Он прикрыл глаза, чувствуя отвращение к самому себе.

— Я не верю, что я только что мог это спросить.

— Нет, Колин, не будь глупым. Мне, по-настоящему, довольно … приятно, что ты спросил это. И я даже не могу начать говорить, не сказав, как мне лестно, что ты пришел с таким вопросом ко мне, когда —

— Дафна … — предостерегающе произнес он.

У нее была привычка уходить от темы, а он сейчас был не в том состоянии, чтобы выслушивать все ее блуждающие мысли.

Импульсивно, она подошла и обняла его; затем, положив руки ему на плечи, она ответила:

— Я не знаю.

— Прошу прощения?

Она несильно покачала головой.

— Я не знаю, как узнать любовь это у тебя или нет. Я думаю, у каждого по-разному.

— Как ты узнала?

Она задумчиво пожевала свою нижнюю губку несколько секунд, прежде чем ответить.

— Я не знаю.

— Что?!

Она беспомощно пожала плечами.

— Я не помню. Это было так давно. Я просто … знала.

— Таким образом, ты хочешь сказать, — проговорил он, наклоняясь к окну, и скрещивая руки на груди, — Что если человек не знает, любит он или нет, то вероятнее всего, он не любит.

— Да, — сказала она, — То есть, нет! Нет, это совсем не то, что я хотела сказать.

— Что же ты тогда хотела сказать?

— Я не знаю, — беспомощно ответила она.

Он уставился на нее.

— И как долго, ты замужем? — спросил он.

— Колин, не дразни. Я пыталась быть тебе полезной.

— И я благодарен тебе за попытку, но, по правде говоря, Дафна, ты —

— Я знаю, знаю, — перебила она его. — Я бесполезна. Но выслушай меня. Тебе нравится Пенелопа?

Неожиданно, она в ужасе задохнулась, и посмотрела на него.

— Мы разговаривали только что именно о Пенелопе?

— Конечно, о ней, — нетерпеливо пробормотал он.

Она облегчено вздохнула. — Хорошо, потому что если бы оказалось, что мы разговаривали не о Пенелопе, тогда уверяю тебя, у меня не было бы для тебя никаких советов.

— Я пойду, — довольно резко сказал он.

— Нет, не уходи, — попросила она, схватив его за руку, — Останься, Колин, пожалуйста.

Он посмотрел на нее и тяжко вздохнул, чувствуя себя побежденным: — Я чувствую себя полной задницей.

— Колин, — проговорила она, подводя к софе, и толкая, чтобы он сел на нее, — Выслушай меня. Любовь растет и изменяется день ото дня. Это не похоже на удар молнии, мгновенно превращающий тебя в другого мужчину. Я знаю, Бенедикт говорил, что у него именно так и было, и это просто чудесно, но знаешь Бенедикт не совсем обычный человек.

Колин хотел было ухватиться за повод и пошутить, но у него просто не было сил для этого.

— У меня было по-другому, — сказала она, — И я не думаю, что это походило на то, что случилось у Саймона, хотя, откровенно говоря, я не думаю, что когда-нибудь смогу спросить у него.

— Ты должна.

Она замолчала, когда с ее языка, уже было готово сорваться какое-то слово, поэтому, в этот момент она сильно походила на удивленную птицу.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Таким образом, затем ты сможешь передать его слова мне.

— Что, ты думаешь у мужчин происходит по-другому, чем у женщин? — спросила она.

— Все еще да.

Она скорчила гримаску.

— Я начинаю испытывать довольно большое чувство жалости к Пенелопе.

— Ох, ну конечно, ты должна испытывать жалость, — согласился он, — Из меня выйдет ужасный муж, в этом можно быть уверенным.

— Совсем нет, — сказала она, несильно стукнув его по плечу. — Как ты можешь говорить такое? Ты никогда не должен быть неверным ей.

— Нет, — согласился он.

Он был некоторое время молчалив, затем, когда начал говорить, его голос звучал удивительно тихо:

— Но я могу не любить ее так, как она того заслуживает.

— Но ты можешь все же любить ее так, — она в раздражение, махнула рукой, — Ради Бога, Колин тот факт, что ты сидишь здесь, и спрашиваешь свою сестру о любви, уже говорит о том, что ты прошел больше половины пути до этого.

— Ты так думаешь?

