Мехмет продолжал рассказывать. Оказывается и они, в глубине Пенджи, услышали о джихади и его цели.
Я вскинул голову. Он ведь говорил обо мне.
Конечно их хустафа давно уже ожидал прихода мессии. Акетни и существуют для того, чтобы его встретить.
Я нахмурился. Мехмет это заметил и заторопился все подробно объяснить. С его говорливостью он не мог смолчать.
Когда он закончил, я кивнул, надеясь, что больше ничего об этом не услышу. Но рядом сидела Дел, жаждавшая узнать тему долгого рассказа на незнакомом языке.
— О чем он говорил?
— Мы правильно догадались, что такое акетни: это группа людей, которые создали свою религию. Такое часто случается в Пендже… когда боги отворачиваются от племени, или когда племя проигрывает большую битву, или когда начинается болезнь, когда «магия» слабеет и так далее люди расходятся. Иногда племена распадаются на семьи. Видимо это и есть такой акетни. Когда-то они ушли из племени, решив жить по-своему, по своим законам и их собственной вере, — я пожал плечами. — Я никогда не интересовался жизнью племен, но несколько раз приходилось сталкиваться с такими людьми.
— Значит Кеми акетни?
Я скривился.
— Нет, Кеми совсем другие. Они выделились очень давно, пытаясь распространить свое учение по всей Пендже. Потом в каком-то древнем разрушенном городе нашлись манускрипты и Кеми решили поклоняться им.
— Манускрипты Хамида, — кисло сказала она, — в которых записано, что женщина это мерзость?
— Да ну их, — торопливо бросил я прежде чем ее понесло дальше. — Дело в том, что акетни Мехмета выделился очень давно. Этот старик — хустафа — внук основателя. А значит у них уже есть своя история, — я пожал плечами в ответ на ее хмурый взгляд. — Такие группы единоверцев обычно быстро распадаются, иногда за одно поколение. Борджуни, самумы, засуха, болезни… Этому акетни уже пять поколений. Его можно считать долгожителем.
Дел посмотрела на старика.
— А этот… хустафа. Кто он?
— Святой, — ответил я. — Провидец, если хочешь. Насколько я понял, это слово примерно так переводится на Пустынный с их языка. Вообще, отделяясь, каждый акетни вместе со своей религией создает и свой язык. Язык этого акетни я понимаю только наполовину, но и в этой половине могу ошибаться.
— Так что они здесь делают? — спросила Дел. — Почему они пошли так далеко?
— Они идут в Искандар, — мрачно объяснил я. — Они отправились в путь исключительно ради того, чтобы увидеть появление джихади.
Дел отпрянула.
— Нет…
Я предостерегающе поднял палец — тот, на котором еще был ноготь, если я не ошибался.
— Подожди… Ты смотришь на предсказание как на странные слова о человеке, которого ты хорошо знаешь. До них людей дошли слухи о джихади… и их хустафа давно ожидал его появления.
— Я не могу поверить, что эти люди покинули свой дом только ради…
— А остальные? — напомнил я. — Алрик и Лена, Эламайн и Эснат, не говоря уже о десятках танзиров и племен.
Она уставилась на меня.
— Но ты же говоришь, что ТЫ джихади…
— КТО-ТО же должен им быть! — я нахмурился и перешел на Северный язык, чтобы Южане не поняли, о чем разговор. — Слушай, я сам не понимаю, что происходит и почему твой брат показал на меня…
— …если он показал не на Аджани…
— …и я не знаю, что мне теперь делать… — я злобно покосился на нее, — но одно я знаю точно: ты не должна говорить им кто я.
— Что? — переспросила Дел, прищурив голубые глаза.
— Ты не должна говорить им, что я джихади. Даже если по твоему мнению это хороший повод для веселья.
Она нахмурилась.
— А почему нет? Если они решили дойти до Искандара только ради того, чтобы увидеть джихади, почему бы не показать им его?
Я посмотрел на старого хустафу, на Мехмета, на остальных Южан, и порадовался, что выучил Северный, и разговор им непонятен.
— Потому что, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Если бы ты всю жизнь поклонялась лжи, приятно было бы тебе узнать об этом?
— Лжи?
