— Ну так переступи черту и ты, котёнок, — намеренно дерзко бросила ему вызов Лана, не чувствуя боли от собственной злости.

— Ты всё же повёлся, брат, — хмыкнув, Шон разочарованно покачал головой. — Она делает это нарочно. Теперь эри скажут, что ты ещё не готов быть вождём, если тебя может спровоцировать обычная девчонка.

На первый взгляд Шон выглядел невозмутимым. Не рвался ей на выручку, даже не шевелился. Он просто замер, слегка наклонив голову. Обычному человеку трудно было себе представить его следующий шаг. Ощутить, что же происходит с Шоном, на самом деле могли лишь наделённые сверхъестественными способностями и те, кто имел с ним особую связь. И таких людей в этой церкви было несколько.

— Это не обычная девчонка!!! — пыша звериной злобой, проскрежетал зубами Рэм, сузив глаза.

— Верно, — преспокойным ледяным тоном бросил Шон, пристально глядя на старшего брата. — Потому что она моя девчонка. И я отгрызу тебе руку, если ты прямо сейчас не отпустишь её.

— Шон! Шон посмотри на меня! — Лана одной из первых почувствовала, что зверь внутри него уже выгнул спину, готовясь к прыжку. — Отпусти, отпусти меня, придурок! — она начала яростно извиваться, пытаясь привести в чувство хотя бы Рэма. И тот разжав руку, толкнул её прямо на Шона.

— Как всегда — она для тебя превыше крови, брат! — с горьким разочарованием протянул Рэм, поедая брата непонимающим взглядом. — Ваша проклятая любовь поразила вас нездоровой одержимостью. Из-за неё ты готов погубить свой народ, своих братьев, память предков. Она угроза для нашей семьи, Шон! Для всех, кто прикасается к ней!

— Вот и не лезь! — грубо ответил Шон брату. — Лана так же часть моей семьи. И я буду защищать её, даже если зол на неё как чёрт, даже если ненавижу её и себя за то, что так сильно её люблю. Но это только наше дело! Я могу сходить с ума как пожелаю. Племя не пострадает, если никто из вас не причинит вред этой девушке. Однажды мы заключили сделку и этот договор до сих пор ещё в силе, Рэм!

— Какую ещё сделку? — с тревогой нахмурилась Лана, уловив что-то во взгляде, которым обменялись братья.

— Надо же, есть что-то такое, о чём ты не знаешь, — съязвил Шон, метнув на неё колючий взгляд. — Рэм только что обвинил меня, что ради тебя я готов совершать безумные вещи. А на что готова пойти ты? — сверкнувшее лезвие ножа, оцарапав шею Шона, упёрлось в место, где проходила сонная артерия. Его движения были настолько быстрыми, что окружающие только ахнуть и успели. Приставив себе нож к горлу, Шон испытывающе заглянул в глаза девушке.

Лана обмерла от ужаса, глядя, как по его смуглой коже ползет алая капля крови. Уж кто-кто, а она знала, на что действительно был способен этот ненормальный.

Особенно в таком состоянии, когда управляющие им чувства представляли собой гремучую смесь. Плюс прерванный процесс обращения.

— Я готова пойти на что угодно. Ты же знаешь, — к огромному разочарованию публики, Лана снова перешла на ирокезское наречие. — Скажешь нырнуть и не всплывать — я это сделаю. Скажешь прыгнуть — я прыгну. Захочешь, чтобы я уехала — я исчезну. Если тебе понадобиться убить кого-нибудь из присутствующих, я, наверное, пойду и на это. И помогу тебе спрятать труп. … Как в прошлый раз. Я совершала ради тебя не менее безумные вещи. … Я так испугалась Шон. … Я так испугалась. Когда узнала о ребёнке. Это был момент слабости. Мы тогда уже все втроём разругались. И я боялась, что это окончательно отвернёт Дерека. А ещё я знала, кем он родится. Я была не готова дать жизнь оборотню. Потому что я видела, через что вынужден был проходить ты. Но я сделала это не потому, что не любила тебя. Ведь ты всё ещё важен для меня больше, чем кто-либо. Ты прав — я всегда буду нуждаться в тебе. Ты моя звезда стихий Шон, — Лана рывком дернула себя за ворот футболки, оголяя плечо, показывая ему выбитый символ — пятиконечную звезду, внутри которой было заключено три соединенных кольца. — Убери нож, прошу тебя. Если ты лишишь себя жизни, твой охранный ритуал больше не будет иметь надо мной силы. И тогда я пойду следом за вами. Мне не жить без тебя, Шон.

— Ты же этого хотела. Просто умоляла меня буквально недавно, — бросил Шон раздумывая. — Я уберу нож. Если ты пообещаешь мне убраться из церкви, дав нам закончить церемонию. И ещё — ты наконец поешь. Мне не нравится, когда ты падаешь в голодные обмороки.

— Как скажешь, — покорно кивнула Лана.

Ной никогда не видел, чтобы люди вот так смотрели друг на друга. Всепоглощающе, беззаветно, всецело принадлежа друг другу и одновременно воинственно противостоя. Лана и Шон смотрели друг на друга именно так.

Даже не понимая о чём, они говорили между собой, можно было ясно разглядеть, что между ними кипит ураганная, почти фанатичная страсть.

