Теперь мне было, чем заняться. Я вёл этакий праздный образ жизни аристократа. Лишённый необходимости постоянно работать по хозяйству, я обрёл много свободного времени. И заполнил его практиками: по-прежнему сразу после пробуждения и перед сном. И чтением. Непрестанным чтением. Я пил книги, я съедал их, я вживлял буквы и слова себе под кожу, наполняя себя смыслами, аллегориями и образами. Жадно проглатывал романы один за другим, с огромной скоростью проживая жизни героев, впитывая их личности, мотивы и образы поведения. Через книги я познавал мир, приобщаясь сквозь страницы к общечеловеческому полю архетипов, знаний и символов. Я внедрял в себя информацию, пускал по венам живительную силу слов, меняя себя, делая все эти книги частью себя, своим достоянием.

Я мог читать весь день, от заката до рассвета, с трудом отрываясь для удовлетворения нужд тела. Ходил на многочасовые прогулки. Куда брал очередной труд: философский или научный. Сидел на набережной, поглощённый практически всецело миром, открывшимся мне со страниц. Хотя молодых девушек из разных сословий, всевозможной внешности, но одинаково для меня прекрасных на тот момент, я всё же успевал замечать. Некоторые улыбались, завидев мой изучающий взгляд. А я смущённо отводил глаза и продолжал забрасывать ядерное топливо вербальных символов в топку своей души и интеллекта.

Вот так пролетели три недели, я их и не заметил. Вспомнил лишь, заглянув в свой ежедневник. Там по привычке, приобретённой во время пребывания подле Учителя, я делал заметки о планах и делах, что надобно совершить и выполнить. Кстати, за эти три недели Арсения Саввича более не донимали приступы подагры, хотя по её многолетнему календарю уже наступила пора в очередной раз явиться. Купец радовался вовсю, воодушевлённый столь быстрыми изменениями. Он свято верил в мою магическую силу. В общем-то, на то были причины: ведь я ученик Азриэля, который вытащил его из огромного жизненного провала.

[1] Мужской день — понедельник, вторник, четверг. В эти дни делаются работы на исцеление мужчинам. Соответственно, женские дни — среда, пятница и суббота.

[2] Горловая чакра — это Вишудха.

Следующей работой было назначено затыкание рта Павлу Заводину, чтобы он более не противился покупке акций Арсением Саввичем. Тут я решил воспользоваться помощью рун. Одно из моих любимых направлений магической науки. Портрет есть. Не жалея, я прямо на портрете поверх масла на области рта жертвы чёрным карандашом нарисовал руны в ряд: Иса-Ансуз-Иса. Старательно обвёл несколько раз, чтобы руны получились чёткие и толстые. Завернул портрет в чёрную ткань, сложил в свой походный мешок с завязками, где лежал нужный сегодня атам, и отправился на рынок. Надо было прикупить некоторые необходимые инструменты для проведения ритуала.

На базаре, как всегда, толпилось немало народу. Шум, крики со всех сторон. Торговцы с лавок каждый зазывал к себе. Кто-то вежливо и мягко, кто-то настырно навязывал приобрести именно их товар, потому что он самый лучший, самый вкусный, самый надёжный и что-то там ещё самый-самый, как любят приврать представители купеческой касты. Языки у них почти у всех хорошо подвешены, за редким исключением. Я с невозмутимым лицом, молча, не реагируя на призывы, шёл по своему делу. Приобрёл бутылку «Баварского тёмного» пива, объёмом с полуштоф[1]. Потом купил плетёную из прутьев корзину с крышкой, спички, булку с маком, подсолнечное масло и, наконец, живую курицу. Всё это взял без сдачи, где-то под расчёт, где-то оставив торговцам сверху[2]. Потом поймал бричку и поехал на конец города, где начинались горы и лес. То, что мне было нужно как место подношения северным богам.

На входе в бор я положил булку с маком у дерева, поклонился и негромко произнёс:

— Силы древние, дух лесной, вот тебе мой поклон и угощение. Поклон прими, угощенье возьми. Дедушка Леший, я к тебе по делам мастерским, по делам ведовским пришёл. Пусти, не помешай.