— Эти люди поклоняются джихади. Джамайл объявил джихади меня. Захотела бы ты поклоняться мне? — я продолжил не дожидаясь ответа, потому что знал, что она скажет. — Они живут мечтой, что когда-то сбудется главное пророчество: песок Юга превратиться в траву, — я помрачнел, вспоминая предположение Дел об ошибке. — Не знаю в траву или в стекло, но только этим они и живут. Вот в этом смысл ритуала, — я приложил ладонь к песку и провел грязную полосу через лоб. — Это значит, что однажды песок снова станет травой, как было при Создании. Это сделает джихади.
— Создание, — пробормотала Дел. — Ты хочешь сказать… как с яватмой?
— Речь идет обо всем мире, Дел, а не о магическом мече.
— Значит, — заговорила она после короткого размышления, — они хотят добраться до Искандара, чтобы увидеть джихади, — она взглянула на старика.
— Но ты им хоть что-то расскажешь? Свою версию происходящего?
— Нет. Я тебе это уже говорил.
— Значит ты хочешь, чтобы они и дальше верили, как верили пять поколений их предков, что придет джихади и изменит их мир?
— Хуже им от этого не станет.
Дел покачала головой.
— Если бы ты сказал им правду, старику не пришлось бы мучиться всю дорогу до Искандара.
Я посмотрел на хустафу. Живые глаза были такими темными, что казались одним зрачком. Я чувствовал его силу. Мехмет мог не говорить мне, что их хустафа особенный. Я бы и сам понял это.
— Тигр?
Волосы на затылке встали дыбом, желудок болезненно сжался.
— Нет, — отрезал я, понимая, что разговор еще не окончен.
Дел плотно сжала губы.
— Тебе так хочется получить награду?
Не подумав, я по привычке рявкнул на Южном:
— Мне плевать на награду. У этих людей ничего нет.
Мехмет поднял голову.
— Есть, — заявил он, — и мы обязательно вознаградим вас.
Я устало махнул рукой.
— Нет… нам ничего не нужно…
Но Мехмет, не слушая меня, быстро заговорил со стариком. Хустафа улыбнулся, потрогал рот, сказал что-то в ответ. Мехмет повернулся к нам.
— Он согласен.
— Согласен на что? — насторожился я.
— Он бросит для тебя песок.
Что-то дернулось у меня в животе. На лбу выступили крупные капли пота. Даже в словах хустафы была скрыта сила.
— Бросит… — я не закончил, не понимая, что со мной происходит. Что-то давило на меня. Огромная сильная рука. — Ты хочешь сказать… — я вспомнил наш разговор прошлой ночью о людях, укравших у акетни воду и деньги. — Ты сказал, что они сами выбрали свою судьбу.
Мехмет кивнул.
— Конечно.
— Тогда… — я повернулся к старику. Их складок дряблых век на меня смотрели живые горящие глаза.
— В чем дело? — заинтересовалась Дел. — Что он говорит, Тигр?
Мехмет взглянул на нее.
— Он — Бросающий песок.
— Бросающий песок… — повторила Дел. Голубые глаза смотрели на меня в ожидании объяснений.
Грудь сдавило. Дышать было тяжело.
— Бросающий песок, — угрюмо сказал я, — это человек, который может предсказывать будущее.
— Но ты же не веришь в эту чушь… — удивилась Дел. — Ты всегда говорил…
Мне стало совсем плохо. Я облизнул сухие губы и посмотрел через круг на старика.
— Ты не понимаешь.
— Он предсказывает будущее, — кивнула она, пожав плечами. — Многие этим занимаются. На кимри, на базарах, даже на улицах…
— Это другое, — бросил я. Что-то шевелилось во мне. — Я не хочу ничего знать. Ни о сегодня, ни о завтра, ни о том, что будет в следующем месяце. Я просто ничего не хочу знать.
Дел рассмеялась.
— Думаешь он предскажет тебе плохую судьбу после того, что ты для них сделал?
— Он говорит только ПРАВДУ! — зашипел я. — Хорошую или плохую, не имеет значения. Он показывает то, что действительно случится, хочешь ты этого или нет.
Дел пожала плечами. Она просто не понимала.
Я вообще-то тоже.
А Чоса Деи понимал.