[1] Биджа — термин в индуизме, буддизме, сикхизме. Означает отдельный слог мантры. Иногда используется отдельно и самостоятельно.

Снег мягко струился с хмурых небес. А я стоял и улыбался, чувствуя единение с природой в настоящем моменте. Какое счастье, что я попал к Учителю Азриэлю! Я чувствовал себя на своём месте. Сила направлялась, куда нужно, приступов больше не было. Я выполнял свою роль и задачу воплощения. Всё более сложные работы с клиентами доверял мне Учитель. И получалось. Нередко с тумаками, потому что бывали мелкие оплошности. Но в этом и урок. Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Я стоял и смотрел в небо, ловил ртом снежинки первого снега, который, по обычаю, сейчас накроет землю белым одеялом лишь ненадолго, а потом растает, как неверный изменник. Воспоминания прошлого нахлынули на меня, заставив улыбнуться. Мне пришли образы Матушки Каракош, её огромного волшебного котищи, образы Мастера Сербаза и его посоха Ильхама. Особенно забавно сейчас было вспомнить Ильхама и его рассказы об обучении магии. Ученик Сербаза был полностью убеждён, когда вкратце рассказывал о методах и тонкостях его обучения, что у меня будет то же самое, аналогичное. Но, оказалось, что моя подготовка проходила немного иначе.

Для начала: меня вовсе не взяли в ученики, а только в слуги. При этом втайне от моего понимания Мастер Азриэль уже начал меня учить. Потом: Мастер Азриэль давал много читать и выискивать ответы в книгах, додумывать самому в размышлениях и медитациях. Мастер Сербаз же не жаловал книги. Он вообще тяготел более к приземлённой магии, к колдовству, без глубокого погружения в высокие материи. Для Сербаза не было актуальным стремление развиваться вверх и однажды стать богом. Его вполне устраивало расширяться горизонтально, становясь всё сильнее на своём уровне. В этом же русле он учил и Ильхама.

Тут у меня промелькнула мысль — а откуда я это знаю про Сербаза? Ведь я перекинулся с ним всего парой фраз за краткие дни знакомства. Но сейчас, вспоминая Мастера Сербаза, я словно видел его воочию, видел его черты и свойства, знал о нём больше, чем при прощании. И я ощущал, что это не мои пустые фантазии, а так оно и есть, это безмолвное знание. Похоже, мои тренировки по развитию интуиции и «третьего глаза» не прошли даром.

Забавной казалась именно незыблемая уверенность Ильхама в едином шаблоне обучения у магов. Хотя этих вариантов — множество. И в книгах Учителя я встречал упоминания разновидностей магического обучения. Где-то гуру объясняет много, где-то мало, где-то учитель жесток, где-то мягок. Иногда один и тот же учитель к первому ученику со всей душой, казалось бы, а второго всё время сзади на задворках держит, заставляя делать что-то непонятное. Потому что у каждого свой Путь, у каждого ученика свои способы обучения, наиболее подходящие только для его эффективного развития, исходя из индивидуальных особенностей личности, свойств и качеств багажа эйдоса, с которым тот воплотился здесь. У каждого собственный своеобразный Учитель с личными привычками, со странностями и заскоками, с индивидуальными предпочтениями. Потому и не может быть одинаковых шаблонов обучения. Вплоть до того, что учитель вовсе может не объяснять ничего ученику в его дневном сознании, отправляя лишь к книгам или медитациям: потому что у ученика колоссальный потенциал, который максимально раскроется лишь в максимально сложных условиях с предельно самостоятельными усилиями, без подсказок. А в это время учитель вполне может давать знания и инициации ученику через тонкий план, так что ученик не будет помнить это досконально, а лишь догадываться по обрывкам снов. У всех индивидуальное обучение.

«Наверное, сейчас Ильхам уже достиг уровень сукмана[1]», — подумал я. — Ведь он на пять лет раньше, нет, даже на семь лет раньше начал обучение, если считать мой срок обучения с момента посвящения в дарх-миад. Хотя… Кто его знает? Ведь скорость роста и продвижения у всех разная. И от падения полностью никто не застрахован. Мне это невозможно представить, но Учитель рассказывал, что некоторые ученики уходят, бросают обучение или вовсе предают своих наставников в погоне за иллюзорными целями».

— Андар! — оторвал меня от размышлений окрик Учителя, вышедшего на крыльцо. — Посмотри, как прекрасны горы зимой! Этим воздухом невозможно надышаться!

— Да, Учитель! Вы будто читаете мои мысли.

