есть бесовское отродье.

— Я людей лечу, исцеляю, добро им делаю, с хворой скотиной помогаю, урожай богаче стараюсь сделать, дождь вызвать там или затяжные ливни прогнать, охотникам в ловле добычи сподсобить, ребёнка выносить и роды облегчить, разумение детишкам усилить, — продолжила знахарка. — Всё к добру, всё на пользу. Светлая я. А ты Тёмный. У тебя прямо на лбу написано это для видящих. Твой дух пришёл на Землю карать и наказывать, калечить и убивать, разрушать и уничтожать. Тебе моё ремесло ни к чему. Не твоё оно. Не впрок. Не по природе твоей. Потому мне нечему тебя учить.

— Как же мне быть, Матушка?.. — я был ошарашен и сильно расстроен её словами. Мало того, что пришлось покинуть отчий дом, так и здесь не приняли.

— Искать себе другого наставника. Через вёрст двадцать на север есть село Гарах. Там знаткий мастер Сербаз живёт. Он двурушник, со всеми силами вровень знается, многим не гнушается, знает поболе моего. К нему тебе надо. Он, конечно, непростой и жёсткий. Но кто знает, может и примет тебя.

Я прихлебывал чай со сдобной плюшкой, что дала матушка. Молодое тело хотело есть, несмотря на расстроенные чувства.

— Добираться будешь сам. Пешком, думаю, дойдёшь за день-полтора. Сегодня, так и быть, переночуешь у меня в доме. Спозаранку выдвинешься.

После чая матушка Каракош проводила меня в дальнюю комнату с одним небольшим окном, где стояла деревянная кровать с настеленным на неё толстым слоем овечьих шкур.

— Спать будешь здесь. Это твой постой на ночь. А я пойду, делами займусь, некогда мне боле с тобой болтать, ещё сегодня люди придут по ведовскому ремеслу.

— Спасибо большое, Матушка Каракош.

Я долго сидел, погружённый в свои невесёлые думы о перипетиях судьбы. Потом услышал, как кто-то пришёл к знаткой. Обрывки голосов долетали до моей дальней комнаты. Как я понял, это приехали к матушке за магической помощью. Может быть, даже издалека. Потом, ближе к ночи, пришёл мужчина. А это был муж матушки, подумал я. Вскоре после его прихода, прежде чем закрыть глаза и, наконец, уснуть, я решил напиться воды, но тут вспомнил, что бурдюк пуст, а значит, придется встать и наполнить его, благо колодец недалеко от дома. Осторожно приоткрыв ставни и стараясь не издавать лишнего шума, я прошмыгнул во двор чрез окно: я чувствовал себя неловко в чужом доме и не хотел лишний раз беспокоить хозяев, привлекая к себе внимание.

Украдкой пробираясь по тропинке к колодцу, я увидел сидящего возле сарая Басилевса. Во дворе уже сгустились вечерние сумерки, но ночь ещё полностью не вступила в свои права, и можно было рассмотреть, чем он там так самозабвенно занимается. А котище не просто сидел и бездельничал: он, как мне казалось, увлечённо дирижировал правой лапой, подёргивая в такт кончиком пушистого хвоста. А перед ним синхронно маршировали три маленькие мышки. Два шага назад, разворот, теперь два шага вперёд, разворот, шаг в сторону, мышки присели, дружно выпрыгнули вверх. Это было невообразимо! Моя челюсть от удивления буквально отвисла и не хотела подниматься обратно. Всё это было похоже на сон! Басилевс выглядел, как истинный дирижёр или как кукловод, который за ниточки дёргает мышек, а те, словно игрушечные марионетки, его исправно слушаются и продолжают своё представление на радость Басилевсу. Вдруг кот заметил меня, обратив в мою сторону морду с ярко-зелёными глазами. По его недоумённо-растерянному взгляду я понял, что застал кота врасплох явно за какой-то шалостью. Три мышки вслед за своим командиром синхронно повернули мордочки и одновременно посмотрели на меня, заморгав бусинками-глазами.

— Мр-р-кыш! — сказал Басилевс и махнул лапкой мышам. Мыши бросились врассыпную и моментально скрылись из виду.

Котище уже успел оправиться от внезапного вторжения, как ни в чем не бывало широко зевнул, сводя длиннющие усы в кучку, поправил языком на груди шёрстку и направился ко мне вальяжной хозяйской походкой. Я осторожно (мало ли, вдруг я ему не нравлюсь) протянул руку к голове Басилевса и, видя, что тот не против, погладил его. Кот довольно замурчал.

— Что, рыжий, всё играешься? — спросил я со смехом.

— Мр-р-мда, — ответил мне волшебный зверь и пошёл дальше по своим кошачьим архиважным делам, которые надо непременно успеть переделать, иногда даже бегом.

Позже, в кровати, эта невероятная сцена никак не выходила у меня из головы, вызывая смех и восторг. Басилевс — действительно необычный волшебный кот. Я только лишь слегка прикоснулся к этой бесконечности из мира волшебства, а что же будет дальше? Красочные фантазии о неизведанных и бескрайних возможностях Магии незаметно и плавно увлекли меня в страну снов. Лишь раз я просыпался ночью, одолеваемый жаждой, которую утолил тут же из своего наполненного колодезной водой бурдюка.

[1] Приспешня — устар. кухня

Когда я открыл глаза, было ещё темно. Стараясь не разбудить хозяев, я собрал котомку и бесшумно двинулся по коридору к выходу. Матушка Каракош, услышав или учуяв моё передвижение, вышла из своей комнаты.

— Пройдём на кухню, Александр, сын Николая.

На кухне я увидел два сияющих жёлто-зеленых огонька на печи. Выглядело это жутковато, хотя и понятно, что так светились глаза кота. У Басилевса печь была явно излюбленным местом. Мои глаза тоже были зелёными. Только так сверкать в темноте я не умел.

Матушка Каракош зажгла свечу, и кухня озарилась смутными бликами с тенями.

— Держи в дорогу, — ведунья протянула мне свежий каравай хлеба. — Путь неблизкий, пригодится.

— Спасибо вам большое, Матушка Каракош.

— Пойдём во двор, провожу.

Мы вышли во двор. Возле колодца стояло полное ведро ключевой воды, откуда я вновь наполнил свой походный бурдюк. Где-то в соседних дворах загавкали псы.

— Пойдёшь ровно на север, тут не должен заплутать. Там поначалу земляная накатанная дорога идёт, где телеги ездят, потом чуть вправо широкая тропа. По ней и двигай. Пару подлесков, потом один небольшой лесок, после которого горная возвышенность, обогнёшь по подножию, там и упрёшься в село Гарах, — объяснила мне дорогу ведающая мать. — Небо уже начинает сереть, через час будет восход. Коли поторопишься, то успеешь до села сразу после заката.