22

Ритуал был долгим и сложным. Определенный участок светлого песка Пенджи был окружен всеми членами акетни, за исключением старика. Он сидел на своей подушке, наблюдая за проходившей прямо перед ним подготовкой. Каждый Южанин провел по песку короткими деревянными граблями, чтобы выбрать комки и камешки. Потом песок проверили граблями потоньше, и, наконец, пригладили его лопаткой, чтобы получилась ровная площадка. И грабли, и лопатка были сделаны из сердцевины умершего от старости дерева и покрыты светло-коричневыми узорами. Узоры напомнили мне руны, но я не узнал их. Я поежился. Капли пота стекали по вискам. Я стер их безволосым шелушащимся предплечьем и тут же рука безвольно упала. Старик смотрел на меня.

Сумерки переходили в ночь. Мехмет и остальные вытащили из фургона хустафы два факела, поставили их по обе стороны от старика и подожгли пропитанные маслом тряпки. На гладком совершенстве песка заметались резкие жутковатые тени.

Мехмет принес семь небольших мешочков, поставил по три справа и слева от старика, а седьмой опустил прямо перед ним. Мешочки были сшиты из мягкой светлой кожи и перевязаны шнурками с бусинами. Мехмет осторожно открыл каждый, стараясь не коснуться священного содержимого и не просыпать его. Закончив, он присоединился к полукругу закутанных в бурнусы и вуали акетни, застывшему за спиной хустафы.

Дел сидела рядом со мной. От хустафы нас отделяли несколько футов гладкого как шелк песка и миля нежелания.

С моей стороны.

Капли пота упрямо стекали, вырисовывая похожие на руны узоры на моем правом виске, потом они добрались до углублений шрамов на щеке и потекли к подбородку.

Пальцы сами собой поднялись, чтобы проследить повлажневшие шрамы, следуя узору линий, вырезанных на моем лице.

Дел собралась. Я знал, что она хотела встать и оставить меня одного, поэтому потянулся и поймал ее за запястье.

— Останься, — прошептал я.

— Но он будет бросать песок для тебя…

— Останься, — повторил я.

Секунду она колебалась, потом вздохнула и снова устроилась рядом.

Я сглотнул комок в горле и чуть не задохнулся. Затылок зачесался. Сухожилия по всему телу напряглись так, что могли порвать покрытую мурашками кожу.

Хустафа закрыл глаза. У меня мелькнула безумная мысль, что он просто уснул, но потом я заметил, что морщинистые веки подрагивают, а губы слабо шевелятся. Жилистые руки сомкнулись на согнутых коленях.

Никто из акетни не издал ни звука.

Пламя факелов задрожало от ветра, которого секунду назад не было. Завеса дыма разорвалась в тишине как старая тонкая ткань.

Старый хустафа забормотал. Глаза резко открылись.

Я понял, что он ничего не видит. Полностью уйдя в транс, он не замечал что вокруг него темная ночь, перед ним площадка песка, наполнявшего воздух чистым сиянием Пенджи, а рядом с площадкой сидит танцор меча, который уже не может скрывать свою нервозность.

Не глядя, хустафа безошибочно потянулся к первому мешочку. Из него в ладонь посыпался песок. Бронзовый, блестящий. Хустафа рассыпал его по гладкой поверхности, перекидывая из руки в руку и напевая что-то непонятное. Бронзовые песчинки в беспорядке легли на площадку.

Он делал это шесть раз, шесть порций песка: бронзовый, алый, охровый, оранжевый, желтый, голубой. По горсти каждого песка.

Он бросал не задумываясь, не пытаясь смешивать цвета или получить контрастный узор. Песок падал как получалось.

Последний мешочек. Старик засунул руку под широкий бурнус, вытащил что-то и поднес это к свету. Деревяшка напоминала ложку, но без дна. Вместо дна на медном обруче был натянут кусок тончайшей ткани. Одну ладонь старик положил под ткань, в другую набрал песок из последнего мешочка. Когда ладонь разжалась, в свете факелов засияли чистые кристаллы Пенджи.

Старик приподнял ложку и начал ею покачивать, осторожно, медленно, проводя рукой над площадкой. Кристаллы Пенджи проходили сквозь тонкую ткань и покрывали цветные узоры. Шесть ярких цветов померкли под полупрозрачным слоем сверкающих льдистых кристаллов.