— Связь ученика с учителем ближе, чем ты можешь себе представить, Андар! Однажды и у тебя будут ученики, и ты поймёшь сам.

Учитель жадно втянул морозный воздух.

— Красота!.. Кстати, ученик, совсем скоро Самайн[2]. Осталась неделя. Будет Дикая Охота. И в этом году ты будешь в ней участвовать, — подмигнул мне Мастер.

Я изменился в лице и невольно подтянулся. В книгах было немало упоминаний о Дикой Охоте на Самайн. Тут даже не было необходимости спрашивать у Азриэля подробности. Предстояло испытание.

В легендах про Дикую Охоту упоминались разные существа, что были её предводителями. Это Король Артур, Карл Великий, Один-Альфёдр[3] — в зависимости от местности и народности. Но особенность Дикой Охоты едина для всех народов: во время пороговой ночи Самайна истончается завеса между мирами. И в эту ночь из других миров в наш проникают всадники: мёртвые духи, нечисть, эльфы, духи разномастные, элементали, стихиали — все они охотятся за душами людей. Конечно, тут с подачи христианского мифа Дикая Охота была объявлена сатанинским праздником. И очень не рекомендовалось в эту ночь выходить на улицу. А только сидеть дома и читать христианские защитные молитвы. Что ж, в этом есть часть правды: для боящихся потустороннего, а тем более смерти, выход только один — забиться в норки и читать защитные обереги, взывая к своему богу.

Для мага же ночь Дикой Охоты — одна из возможностей получить огромный толчок Силы. Маг бросает вызов Хозяину Дикой Охоты и его свите. Приглашает всех духов состязаться с ним за Силу. Правила несложны. Адепт идёт накануне Самайна к лесу, выбирает мысленно маршрут в несколько вёрст. Необходимо обозначить маршрут, чтобы адепт знал конечную точку. Разжигает костёр, бросает травы в него, кладёт рядом подношение — хлеб и мёд — и вызывает духов на состязание. Маг должен пройти или пробежать маршрут ночью до восхода солнца. А вся свита с предводителем будут ему мешать. И если бросивший вызов умудрится заблудиться, не сможет пройти маршрут вовремя, а то и вовсе околеет (да, такое тоже возможно, потому как мёртвяки из свиты очень голодны), то большой кусок Силы мага достаётся духам. Ежели маршрут пройден магом успешно, он получает свой духовный дар от Хозяина Дикой Охоты и его духов. Всё просто.

Я даже задрожал в волнении и предвкушении, вспомнив особенности прохождения Дикой Охоты.

Неделя проскочила, как один день. Я был весь в предвкушении и мандраже перед схваткой с духами за Силой. Я думал о маршруте, перед глазами вставали образы битвы, образы моего бега по ночному лесу. И даже страх пытался поселиться в моём сердце, бесшумно нашёптывая о возможности передумать, о бесконечно высокой плате и великом риске. Я гнал все ненужные мысли и страх изо всех сил. У меня была иная, более сильная мотивация, больший страх, нежели ужас схватки со сворой Дикой Охоты: страх не получить Силу, страх топтаться на месте без развития, страх предать Учителя и свой собственный дух, свой собственный Путь. А отказаться от битвы из-за каких-то мыслей, что нашептали мне паразиты сознания, — это именно предательство, никак иначе. Я сжал зубы, почувствовав, как жаркий пламень гнева разгорается в солнечном сплетении, и выплюнул ответ своим, или не своим, мыслям:

— Я буду биться до конца! Я пройду весь маршрут за право обрести кусочек Силы, за право подняться на следующую ступень в развитии! И если мне суждено умереть в этой схватке, то да будет так! Лучше умереть в бою, чем отказаться из страха.

В ночь накануне Самайна я подошёл к опушке леса с дровами и подношением. Сложив огромную поленницу треугольной формы, щедро полил её подсолнечным маслом. Потом накидал пряных трав сверху — шалфей, вербену, можжевельник — и запалил пламень. Огонь жадно принялся пожирать масло и сухую древесину, уже через минуту он взметнулся вверх выше моего роста, отбрасывая блики и тени на несколько шагов вокруг. Густой дым и аромат от трав разнёсся вокруг. Чуть сбоку от костра я положил подношение — крынку мёда и каравай хлеба — и обозначил вслух просьбу незримым принять эти дары. После чего воззвал к духам по сути моего вызова. Мой голос песней разрезал пространство и воздух, отражаясь эхом от ближних вершин, слова звенели и падали камнем, утвержденные Законом Произнесённого: