— Что случилось? Арриан?

— Смертоубийство, сир, — бесстрастно отозвался стражник, — Один из оркнейцев заколот кинжалом. Виновник — этот отрок. Я не понял, в чем дело. Там, за дверью, очевидцы. Впустить их, сир?

— Может быть, позже. Сперва я поговорю с мальчиком. При необходимости я пошлю за ними. А пока пусть идут.

Стражник отсалютовал и вышел. Псарь принялся собирать щенков. Один из них, белый, вывернулся из-под руки и, пища, точно разозленная мышь, метнулся под ноги королю, ухватил зубами конец шнура и, рыча, яростно затеребил его. Щенка оттащили, Артур проводил его взглядом.

— Да, этот. Снова назвать Кабалем. Благодарствую.

Паренек с корзинкой умчался прочь, собака — по пятам.

Мордред застыл в дверях. Слышно было, как снаружи стражники снова садятся на коней. Король встал со скамьи у огня, пересек комнату, подошел к массивному столу, заваленному бумагами и дощечками для письма. Уселся за стол и жестом указал прямо перед собой. Мордред шагнул вперед и прирос к месту. Ему потребовалось все самообладание, чтобы сдержать нервную дрожь: сказывались и потрясение первого убийства, и леденящее воспоминание об обугленной хижине, и ощущение той, обветренной кости в руке, а теперь еще — наводящая ужас встреча лицом к лицу с человеком, которого он привык считать смертельным врагом. В дым развеялась рассудочная убежденность: дескать, верховному королю нет дела до таких, как он. Не сам ли Мордред обеспечил ему превосходное оправдание? В том, что его сей же миг казнят, мальчик не сомневался. Он затеял драку в королевском дворце, и хотя погибший из числа оркнейцев и понес справедливую кару за гнусное убийство, Мордред, несмотря на титул принца Оркнейского, не надеялся избежать наказания. Правда, Гавейн поддержал его, но теперь, наверное, отступится, ведь признание Габрана бросило тень на Моргаузу.

Но в лице бастарда не отразилось ровным счетом ничего. Бледный как полотно, он застыл на месте, сцепив руки за спиной, чтобы король не заметил, как дрожат пальцы. Взгляд потуплен, губы сжаты. Но Артур знал людей, и угрюмое, упрямое выражение его не обмануло: король подметил предательское подрагивание нижних век и учащенное дыхание.

Первые слова короля прозвучали вполне миролюбиво.

— Может, расскажешь, что произошло?

Мордред поднял голову: король неотрывно смотрел на него, но не тем взглядом, что бросил Моргаузу на колени по дороге в Камелот. Мальчику вдруг показалось — всего на миг, зато необычайно отчетливо, — что король поглощен чем-то иным, отнюдь не недавним преступлением Мордреда. Это придало гостю храбрости, и вскорости он разговорился, свободно и непринужденно, не замечая, как расспросы Артура, на первый взгляд поверхностные, заставили его выложить все подробности — не только гибели Габрана, но и собственной его истории почитай что с самого начала. Слишком взвинченный, чтобы задуматься, с какой стати короля это занимает, мальчик рассказал все: о жизни с Брудом и Сулой, о встрече с Гавейном, о приглашении королевы и ее благоволении, о поездке в Тюлений залив с Габраном и наконец о кошмарном возвращении к обугленной хижине. Впервые после смерти Сулы — а на том и закончилось его детство, — он беседовал — и даже разоткровенничался! — с человеком, общаться с которым настолько просто. Просто? С верховным королем? Мордред даже не заметил несообразности. Он продолжал говорить. Он уже дошел до гибели Габрана. В какой-то момент он шагнул к столу и положил перед королем деревянный амулет. Артур взял талисман в руки, рассмотрел его со всех сторон, ничем не выдавая собственных чувств. На руке его блеснул огромный резной рубин, в сравнении с ним жалкая поделка показалась топорной игрушкой, не более. Король отложил амулет в сторону.

Мордред дошел до конца. В наступившей тишине языки пламени трепетали над огромным очагом, точно флаги на ветру.

И снова слова короля прозвучали полной неожиданностью. Вопрос словно явился продолжением давней затаенной мысли и к сути дела отношения вроде бы не имел.

— Почему она назвала тебя Мордредом?

После разговора столь задушевного гость не замедлил с ответом, хотя еще час назад подобная прямота показалась бы немыслимой.