— Даже, если я так не думала, — сказала она, — Я бы все равно сказала бы так.

Она вздохнула.

— Прекрати так усердно думать над этим, Колин. Брак у тебя будет гораздо легче, если ты просто позволишь этому произойти.

Он подозрительно уставился на нее.

— Когда это ты начала философствовать?

— Когда ты пришел ко мне, и ищешь проблемы там, где их нет, — ответила она. — Ты женишься на хорошей женщине. И прекрати так сильно волноваться по этому поводу.

— Я не волнуюсь, — сказал он автоматически, хотя, конечно, он волновался, волновался так, что даже не потрудился защищаться, когда Дафна одарила его чрезвычайно саркастическим взглядом.

Но волновался он не из-за того, что Пенелопа могла быть нехорошей или не той женщиной.

Он был уверен в этом.

И он не волновался о том, будет ли его брак хорошим. Он тоже был в этом уверен.

Нет, он волновался из-за глупых и дурацких вещей. Будет ли он или нет любить ее, не потому, что это было бы концом света, если он полюбит ее (или концом света в том случае, если он не полюбит ее), а просто потому, что он находил довольно тревожным тот факт, что он не знает, что же он чувствует.

— Колин?

Он поднял взгляд на сестру, которая смотрела на него с довольно смущенным выражением лица. Он встал, намериваясь уйти прежде, чем окончательно будет сбит с толку, затем наклонился вниз и поцеловал сестру в щеку.

— Спасибо, — сказал он.

Ее глаза сузились.

— Не могу сказать, то ли ты серьезен, то ли дразнишь меня за то, что я не смогла тебе ничем помочь.

— Ты не смогла мне ничем помочь, — проговорил он, — Но, тем не менее, я искренне говорю, спасибо тебе.

— За мои старания?

— Что-то вроде того.

— Ты сейчас собираешься пойти в Бриджертон-хаус? — спросила она.

— Зачем, чтобы меня мог смутить и сбить с толку уже Энтони?

— Или Бенедикт, — сказала она, — Он тоже там.

В большим семьях, никогда не было недостатка в возможности выставить себя дураком перед родным братом или сестрой.

— Нет, — сказал он, криво улыбнувшись, — Я думаю, я лучше пойду пешком домой.

— Пешком? — откликнулась она.

Он посмотрел в окно.

— Думаешь, пойдет дождь?

— Возьми мой экипаж, Колин, — настаивала она, — И, пожалуйста, подожди сэндвичей. Я уверена, скоро их будут просто горы, и если ты уйдешь прежде, чем они появятся, то я вряд ли съем больше половины, и тогда я сильно расстроюсь на весь оставшийся день.

Он кивнул, и сел обратно на софу, и позже был рад, что остался. Он всегда был неравнодушен к копченому лососю. Фактически, он даже взял несколько кусочков с собой в экипаж, по дороге домой, глядя из окна экипажа, как льет дождь.

Когда Бриджертоны устраивали приемы, они делали это достойно.

Когда же Бриджертоны устраивали обручальный бал … ну, если бы леди Уислдаун все еще писала, потребовалось бы, по крайней мере, три колонки, чтобы полностью описать это событие.

Даже этот бал, устроенный буквально в последнюю минуту (из-за того, что ни леди Бриджертон, ни миссис Физеренгтон не хотели давать возможность своим детям передумать в течение долгого обручения) был легко квалифицирован, как главный бал сезона.

Хотя, большей частью этот бал, иронически подумала Пенелопа, имел мало общего непосредственно с балом, и ничего не мог поделать с продолжающимися предположениями на тему о том, почему Колин Бриджертон выбрал такую женщину, как она, чтобы сделать ее своей женой.

Это было даже хуже того момента, когда Энтони Бриджертон женился на Кэйт Шеффилд, которую, как и Пенелопу, никогда не считали бриллиантом чистой воды. Но, по крайней мере. Кэйт не была такой старой, как она. Пенелопа даже не могла сосчитать, сколько раз, она слышала словосочетание старая дева, которое шептали за ее спиной за последние несколько дней.

Но хотя сплетни были крайне неприятны, по настоящему, ее это не волновало, потому что она все еще плавала в облаке ее собственного счастья. Женщина не может провести всю свою взрослую жизнь, любя одного единственного мужчину, и не быть почти бестолковой от счастья, когда этот мужчина просит ее выйти за него замуж.