Генка бодрствовал, хоть была и не его очередь дежурить. Он сидел у костра и что-то строчил в одном из блокнотов, так удачно раздобытых им у мёртвого трофейщика. Дежурил Орекс, он был где-то рядом. Тотигай, лежавший неподалёку, настороженно поднял голову, и его глаза блеснули в темноте.

Я снова улёгся и повернулся на другой бок, стараясь не потревожить Коу. Теперь я знал, куда идти. Стоило закрыть глаза, как передо мной возникло изображение, подобное тем, что я привык получать от разгребателя. Оно тоже было немного искусственным — нечто среднее между картой и сделанной с самолёта фотографией. Мутновато, но всё понятно. Нужная мне дорога пересекала Нинаксе, терялась на лежащей за ней Старой территории, появляясь вновь на землях Додхара. Далеко в стороне, параллельно ей, шла старая военная дорога, о которой говорил Орекс. Она сближалась с первой за Старой территорией. Мы могли идти по любой из них, а затем следовало свернуть в мехран и двигаться меж холмов и скал Кайрори в совершенно пустынную местность, населённую дикими керберами и столь же дикими пхаясо — родственниками ойду.

Местонахождение самого корабля я так и не разглядел. Он остался где-то за краем карты, которую мне показала Книга. Я лишь понял, что взятый нами ещё от старой пасеки курс на юго-восток оказался верным. Оставалось надеяться, что Надзиратели спрятали свою колымагу не в Южной Америке, которая тоже была на юго-востоке, а несколько ближе, на нашем континенте. Путешествие через море, сопряжённое с пересечением экватора, мне совершенно не улыбалось.

Я не мог отделаться от мысли, что благоприобретённая способность к общению с Книгой есть прощальный подарок Имхотепа. Иначе с чего бы так вдруг?.. Хотя нельзя было и не заметить схожести видений при мысленной связи с Книгой и разгребателем. В таком случае способность моя личная, и… И кто такие тогда разгребатели? Никто не знает, что представляют собой чёрные слизняки, каково их внутреннее строение. Начать с того, что они не выделяют никакой слизи, просто название прилипло… Ладно, хватит. Всё узнаю в своё время, всё. Если доживу до момента истины.

Снова повернувшись на другой бок, я осторожно убрал с лица Коу закрывшие его занавеской волосы и подоткнул ей одеяло. Она шевельнулась и отчётливо произнесла слово «мама». Кажется, никто из нас ей такого слова не говорил.

— Нашла себе маму, ещё чего, — пробормотал я. — И вообще, пора отдельно спать, взрослая девочка уже.

Конечно, приятно, что живое существо к тебе вот так привязалось и полностью доверяет. Но что я буду делать с ней, когда она подрастёт — в смысле ума? И так не слишком спокойно для одинокого мужчины спать с девушкой, которая по существу маленький ребёнок, и в то же время взрослая, а потом что будет? У меня Лика есть. Чёртов Бобел! Навязал мне эту никчёмную бродяжку с простерилизованными мозгами, а сам в сторону…

Рядом опять блеснули глаза Тотигая, и мне показалось, что он ухмыляется во всю свою пасть. Пусть радуется, что темно, и я могу сделать вид, что ничего не заметил. Нечисть крылатая, собачье отродье…

Я думал, что на факторию Юнгана мы с Орексом отправимся вместе, но когда наш отряд приблизился к развилке и встал на стоянку, он вдруг закручинился, присел на камень у дороги, подпёр голову рукой и сказал:

— Езжай без меня, брат мой. Возьми коня и поезжай. За всю свою жизнь я так и не стал достойным Воином Бога — что с того, что другие считают меня таковым? Малодушие ничего не прибавит к позору, которым я во все дни жизни покрывал свою голову, забывая о долге и чести. Я не могу своими руками передать Юнгану поводья коня: чувствую, что мы видимся с ним в последний раз. Нет, брат, не перебивай и не старайся внушить мне ложную надежду! Я не вернусь, чтобы забрать обратно своего красавца; уж лучше сразу его продать, но это выше моих сил.

Непривычная понурая поза нукумана и слова, полные неподдельной печали, произвели на меня впечатление, но я всё же счёл это за минутную слабость, которой изредка, но бывал подвержен Орекс.

