— Правильно, — согласился я. — Значит я должен хотя бы доставить его и его людей в Кууми. Думаю, что так полагалось бы поступить джихади, правильно?

— Ты скажешь ему? — спросила она.

Я усмехнулся.

— Что? Что я подделка?

— Может он сам догадается, — вздохнула Дел.

— Я был уверен, что ты меня поймешь, — я похлопал жеребца по шее. — Ну, старина, кажется тебе снова нести двоих.

Дел поправила ремень перевязи.

— А почему не посадить его со мной? Мы вместе будем весить меньше чем ты один.

Я посмотрел на верующего идиота, который не сводил с Дел восхищенных глаз.

— Да, — кисло согласился я. — Он, конечно, придет в восторг.

Дел нахмурилась и я заторопился.

— Ладно, все. Садись и поехали.

20

Его звали Мехмет. Мехмет был просто занозой в заднице. Хотя, конечно, не по своей вине. Он был тем, кем был: измученным парнем без воды который очень нуждался в помощи. Беда была в том, что мы ему эту помощь предложили, а он ее принял. Вообще-то я человек не грубый, но иногда могу и забыть о деликатности. Причина этого в том, что по доброте своей я сам себе устраиваю неприятности, как например в случае с Мехметом, жаждавшим побыстрее помочь своим спутникам.

Он очень хотел помочь им СЕЙЧАС.

И сейчас он воспринимал именно как сейчас, а мы с Дел считали это делом-по-утру, потому что солнце село, а искать караван в темноте было бессмысленно.

Вот только Мехмет этого не понимал.

Дел, деловито раскатывая одеяло, с хмурым видом выслушивала его речи. Я занимался своим одеялом и отвлекся только на ее вопрос:

— А что он говорит сейчас?

— То же что и минуту назад. Что мы не можем ждать до утра, поскольку его акетни в беде.

— Его кто?

— Акетни. Я не совсем уверен, что означает это слово, но думаю, что оно как-то объединяет людей с которыми он путешествует. Что-то вроде семьи, наверное… или просто группа людей, объединенных верой.

— Религиозная секта, — констатировала Дел. — Как те нелепые фанатики Кеми, которые избегают женщин.

— Они заходят слишком далеко. Мехмет, по-моему, не из них, — я посмотрел на Южанина, стоявшего между нами, нервно сжимая руки, и ожидавшего нашего решения. — Ему и в голову не приходит, что женщины могут нести зло — вот, он опять с тебя глаз не сводит.

Дел мрачно покосилась на меня.

Мы не стали разжигать костер, поскольку деревья в полных кристаллов песках не росли, а древесный уголь, который мы захватили с собой, нужно было экономить. На ужин мы решили поесть сухого мяса, и хотя ни Дел, ни я не были в восторге от этой обычной пищи путешественников, мы знали, что с ней можно дойти куда угодно. Мы устроили на ночь лошадей, разложили одеяла. Солнце опустилось, воздух остыл; нам хотелось только поесть и лечь спать.

Мехмет, обнаружив, что все его уговоры оказались безрезультатны, снова затянул свое: что мы не должны останавливаться, а ехать вперед, пока не найдем его акетни. Где, как он объявил, нас вознаградят за оказанную помощь.

— Как? — сухо спросил я. — Ты же говорил, что проводники забрали все ваши деньги.

Он упрямо поднял подбородок.

— Вам заплатят, — повторил он. — И эта плата будет дороже денег.

— Что-то похожее я и раньше слышал, — я расправил складки одеяла. — Слушай, Мехмет, я понимаю, что ты беспокоишься о своих друзьях, но сейчас лучше постарайся уснуть. Мы отправимся в путь при первых лучах солнца и найдем их к полудню. ЕСЛИ ты правильно запомнил расстояние, — я кинул на него мрачный взгляд. — Ты ведь его правильно запомнил, так, Мехмет?

— В той стороне, — он показал. — А если мы отправимся СЕЙЧАС, мы найдем их еще до рассвета.

— СЕЙЧАС мы никуда не отправимся, — отрезал я. — СЕЙЧАС я собираюсь что-нибудь поесть, переварить это в спокойной обстановке, а потом уснуть.

Он просто оскорбился.

— Как ты можешь спать, зная, что мой акетни в беде?

Я вздохнул и почесал шрамы от когтей.

