Замок опоясывал крепостной ров; речная вода поступала туда сквозь шлюзы. К главным воротам вел деревянный мост, такой узкий, что бок о бок по нему могли проехать не больше двух всадников.

Но стоило оказаться внутри, и изрядно пугающий внешний вид тотчас же забывался.

Алисе с отцом отвели недурственные покои с окнами, выходящими на юг.

Меблировка отличалась комфортом, а в комнате Алисы еще и радовала глаз. Солнечные лучи нагревали каменные подоконники, весь дворец был пронизан светом. За окном, в прозрачном воздухе, с щебетом носились ласточки, уже возвратившиеся из южных краев.

С высоты замка городишко — скопище домов за крепостным рвом — казался чистым и спокойным, словно игрушечным, с его красными черепичными крышами, полосками бахчи и цветущими деревьями, купы которых подступали к самым стенам внушительной базилики, возведенной около ста лет назад вокруг гробницы святого.

Картина вырисовывалась на удивление мирная: ничто не наводило на мысль о грозящих опасностях, ничто не говорило о том, что это приграничный город внезапно ослабевшего королевства.

Ворота были распахнуты настежь; сквозь них двигались люди, скот и телеги, поспешая на рынок, что вдалеке казался совсем крошечным.

Но Алиса, устроившись у окна, пока Мариам расчесывала ей волосы, без тени сожаления думала о том, что паломничество, обещавшее обернуться столь отрадным и комфортным, придется сократить. Вот отдохнут они день-другой, отец помолится у святыни — и в долгий путь домой! Марий заверил гостей, что «Меровинг» в полном их распоряжении, когда бы ни понадобился.

Алиса вздохнула.

— Спасибо, Мариам. А теперь — платье. Нет, не голубое. Возможно, что покрасоваться в нем мне так и не случится, но ты все равно сделай что-нибудь с юбкой, ладно? Я так и знала, что эта ткань непременно изомнется. А мне подай бежевое, с красновато-коричневой накидкой, и коричневый плащ с капюшоном. Думаю, отец захочет отправиться прямиком к гробнице. Надо бы поспешить.

— Да, госпожа. Бежевое платье и коричневый плащ. Вот они, и доехали в полном порядке. А за голубое не тревожьтесь; разгладить складки — это же пара пустяков. Но до чего жаль, что королева в отъезде, правда? А я-то так мечтала полюбоваться на вас в голубом!

— Ну, в создавшихся обстоятельствах это уже не важно. — Наблюдая, как прислужница разглаживает разложенные на кровати наряды, Алиса вдруг заметила, что глаза у девушки покраснели, точно она плакала. — Что такое, Мариам? Все ужасно и скверно, но нам страшиться нечего…

— Я не боюсь. Не в том дело.

— Так в чем же?

— Пустое, госпожа.

И вдруг Алису осенило.

Сообщив Мариам, что с паломничеством они отправляются в Тур, а вовсе не в Иерусалим, она с удивлением отметила, что прислужница явно обрадовалась.

А ответ оказался прост…

— Ну конечно же! — воскликнула Алиса, — Ты мечтала еще раз повидаться со своим соотечественником, с Джошуа, верно? Ну что ж, вряд ли стоит рассчитывать застать его здесь, в замке короля, но ты не бойся, я уж позабочусь о том, чтобы мы заглянули и во дворец королевы тоже! Не знаешь, Джошуа по-прежнему у нее на службе?

— Да, госпожа, так и есть. Я уж спрашивала. Но он не в Туре. Он в Париже, при королеве. Он теперь domesticus, все хозяйство на нем; почетная должность, как говорят, да такая важная! Как же ему да с королевой не поехать? Наверное, на коронации молодого принца всеми торжествами заправлять будет тоже он, да только мы к тому времени уже уедем, верно ведь?

— Боюсь, что так. Мне очень жаль.

— Ну, ничего тут не поделаешь. — Мариам, чуть пожав плечами, вернулась к своей работе. — А ежели слухи не лгут, так чем скорее мы вернемся, тем оно лучше! Посидите-ка смирно, госпожа, дайте я вуаль закреплю… Ну вот, хорошо. Как думаете, долго ли милорд ваш отец захочет здесь пробыть?

— Недолго, полагаю. Эго не Берин в дверях? Не должно мне заставлять отца ждать.

Мариам опустилась на колени — расправить складки красновато-коричневой ткани и завязать на госпоже пояс.

— Мне пойти с вами?

Алиса покачала головой. Она знала — а отправляясь помолиться в христианский храм, она всегда позволяла Мариам подождать снаружи, — что во дворе базилики святого Мартина девушка чувствует себя неуютно: целые толпы нищих, недужных, увечных и голодных дерутся друг с другом за подаяние, что бросает им благочестивый люд, и с угрозами и проклятиями толпятся вокруг любого, кто окажется там без сопровождения.