Лана проспала двенадцать часов к ряду. Организм возобладал над разумом, пополняя свою энергию, восстановив баланс. Она так и не поговорила с родителями. Когда те вернулись из церкви — Лана уже крепко спала в своей постели.

Но проснувшись девушка почувствовала себя лучше. Гораздо лучше. Не только физически, но и морально.

То, что Шон снова объявился в городе — укрепило их связь, дало силы увидеть смысл и желание жить. Когда он заговорил с ней вчера — он будто вскрыл кокон, позволяя её бабочке-душе созерцать и парить. Нет, Лана не забыла о своём гневе и боли, о том, что эри покарали Зойлу, но это как бы оставалось одной из сторон. С другой стороны конечно же оставалась скорбь по Дереку, и ещё было много разных сторон — отношения с родными, появление мутанта Ноя, её сны и так далее. Но стержень, сама суть оставалась неизменной — в этом мире не существовало ничего, что могло бы заставить её разлюбить Шона.

Дверь тихонько приоткрылась и в комнату осторожно заглянула Мелиса.

— Мама я уже встала. Можно не ходить на цыпочках. Я в норме.

— Там к тебе пришли.

По глазам матери Лана поняла, что Мелиса не хочет обсуждать с ней происшествие в церкви. Наученные большим и горьким опытом родители уже знали, что вмешавшись — они лишь усугубят ситуацию, которую не то, что контролировать, даже понять не могут. За время её дружбы с Шоном и Дереком её родные тысячу раз сталкивались с шокирующими и необъяснимыми моментами, дающими им осознать их полное бессилие. Поэтому родителям оставалось лишь наблюдать и принимать тот образ жизни, которым жила их дочь.

— И кто у нас гость?

— Ной. Он хочет тебя увидеть. Я пыталась поговорить с ним, объяснить, что это чревато, что нужно брать во внимание Шона, но этот парень ещё тот упрямец.

— Это точно. Ладно, придётся выяснить, что ему нужно. Скажи ему, что я приведу себя в порядок и выйду в сад.

— Могу поспорить, ты не о здоровье моём пришел справляться, — бросила она вместо приветствия, ожидающему её в беседке Ною.

— Верно, — вскочил он. — Я выгляжу слегка перевозбужденным, я всю ночь играл в карты с Саливаном и пил энергетики. Ты снова рассердишься на меня, но меня привело к тебе безудержное любопытство. Я не находил себе места, пытаясь узнать побольше о вашей истории, особенно после того безумия в церкви. Не знаю, почему ты так важна для меня, похоже, я уже ни о чём другом думать не могу. И жуть как досадно, что я не понимаю наречия индейцев. Так вот, расспрашивая Нила Саливана я записал наш с ним разговор на диктофон. И хочу, чтобы, прослушав, ты сказала мне что из него правда, а что ложь.

— Ты и впрямь шизанулся, парень. У меня … даже слов нет, — Лана была не меньше удивлена, чем он взъерошен. — Чувствую надо поддаться, иначе ты не успокоишься. Ну что ж, врубай. Давай послушаем версию старика Нила.

Он нажал кнопку, только когда она села на качели.

— Они начали водиться ещё с малолетства. Кажись лет с восьми. Эдакая банда. Всегда втроём. У них даже выражение глаз было одинаковые, когда они выгораживали друг друга. Ох и натерпелся Честервиль от них, словно от чумы. Пожалуй, никого в этом городке не сыскать, кого бы не коснулась эта троица. То в чужой бассейн заберутся, то поколотят обидчика, то шины проколют, а то и напугают в темноте до смерти. … С годами люди стали думать, что в этих детей вселился нечистый. Трудно было понять такую их связь. Они были как один организм — понимали друг друга без слов, чувствовали, где кто находится, даже боль и ту делили поровну. Непостижимо это всё было и пугающе. Им не нужны были родные, матери, отцы. Для них важно было лишь быть вместе. Они и в школе держались обособленно и все праздники отмечали только втроём. Никто не был для них указ, никого они не страшились. Наоборот, это остальные боялись их до помрачения. Шон он же бешеный, дикий. А силы столько если разозлится — машину сам мог перевернуть, не говоря уже о том, что кому-то ребра переломать. Его в узде только Лана и Дерек сдержать могли. Шона даже полицейские боялись, впятером на него шли. В нём живёт истинный дух индейца — свободолюбивый, гордый, вспыльчивый, отчаянный, бесстрашный. Дерек был другим. Полной противоположностью. Добрым, взвешенным, отзывчивым, весёлым. Руки у него были золотые. Когда подрос мог что угодно починить. Но сложней всего и запутанней характер у девчонки. Она была связующим звеном, это из неё выходили сосуды, намертво сплетающие эту троицу. Она словно перенимала их качества, подстраиваясь к каждому из них в отдельности. С Дереком была уравновешенной, ласковой, смешливой умницей. С Шоном бесшабашной вздорной девчонкой. Я много повидал в своей жизни и могу с точностью сказать, что это был редкий случай любви втроём. Обычно люди делятся на пары, а эти могли существовать лишь втроём. По малолетству они даже спали в одной постели втроём. Родители Ланы и Дерека пытались вмешиваться, возили их к мозгоправам. Но всё было без толку. Они стремились друг к другу как одержимые, смотрели друг на друга как изголодавшиеся, твердя одно и то же.