Хоган вернулся в Ланкашир и нашел работу в Ливерпуле, став старшим курьером «Walker’s Tobacco». С деньгами, впрочем, все равно было туго, и ему посоветовали обратиться в Футбольную ассоциацию, которая учредила Фонд помощи профессиональным футболистам, попавшим в непростую ситуацию за военные годы. Это был Рубикон его карьеры. Хоган был уверен, что получит около 200 фунтов, и занял пять фунтов на то, чтобы съездить в Лондон. Секретарь ФА Сэр Фредерик Уолл, однако, отнесся к нему с презрением. Фонд, сказал он, основан для тех, кто воевал. Хоган пытался доказать, что был фактически в плену на протяжении четырех лет и не имел возможности подписать контракт и заработать, равно как и воевать. В ответ на это Уолл вручил ему три пары носков цвета хаки, заявив, что «ребята на фронте обрадовались бы такому подарку». Хоган был унижен и никогда не простил этого ассоциации. Его талант, его идеи были потеряны для консервативного английского футбола.

Тем временем в Вене Майзль сохранил традиции Хогана, но его команда выдержала тяжелое испытание поражением со счетом 0:5 от сборной Южной Германии. На замерзшем, изрытом поле в Нюрнберге их игра в короткий пас была бесполезна, и на обратном пути Майзль долго беседовал с игроками о том, не стоит ли вернуться к более прямолинейному футболу, основанному на физической готовности. Игроки категорически отвергли такой вариант развития и тем самым заложили основы знаменитой «Вундертим» начала тридцатых годов. Как писал Брайан Глэнвилл, при Майзле «футбол стал почти показательным выступлением, своего рода соревновательным балетом, в котором забитый мяч становился едва ли не оправданием сотне замысловатых передач».

«Пирамида» оставалась основной схемой расположения игроков на поле, но стиль игры стал следствием настолько мощного развития шотландской школы паса, что его стали считать отдельным, называемым «Дунайской школой». Техника здесь ценилась как средство, подчиненное общей системе игры команды. А вот в Южной Америке с момента своего появления игра развивалась в еще более уникальном русле. Здесь, в Уругвае, и особенно в Аргентине, также ценилась техника, но – как средство самовыражения индивидуальности.

Версия правил Футбольной ассоциации появилась в Аргентине в 1867 году, где была опубликована в английской газете «The Standard». Чуть позже в этом же году был основан «Buenos Aires Football Club», который являлся ответвлением крикетного клуба и просуществовал всего шесть лет, после чего стал регбийным клубом. Лишь в 1880-е годы футбол стал активно развиваться, во многом благодаря Александру Уотсону Хаттону, выпускнику Эдинбургского университета, который приехал в Аргентину преподавать в шотландской школе Святого Андрея. Он уволился из школы, когда та ответила отказом на его просьбу об увеличении игровых полей, и сам основал Английскую высшую школу в 1884 году, где стал работать в прямом смысле слова учителем футбола. Когда в 1893 году была реформирована Футбольная лига Аргентинской ассоциации, Хаттон был ее центральной фигурой. «Алюмни», команда, составленная из выпускников этой школы, играла в первом дивизионе и в начале двадцатого века стала лидером аргентинского футбола, в то время как команда самой школы играла в низших дивизионах. Впрочем, они были далеки от того, чтобы относиться к футболу достаточно серьезно, и шесть из семи первых чемпионатов выиграла команда «Ломас Атлетик».

C другой стороны, в Уругвае происходило нечто похожее – молодые британские спортсмены основывали в крикет – и гребных клубах страны футбольные секции, и британские школы служили основным источником футболистов. Уильям Лесли Пул, учитель Английской высшей школы в Монтевидео, был почти копией Хаттона и в мае 1891 года основал «Albion Cricket Club», футбольная секция которого уже совсем скоро играла матчи против клубов Буэнос-Айреса.