Теперь можно идти спокойно. Со стороны лесных духов помех не будет. Скорее, наоборот, помогут, если что.

Шёл я по лесу, чужому, незнакомому, но он мне был, как родной. В лесной стихии, подальше от людей я чувствовал себя наполняющимся силой, будто вернулся домой к близким существам. Там не было людей, но вокруг было полно духов. Я их не видел чётко, но чувствовал их внимание. Лишь краем глаза иногда замечая движение теней. Здесь у меня ещё не было определённого места для ритуала, моего освященного лесного алтаря, поскольку в этот лес пришёл впервые. Поэтому я, как мог, расслабился и смотрел не взором, но внутренним чувствованием, где лучше будет остановиться. Курица в корзине негромко кудахтала, предчувствуя свою судьбу. Хотя, какая ей разница? Путь с рынка у неё в любом случае один: забьют и в суп. Зарубят с именем Христа или Аллаха, принося нематериальную субстанцию птицы в жертву. Через меня она будет убита во славу Альфёдра.

В какой-то момент я почувствовал — вот оно, прямо здесь надо останавливаться, нашлось самое подходящее место для обращения к высшим силам. Отложил мешок и корзину с курицей на землю, потратил некоторое время на поиск сухих сучьев и коряг размером побольше. Это было не так просто: в лесу ещё несколько дней после дождя наземный слой оставался влажным, впрочем, как и коряги, поэтому, за неимением особого выбора, набрал таких. Надеялся я на подсолнечное масло в качестве дополнительного горючего. Сложил домиком все собранные дровишки, знатная и большая получилась заготовка для костра, верхушка оказалась на уровне моей груди. Щедро вылил половину масла на дрова, пусть чуток пропитаются.

Теперь необходимо было почистить пространство для ритуала. Да, я обратился к лешему, чтобы не мешал. Вряд ли древний дух леса будет вставлять палки в колёса. Но могут помешать залётные, случайные охотники или иные любители лесных даров. В стойке Альгиз[3] я воззвал вверх и девятикратно пропел «Оэпандинам», настраиваясь на поток северной магии. Потом на все четыре стороны, начиная с севера посолонь, правой рукой я прочертил Мьёлльнир — Молот Тора. Громко, с нажимом и почти с ожесточением выбросил «Турайс!» на все стороны света. Энергия молота пробежала волной по пространству, разгоняя и сметая все мешающие факторы. Теперь можно поджигать костёр, пусть разгорается.

Запалил спички, а затем тонкие сучья, что лежали между толстыми корягами. Как я и предполагал, сыроватая древесина не горела желанием вспыхивать, зато быстро зашлось масло. Постепенно пламя с шипением и тресканием охватило всю поленницу. Сильным жаром пахнуло во все стороны. Вот и отлично, мелкие сучья быстро схватятся, просушат и толстые коряги.

Лицом на север перед жарким пламенем я поднял руки и лицо вверх, взывая к Отцу Рун, громко протяжно произнёс:

«Один могучий, мудрейший Всеотец!

Взываем к Тебе, протяни свои длани!

Помощи просим твоей, о Великий!

Не откажи, яви свою волю!

Мы песни слагаем во славу Одина!

Жертвы приносим в честь Вотана!

Дай же нам силы, осени своим знаньем!

Мы не оставим рун познание!

О величайший Владыка Вальгаллы!

Мой меч ведёт твоя рука,

моё копьё несёт твой взор.

Сотрём с земли твоих врагов,

неверных будет ждать позор!

С оружием в руках,

с твоим именем на устах

готовы головы сложить

на поле брани, Всеотец!

Веди нас в бой, мы навсегда с Тобой!

Нас ждёт победа и твои чертоги!

Хвала тебе, Отец дружин!

И вечная слава!

Во имя Хрофта звенят наши кубки!

Во имя Игг секутся искры на секирах!

Правитель богов и ведущий нас в битву!