Аиды.

— Тебе поможет только магия, — мрачно прошептал я. — И давай поторопись.

Но с магией торопиться нельзя. Особенно если где-то внутри вас скрывается злобный волшебник — или хотя бы часть его.

Недостающая часть оставалась в мече.

Я подумал о рунах, об их тошнотворном сиянии, о том, как их развязать.

Часть рунической веревки Умир унес с собой под бурнусом. Она была обыкновенным шнурком, темной ленточкой. До тех пор, пока он не произнес одно слово.

Что, в аиды, он сказал?

Я задумался. Старался вспомнить, пока не заболела голова и пот не залил глаза. Вот тогда судороги начали сводить шею, руки и ноги и я понял, что, невзирая на петлю сжимающую горло, двигаться мне придется, потому что иначе очень скоро боль станет невыносимой.

Умир Безжалостный. Который сказал, что Сабра может приехать через пару ДНЕЙ.

Который говорил, что не хочет меня убивать. И который не мог не знать, что за два дня я в любом случае умру, дернусь я во сне или судороги сведут мышцы, и тогда петля затянется.

И я задохнусь.

А значит если я сам что-то не придумаю — и как можно быстрее — я буду мертв по «естественным причинам» задолго до приезда Сабры.

Магия. Я зарыл глаза и подумал о ней, стараясь расслабиться.

И уснул.

Я проснулся как от толчка, задохнулся и выплюнул слово. Сам не понимая что говорю, просто повторив услышанные один раз от Умира звуки. Странное слово, похожее на постоянно ускользающую спину жеребца, когда он козлит и брыкается. Но я вспомнил его и я его произнес…

И ничего не случилось.

И…

Нет. Кое-что случилось. Сияние усилилось.

А я добивался совсем не этого.

Я попытался снова, меняя интонацию.

Ничего.

Еще раз. И узлы сжалась.

— Нет… — в отчаянии я еще сильнее прижал голову к мечу, пытаясь вырвать из горла впившуюся веревку. Спина болела, ноги сводило, почки полыхали огнем.

— Развязать… — прохрипел я, — не завязать… развязать…

Я снова вспомнил слово, оно засветилось у меня в голове, и попытался еще раз.

Но теперь я произнес его наоборот.

Свет померк. Давление не уменьшилось, но и не усилилось.

Пока и этого было достаточно.

Я снова сказал слово — наоборот.

Ничего.

— Развязать… — пробормотал я. И представил, как развязываются узлы.

Ничего.

Я от души выругался и сосредоточился. Представил рунические веревки, которые не мог видеть и никогда не видел, не считая короткого взгляда, брошенного на обрывок в руке Умира.

Он свисал с тонких пальцев: путаница сияющих рун, переплетенных как нити в поводах Салсет.

Я уже видел его перед собой.

— Думай…

Есть. Перед моими глазами застыли линии, узоры, узлы. Я подумал о своих собственных линиях и узорах, вырезанных на коже и заметных даже сквозь двухдневную щетину; потом об узорах, которые я рисовал в песке и пыли перед старым хустафой — переплетение узлов, линии скручиваются по две, по три, по четыре, потом расходятся, снова переплетаются и завязываются, потом к ним присоединяются другие…

Я дышал так тяжело, что с пола поднялось облако пыли и глаза начали слезиться. Соленые капли стекали по щекам, рисуя узоры на грязной коже и я вспомнил первую встречу с Мехметом — пыль на его лице, запекшийся песок, жажда, истощение. Мехмет, в чьем акетни жил хустафа, бросающий песок, который однажды бросил его для меня и назвал меня джихади.

Или не назвал?

Дрожь сотрясла все тело. Я понял, что сейчас задохнусь, но веревка не затянулась. Хотя и легче еще не стало.

Кожа чесалась и ныла, а я ничего не мог поделать.

— …не думай… об этом…

Но я думал. Потому что руки и ноги заледенели и от холода заболели суставы. Мне даже показалось, что это Северные морозы забрались на Юг и накрыли меня своим дыханием.

Желудок сжался, кислый комок медленно пополз к горлу.

Аиды, только не сейчас!

Я выругался в пыльное облако. Меня бросало то в жар, то в холод, как при лихорадке.