Если посмотреть на составы команд в те дни, то можно отметить, что большинство игроков были британцами или англо-аргентинцами, и представление об игре было соответствующим. В своей истории любительского футбола Аргентины Хорхе Иванчук говорил о том, что главным стремлением было «играть хорошо, но бесстрастно», и о важности «честной игры». В матче против «Эстудиантеса» игроки «Алюмни» отказались пробивать пенальти, так как посчитали, что он был назначен несправедливо. Этот «единственно верный», английский путь развития отражался и в тактических предпочтениях. Все играли 2–3–5, универсальную «пирамиду». «The Buenos Aires Herald» в своем отчете о победе «Саутгемптона» над «Алюмни» в 1904 году со счетом 3:0 (это была первая игра аргентинского клуба против приехавших в турне англичан) ясно дает понять, какие ценности тогда преобладали в аргентинском футболе. «Британское превосходство, – писал журналист, – основывалось на их врожденной любви ко всему мужественному».

Тем не менее постепенно британское влияние уменьшалось. Аргентинская футбольная ассоциация (АФА) приняла испанский как свой официальный язык в 1903 году, а два года спустя их примеру последовала Федерация футбола Уругвая. «Алюмни» распалась в 1911 году, а в следующем году АФА стала именоваться «Asociacion del Football Argentina» – впрочем, до 1934 года они еще писали «football», а не «fu2tbol». Уругвайцы и аргентинцы, свободные от британских идеалов христианства, не считали игру каким-то социальным явлением, не было того презрительного отношения к хитрости на футбольном поле, того стремления использовать игру для воспитания нравов. Игра была той же самой, но стиль отличался настолько, насколько это вообще возможно. Антропологист Эдуардо Арчетти подчеркивал, что под влиянием итальянских и испанских иммигрантов сила и дисциплина стали заменяться талантом и чувственностью. «Как и танго, – писал уругвайский поэт и журналист Эдуардо Галеано, – футбол рос в трущобах».

Среда определяет развитие стиля. Игра в монастырях отличалась от игры на полях английских школ, и игра узких улочек трущоб Буэнос-Айреса и Монтевидео определяла рождение нового, не похожего на другие стиля. «Отечественный стиль игры в футбол, – писал Галеано, – похож на национальные танцы, изобретенные в клубах, где танцевали милонгу. Танцоры показывали свое искусство на единственной плитке кафеля, и футболисты создали свой собственный стиль, в котором на узком пространстве они старались сохранить мяч гораздо больше, чем пнуть его, и их ноги казались руками, к которым футбольный мяч словно привязан. В ногах первых креольских виртуозов рождалось «касание», «el toque»: с мячом обращались так, будто бы это была гитара, музыкальный инструмент».

Основанные на различных ценностях, два стиля не могли сосуществовать, и столкновение этого старого и нового стилей неизбежно привело к конфликту. Это было очевидно уже в 1905 году, в матче «Ноттингем Форест» против сборной англо-аргентинцев в шестом матче турне, который привел к значительной неприязни между командами. «The Herald», как всегда пробританский, даже вынужден был выступить с разгромным выговором тем, кто посмел критиковать подход «Форест» к игре: «Игра эта не является комнатной, она предназначена для того, чтобы молодые люди в расцвете сил тренировали выносливость и состязались в силе». Желчность, повышенная раздраженность соперников с каждым матчем все возрастала, в первую очередь из-за конфликта по поводу легитимности борьбы плечом в плечо.

Тур «Суиндон Таун» в 1912 году был одним из немногих, которые можно назвать успешными. Тренер «Суиндон» Сэмуэль Аллен одобрил результаты турне, говоря, что никогда раньше не видел лучшего футбола в исполнении любительских команд, но даже он был обеспокоен тем, что местные футболисты «ставят индивидуальное мастерство превыше всего и никогда не упускают шанса продемонстрировать свое мастерство в одиночку». Даже традиционалисты в Аргентине были скептичны по поводу креолизации игры. Хорхе Браун, бывший игрок «Алюмни», протестовал против новых веяний в футболе в двадцатые годы: он говорил, что новый стиль игры «ослабляет сам себя чрезмерным стремлением отдать пас как можно ближе к воротам. Игра становится более утонченной, может быть, более артистичной, даже, наверное, более умной, но она теряет свой примитивный энтузиазм». Критика такого рода росла и ширилась вплоть до 1953 года, когда дебаты были окончены сборной Венгрии на «Уэмбли». А до этого времени британцы пытались укрепиться в своем мнении, что никто в мире, кроме них, не играет в такой нацеленный на ворота атакующий футбол.