— Успокойся, друг, — сказал я, стараясь подделаться под его тон. — Из твоих уст никогда не исходило лжи, так зачем же сейчас открывать их для мрачных пророчеств, которым не суждено сбыться? Совсем необязательно продавать коня. Юнган позаботится о нём за скромную плату до нашего возвращения. Благополучного возвращения — уверен в этом.

Нукуман поднял голову и улыбнулся. Лицо его прояснилось и в раскосых глазах загорелся знакомый мрачно-весёлый огонёк.

— Из твоих уст также никогда не исходило лжи, — заметил он. — Однако сейчас ты говоришь неправду. Как ты можешь быть уверен в нашем благополучном возвращении?

— Ладно, наверняка я не знаю, но Юнган всё равно не возьмёт у меня твоего скакуна. Он же не сумасшедший. Прекрасно знаком с вашими обычаями. А вдруг я его украл?

— О нашей дружбе знает весь Херекуш! — распрямился Орекс, хмурясь и повышая голос. — Если он усомнится в твоей честности, убей его!

— Боюсь, это будет затруднительно, — сказал я. — У Юнгана шесть или семь крепких парней, каждый из которых стреляет не хуже меня. И не находишь ли ты, что с его стороны некоторое недоверие является обычной осмотрительностью? Мало того, что он нигде не сможет продать нукуманского коня без купчей в случае нашего действительного невозвращения, так ещё и рискует навлечь на себя гнев твоих соотечественников. Проще тебе съездить самому.

Орекс тряхнул головой и вытащил из седельной сумки свиток пергамента, испещрённый иероглифами. Расправив его, он быстро подписал что-то внизу длинным додхарским стилом, заправленным соком нанги, и оборвал с седла кожаные клейма со своими родовыми знаками.

— Не стану рассказывать, сколько раз этот конь спасал меня от верной смерти, и сколько раз я упрекал себя, что продаю тебе лошадей вместо того, чтобы дарить их, как и положено между братьями, — сказал нукуман. — Теперь он твой. Все присутствующие — свидетели, о чём в родословной моей рукой и записано. Слово моё твёрдо и верно.

Возражать и отказываться было бессмысленно, хоть я и так уже превратился в состоятельного человека благодаря прощальному подарку Имхотепа. Однако то, что я стал богаче на целый мешок галет, Орекса не касалось. Нукуман тут же проверил содержимое седельных сумок, вытащив оттуда всё, что могло понадобиться ему в дороге, снял чехол с винтовкой и забрал арбалет. Мы быстро проинспектировали остальное своё имущество на предмет того, что могло быть продано в фактории без ущерба для жизнеспособности экспедиции. Набралось немало, включая шкуру добытого Орексом единорога, на сохранение которой мы угробили почти все свои запасы соли. Но и проданная по дешёвке она всё возместила бы стократ. Вышел небольшой спор на счёт охотничьих карабинов, которые мы ранее забрали у трофейщика, укушенного скорпионом. Я хотел приберечь один до того дня, когда Коу настолько повзрослеет, что сможет им пользоваться. Генка возражал, утверждая, что я слишком рано приучаю её к оружию.

— В Новом Мире понятие «слишком рано» относительно всего, что касается самообороны, просто неуместно, — сказал я. — В любой момент кто-то из нас или мы все можем погибнуть. В любой момент она снова может остаться одна, и у неё не будет даже той защиты, которую обеспечивал ей бормотун.

— И ты хочешь превратить её в убийцу раньше, чем она научится осмысленно разговаривать? — поинтересовался Генка. — Как раз в твоём стиле. Поздравляю.

— Заткнись, пентюх мягкотелый! — сказал я. — Много ты понимаешь в воспитании!

Коу застенчиво приблизилась ко мне и погладила пальцами висевшую у меня на поясе кобуру.

— Пистолет, — сказала она. — Элф — хороший.

— А тебя никто не звал, — огрызнулся я, отвешивая ей лёгкий подзатыльник. — Не подлизывайся!

— Не смей её бить! — гаркнул Генка.

— Как бьют, ты, наверное не видел, — сказал я, поднося кулак ему под нос.

— Много ты понимаешь в воспитании, — поддержала меня Коу.

— Ещё недавно кое-кто здесь считал, что понимаю достаточно! — обиделся Генка и отвернулся.