Старик спрятал ложку. Мехмет завязал и убрал мешочки. Хустафа, уже выйдя из транса, наклонился к ровной площадке, покрытой случайными узорами цветного песка. Он подул. Ветерок, не сильнее дыхания младенца, приподнял кристаллы. Хустафа отодвинулся и жестом предложил мне сделать то же.

Я задохнулся от вони магии. Все, что было у меня в желудке, поползло к горлу.

Старый хустафа ждал.

Я стиснул зубы. Наклонился. Чуть подул на поверхность, представляя, каким дураком я должен был выглядеть со стороны.

Черные глаза сверкнули. Он приподнял дрожащие руки, тихонько хлопнул в ладоши, потом скрестил руки и прижал ладони к груди. Втер зашептал в пламени факелов. Легчайший порыв ветра. Он приласкал веки, погладил губы, подразнил потную кожу. Потом добрался до палитры цветного песка, покрытого кристаллами. Я не мог оторваться. Ветер играл кристаллами Пенджи, мешал цветной песок. При каждом порыве рождался новый цвет. Случайные узоры начали создавать образы. Потом образы в образах.

— Смотри, — пригласил хустафа.

Ветер затих и песок улегся. Хустафа терпеливо ждал, позволяя мне смотреть. Акетни за его спиной ничего не говорили и не двигались. Рядом со мной тихо сидела Дел.

Я вдруг оказался один. Подчинившись хустафе, я вгляделся в песок и прочитал то, что скрывали узоры, свернутые как черви кольцами. Бронзовые, охровые, пепельные. Разные. Цвета, отозвавшиеся на магию, чтобы раскрыть тайну. Я смотрел на тройственное будущее, нарисованное дыханием ветра. Что может случиться. Вряд ли случится. Теперь уже не случится. Будущее, которого я не хотел. Мало что можно было разглядеть безлунной ночью и голос Дел донесся из темноты:

— Ты не спишь.

Сплю? Как могу я спать?

— Что случилось? — спросила она, придвигаясь ко мне. Ее дыхание пошевелило слипшиеся от пота волосы у меня на затылке.

Я резко сел и начал яростно расчесывать их.

— Не делай этого больше!

Она приподнялась на локте. Мы спали в стороне от повозок, вдали от акетни, но все равно я чувствовал их присутствие и никак не мог успокоиться. Дел откинула волосы с лица.

— Почему ты такой нервный?

Я пристально вглядывался в темноту. Я знал, что хустафа и остальные Южане стерли узоры, разгоняя магию, но мне хотелось еще раз посмотреть на них. Я надеялся снова увидеть на песке образы и убедиться, что я ошибся, что все будет по-другому.

Я глубоко, неровно вздохнул.

— Я… Ненавижу… Магию…

Мягкий смех Дел меня не обидел. От него даже стало легче.

— Значит ты можешь ненавидеть себя. Ты ведь теперь связан с магией.

Холодок прибежал по спине.

— Но не так… — бросил я. — Не так, как этот старик.

Дел ничего не сказала.

Я повернул голову чтобы взглянуть на нее. Наконец-то спросить.

— Ты ведь тоже видела? Предсказание песка?

Она внимательно смотрела на меня.

— Ты видела, — повторил я.

— Нет.

Я не сразу нашелся, что сказать.

— Нет?

— Нет, Тигр. Предсказывали только тебе.

Я нахмурился.

— Подожди, значит ты совсем ничего не видела? Или ты говоришь это только потому что не хочешь вспоминать?

— Я ничего не видела, — она засунула упрямую прядь волос за ухо. — Ничего кроме песка, Тигр. Несколько кучек нанесенного ветром песка.

— Значит ты не видела… — я не договорил. Когда я разжал кулаки, отвалился еще один ноготь. — Ну если кроме меня этого никто не видел, может все обойдется? Может я смогу это предотвратить?

Даже в свете звезд я заметил, как побледнело ее лицо.

— Все кончится так плохо? — неуверенным шепотом спросила она.

Я хмуро смотрел в темноту.

— Я не уверен.

Она приподнялась и села на одеяло.

— Ну если ты не уверен, может все не так страшно?

Я смотрел в ночь.

— Тигр?

Я дернулся. Провел пальцем по шрамам песчаного тигра.

— Я не уверен, — повторил я, потом снова посмотрел на нее. — Нам нужно идти в Джулу.