— Нужды нет. Нам дадут эскорт. Ну вот. Выгляжу ли я достаточно скромно и целомудренно, а, Мариам?

Про себя Мариам подумала, что госпожа ее выглядит достаточно обворожительно, чтобы вскружить голову тысяче воздыхателей, и даже в церкви, но она лишь улыбнулась, присела в реверансе и отворила для Алисы дверь.

По узкому мосту, перекинутому через крепостной ров, величаво прошествовала целая процессия, пусть и небольшая.

Помимо герцога и его свиты и Алисы с прислужницами там были четыре стражника в полном вооружении, а замыкали шествие две фигуры в рясах с капюшонами — отец Ансельм, герцогский капеллан, и один из священников королевы, брат Иоанн. Шли они склонив головы и чинно спрятав сложенные вместе руки в широких рукавах.

Улицы были запружены народом, однако благодаря присутствию вооруженных воинов и, возможно, святых отцов нищие и зазывалы держались на почтительном расстоянии, и большинство прохожих деловито спешили по своим делам. Однако на углах люди собирались кучками: головы сдвинуты, вид у всех встревоженный.

В Туре было безопасно, хотя волна войны еще не отхлынула; в мыслях своих люди еще не свыклись с миром.

Однако нигде взгляд не усматривал признаков великого горя, что разумно было бы ожидать в случае смерти — ужасной смерти! — короля над людьми.

Несколько нагруженных телег выезжали из ворот, на сей раз на восток: это беженцы из Орлеана, благодаря судьбу, возвращались домой. Один король умер, другой придет ему на смену; пока домашний очаг в безопасности, какая, в сущности, разница?

Алиса дошла до церкви, уже в сердце своем молясь за Теодовальда.

Красота песнопений и знакомое умиротворение службы помогли смягчить и сгладить мысли о смерти и неведомом, жестоком будущем, ожидающем запомнившегося ей мальчика.

И Алиса, как всегда, восторженно забылась в попытке молиться и в только ей присущем общении с Господом, с которым она всегда была на дружеской ноге.

В какой-то момент она тихонько коснулась отцовского рукава, и герцог поспешно на мгновение накрыл ладонью руку дочери. Последнее паломничество, совершенное вдвоем.

А после для него — давняя мечта о покое, для нее — замужество, и что бы уж там оно ни принесло…

Забудь. Будущее — в руке Господней, а сейчас — настоящее, и отец рядом с нею, и корабль дожидается у причала, чтобы увезти их обоих домой.

Восемь дней пробыли они в Туре.

Герцог уехал бы и раньше, но Алиса видела, что долгое путешествие утомило отца, и убедила его отдохнуть и в первые два-три дня сократить посещения гробницы, насколько позволяли приличия. Уговорить герцога труда не составило, ибо обнаружилось, что епископ Оммаций на несколько дней отбыл в Орлеан, предположительно — по делам, связанным с грядущей коронацией Теодовальда. Ансерус и епископ встречались несколько раз во время предыдущего паломничества и друг другу весьма понравились; с тех пор они раз-другой обменялись письмами, и, уезжая в Орлеан, епископ оставил герцогу послание с настоятельной просьбой дождаться его возвращения.

Хотя город гудел слухами, точно перевернутый пчелиный улей, паломникам, со всей очевидностью, ничего не угрожало. Воины, сопровождавшие гостей на «Меровинге», всякий день эскортировали их к гробнице и (как благоговейно поведала госпоже Мариам) ночами несли стражу у дверей их покоев. В отсутствие хозяина и хозяйки ни королевские апартаменты, ни большой зал не использовались; трапезу накрывали в очаровательной галерее, что выходила на город и южные склоны долины; мажордом — пожилой, с неизменно озабоченным выражением лица — лично надзирал за слугами и служанками, приставленными к гостям. Помимо герцогского капеллана, отца Ансельма, компанию им составлял только брат Иоанн, которого (к вящему его сожалению) оставили исполнять свои обязанности дома, в то время как королева и юные принцы отбыли в Париж. Брат Иоанн был в достаточной мере молод и в достаточной мере не чужд всего человеческого, чтобы общество Алисы послужило для него своего рода утешением, а девушка, в свою очередь, нашла в нем приятного сотрапезника — ведь священник отличался и остроумием, и непринужденными манерами. Однако девушка не могла избавиться от мыслей о том, что это последнее паломничество, обещавшее (или здесь уместнее слово «угроза»?) столько всего увлекательного, ей, похоже, сулит то же одиночество, что и в Иерусалиме.