— Я могу спать, — терпеливо объяснил я, — потому что я не вхожу в твой акетни, чем бы он, в аиды, ни был.

Мехмет выпрямился. Он был стройным, сухопарым парнем, почти без жира под кожей, отчего его пустынные черты становились совсем острыми. Как и у многих рожденных в Пендже, у него был нос с горбинкой, заставляющий вспомнить о ястребе, но в карих глазах не чувствовалось пронзительности хищника.

Он стоял между Дел и мною, разглядывая нас обоих. Мехмет был молод и самоуверен, но отличался от большинства своих ровесников. В нем не было несносности нахального начинающего танцора меча, мечтающего прославиться, как Незбет, но его переполняло то великое упрямство молодости, которое заменяло мудрость жизненного опыта. Мы с Дел казались ему эгоистами — или только я: для него Дел была чудом совершенства, а чудеса нельзя обвинять в эгоизме.

Над головой Мехмета ночь раскатывала свое одеяло, расшитое сверкающими звездами. Серебро полумесяца роняло лучи на наши головы.

А Мехмет упрямо ждал, когда же я передумаю, только теперь, когда он переводил взгляд с Дел на меня, лицо у него становилось злобным. Дел-то может усмирять мужской гнев своей красотой.

— Это акетни! — зашипел он. — ЦЕЛЫЙ акетни!

Дел хорошо почувствовала интонацию, хотя и не поняла смысл.

— Чем он так расстроен?

— Ничего нового, — объяснил я. — Он поет ту же старую песню, — я сел на одеяло, уже привычно поудобнее устроив колено, и посмотрел вверх на Мехмета. — Я не знаю, что такое ЦЕЛЫЙ акетни и не представляю, что такое акетни вообще. Так что давай лучше раскладывай свободное одеяло, устраивайся на ночь, а беспокоиться об акетни будешь утром.

Он застыл в такой напряженной позе, что я испугался, как бы он не сломался. Но он только вздрогнул, потом упал на колени, склонил голову, прижал одну ладонь к сердцу и начал бормотать что-то на неизвестном мне диалекте.

— Снова за свое, — поморщился я.

Мехмет замолчал. Я чувствовал, что он на пределе самоконтроля.

— Тогда может быть вы позволите мне позаимствовать у вас лошадь? — тихо спросил он. — И воду? Я поеду сейчас, а вы догоните утром.

Мне пришло в голову, что если мы позволим ему взять лошадь и воду, самим нам ехать уже никуда не придется. Но в этом случае мы оставались в невыгодном положении: два человека на одной лошади и минимум воды.

— Нет, — я выкопал в суме буханки пресного хлеба и два куска сушеного мяса кумфы. — Придется подождать.

Мехмет резко повернулся к Дел, которая, застыв от страсти в его голосе, разглядывала Южанина. Он набрал побольше воздуха и снова начал свой рассказ, присоединив к нему просьбу дать ему кобылу и немного воды.

— Она не понимает, — сказал я ему. — Она не знает твоего языка.

Он подумал и с трудом подбирая слова повторил все на Пустынном.

Дел посмотрела на меня.

— Если я скажу нет, он ведь не попытается украсть ее, а? — ей, как и мне, совсем не хотелось ехать вдвоем на одной лошади и периодически идти, чтобы дать жеребцу отдохнуть.

С улыбкой я повторил вопрос Мехмету и тот просто пришел в ужас. Он вскочил на ноги, потом снова упал на колени, сжимая свой порванный бурнус, словно собирался разодрать его, и затараторил что-то вроде укоризненной речи, обращаясь к Дел, ко мне и к небесам.

— Я не знаю, — я опередил вопрос Дел. — Кажется мы его оскорбили.

— А-а, — она вздохнула и полезла в сумку за своим ужином. — Мне очень жаль, что он так на это отреагировал, но теперь, надеюсь, он будет держаться подальше от кобылы.

— Пусть лучше уводит кобылу, чем жеребца, — я жевал хлеб и краем уха слушал молитвы Мехмета. — Как ты думаешь, он так всю ночь проведет?

Во взгляде Дел появилась растерянность.

— Послушай, ну если он так беспокоится…

— Нет.

— Если они в опасности…

— Нет. Может им очень хочется пить, но ночь они переживут. Это люди Пенджи, баска… день или два без воды не убьют их. Они умеют приспосабливаться. Поверь мне, если знаешь…