Аиды, сейчас не время…

Комок уже подбирался к горлу.

Сейчас мне нужна магия, а это…

Магия.

От которой всегда болят кости, чешется кожа, выворачивается желудок.

Аиды, может она работает!

С новыми силами — забыв обо всех болячках — я снова вернулся к попытке снять заклятие уз Умира.

Я задыхался, покрывался потом, скрипел зубами, думал о рунах: они были на Севере, на Юге, на Границе. Я представлял себе как развязываются узлы, рассыпаются, расползаются…

Все происходит наоборот.

Я полностью расслабился.

Когда мои глаза открылись, дыхание громом отдавалось в ушах. Я заставил себя выпрямиться. Пепел слетел с моей шеи, с запястий, с лодыжек. Я хрипло расхохотался, но задохнулся, скорчился и упал на бок, жадно вдыхая и выдыхая воздух вместе с грязью и кровью.

Аиды, ненавижу магию. Мне от нее всегда плохо.

Когда спазмы перестали корчить тело, я постарался выровнять дыхание. Я долго лежал в полной темноте, чувствуя как высыхает мокрая от пота кожа, потом, пошатываясь, поднялся.

Дел.

Баска, подожди еще немного, я уже иду.

Я поднялся, сделал два неверных шага к двери, налег на нее всем телом и вырвал из стены высохшие под солнцем кожаные петли.

И вырвался в рассвет.

Спотыкаясь на каждом шагу, я добрался до кантины, больно ударился о дверной проем, не сумев вовремя остановиться, и тряхнул за плечо мирно спящего племянника Акбара.

— Где она? Куда они ее повезли? Когда они уехали?

Племянник только открыл рот от изумления.

Одной рукой — в другой был меч — я скрутил его рубашку узлом под подбородком и оторвал его от подушки.

— Я сказал, ГДЕ ОНА?

— Женщина? — уточнил он.

— Нет, кобыла, — я выпустил его. — До меня сюда приходили люди…

Он расправил одежду.

— Да, но…

— Куда они поехали?

— К Северным воротам, но…

— Она не ранена?

— Нет. Но…

— Харкихал, — сразу понял я. — Они увезли ее в Харкихал — если конечно нет другого…

— Где, в аиды, ты был? — спросил знакомый голос.

Я даже подпрыгнул, торопливо обернулся и не поверил своим глазам.

— А что ты делаешь ЗДЕСЬ?

Это был тупик. Дел нахмурилась. Светлые брови удивленно взлетели и на лбу появилась морщинка — похоже что единственной ее проблемой было плохое настроение.

Но это уже мелочи.

— Я хочу сказать… — я замолчал, представляя, каким дураком должен выглядеть. — Они приходили за тобой?

Клинок Бореал в ее руках сверкнул.

— Эти люди? Да.

— Но… — я сел — точнее рухнул — на край постели племянника Акбара.

— Я ничего не понимаю.

— Они приходили, — объяснила Дел, — но к счастью меня не было в комнате. Я искала тебя на конюшне.

Хвала валхайлу.

— Меня?

— Да. Ты же перед уходом сказал, что идешь проверить лошадей, — она нахмурилась сильнее и посмотрела на меня с укором. — Я подождала, ты не вернулся и я пошла тебя искать, — Дел пожала плечами. — Потом я услышала как они пришли. И затихла. Я стояла в конюшне, с жеребцом, — она осмотрела меня с ног до головы. — Знаешь, Тигр, сейчас ты выглядишь еще хуже чем два дня назад.

Чувствовал я себя так же. Тогда болели голова и колено, теперь я затруднился бы сказать, к какой части моего тела люди Умира не приложили свои кулаки и сандалии.

— Я был уверен, что придется тебя спасать, — неохотно признал я.

— Со мной все нормально, — сразу ответила она и потише добавила: — Но спасибо за намерение.

Племянник Акбара наконец-то решился вмешаться в нашу беседу.

— Могу я снова лечь спать? — поинтересовался он.

— А-а, — я поднялся с его кровати и потер грязную щеку, двигаясь медленно, чтобы не болели почки — или хотя бы болели не так сильно. — Лучше нам отсюда убраться и побыстрее.

Дел шагнула в сторону, пропуская меня в дверь и пошла за мной по общей комнате.