— Это значит «мальчик с моря». Там-то меня и нашли — среди обломков ладьи, на которую вы приказали погрузить неугодных детей.

— Я?

— Мне уже доводилось слышать, будто вы, лорд, здесь ни при чем. Правды я не знаю, но поперву мне указали на вас.

— Разумеется. От нее я ничего иного и не ждал.

— О ком вы?

— О твоей матери.

— Нет же! — быстро возразил Мордред. — Сула ни о чем таком не упоминала: ни про лодку, ни про избиение младенцев. Это королева Моргауза мне все рассказала, много позже. Что до имени, да половину островных мальчишек зовут Мордред, Медраут… Море-то повсюду.

— Я понял. Вот почему мне понадобилось столько времени на то, чтобы отыскать тебя, даже при том, что мать твою я из виду не терял. Нет, я не про Сулу. Я имею в виду твою настоящую мать, женщину, которая родила тебя.

— Вы… знаете? — сдавленным голосом выговорил Мордред. — Вы… Вы и в самом деле меня искали? Вы знаете, кто моя мать… кто я сам?

— еще бы. — Слова тяжело повисли в воздухе, словно исполненные глубокого смысла, но тут Артур изменил ход беседы и просто добавил: — Твоя мать — мне сводная сестра.

— Королева Моргауза? — задохнулся мальчик, точно громом пораженный.

— Она самая.

Здесь Артур предпочел выждать. По одному откровению за раз. Мордред часто-часто заморгал: ум его жадно вбирал в себя потрясающую новость, возвращался к былому, заглядывал в будущее…

Наконец мальчик поднял глаза. Страх был забыт; прошлое, в том числе и недавнее, — тоже. Глаза его вспыхнули: казалось, возбуждение полностью подчинило его себе.

— Теперь мне все ясно! Она и впрямь кое о чем упоминала. Туманные намеки… намеки, которых я не мог понять, потому что правда мне и в голову не приходила. Ее сын… Ее родной сын! — Глубокий вздох, — Вот почему она призвала меня к себе! Гавейн послужил только предлогом. А я-то удивлялся, зачем бы это ей воспитывать мужнина бастарда от какой-то там горожанки. Да еще и благоволить к нему! А ведь на самом-то деле я ее собственный сын, и бастард только потому, что родился до срока! О да, теперь я вижу! Я появился на свет спустя каких-нибудь восемь месяцев после свадьбы. И вот король Лот вернулся из Линниуса, и…

Мордред умолк на полуслове. Взволнованное понимание исчезло, словно перед глазами захлопнулись ставни.

Все новые подробности складывались в единое целое.

— Так это король Лот приказал истребить младенцев? — медленно протянул мальчик, — Потому что происхождение его старшего сына возможно оспорить? А мать спасла меня и отослала на Оркнеи, к Бруду и Суле?

— Истребить младенцев приказал король Лот. Да.

— Чтобы убить меня?

— Да. И возложить вину на меня.

— Но почему?

— Из страха перед людьми. Перед родителями, чьи дети и впрямь погибли. И еще потому, что, хотя под конец Лот сражался под моими знаменами, он всегда оставался моим врагом. Ну и в силу других причин тоже.

Последнюю фразу Артур выговорил медленно. Осторожно прокладывая путь к тому мгновению, когда можно будет открыть правду самую важную, король придал словам особую значимость, надеясь подтолкнуть Мордреда к уже подсказанному вопросу. Но Мордред не поддался. Его занимали собственные давние наваждения. Мальчик шагнул вперед, уперся ладонями о стол и выпалил:

— Да, в силу других причин! И я их знаю! Я — старший сын, но, поскольку зачат вне брака, король опасался, что со временем люди усомнятся в моем происхождении и в королевстве начнется смута! Куда разумнее от меня избавиться и обзавестись законным отпрыском, который в должное время унаследует трон — по праву, как само собою разумеющееся!

— Мордред, ты забегаешь вперед. Сперва послушай.

Вряд ли Мордред заметил, что верховному королю недостает обычной твердости. И вид у него, ежели слово это уместно по отношению к великому полководцу, смущенный. Но Мордред уже не вслушивался. Скрытый смысл тех истин, что он узнал за последние несколько минут, окутал его одуряющим облаком, но вместе с ним пришла новая уверенность, развеялись опасения, нахлынула бурная радость: наконец-то он вправе высказать все свои затаенные мысли, причем человеку, от которого зависит воплощение грезы в жизнь!