Так что Моргауза в смерти сделала то, что замышляла сотворить при жизни. Благодаря ей цвет Артурова рыцарства теперь разъедала язва: и, по иронии судьбы, виной тому был не бастард, которого она воспитала Артуру на погибель, но трое законных старших отпрысков, ее буйные, непредсказуемые, не знающие никакой управы сыновья.
От всего этого Мордред держался в стороне. Он выказал находчивость и хладнокровие, предотвратил новое кровопролитие в ту роковую ночь и выиграл время для доброго совета. Его ли вина, если внять доброму совету оркнейские принцы не пожелали, а кое-кто утверждал, что и не могли? Примечательно, что при дворе его все реже и реже причисляли к «оркнейскому выводку». Неуловимо, мало-помалу, юноша все больше отдалялся от сводных братьев. Теперь, когда Моргаузы не стало, люди уже не утруждали себя выдумкой о «племяннике верховного короля». Он был просто «принц Мордред» — и, как известно, в большой милости у короля и королевы, любим и обласкан обоими.
Вскорости после возвращения в Камелот король созвал совет в Круглом зале.
Двое младших оркнейцев как Сотоварищи впервые удостоились чести присутствовать на таком совете. Но даже Мордреда, что вместе с Гавейном получил это право несколько лет назад, ждала перемена: вместо того чтобы занять место слева от короля (юноша пользовался этой привилегией уже два года), он был проведен королевским распорядителем к креслу по правую руку от Артура, туда, где обычно сидел Бедуир. Бедуир занял место слева. Если он и чувствовал себя обойденным, то ничем этого не выказал: рыцарь улыбнулся Мордреду, кажется, вполне искренне и церемонным наклоном головы признал новое положение юноши.
Бедуир, друг короля с детских лет и неизменный его сотоварищ в прямом смысле этого слова, человек тихий и сдержанный, с глазами поэта, после Артура считался самым грозным мечником объединенных королевств. Он сражался плечом к плечу с Артуром во всех великих войнах, с ним вместе отбросил саксонскую угрозу от британских границ и стяжал немалую славу. Пожалуй, только он один из числа знатных рыцарей не выказывал недовольства по поводу затянувшегося мира, и когда Артуру с воинством приходилось выезжать за пределы королевства по просьбе союзников или родни, Бедуир никогда не сетовал на необходимость остаться в качестве королевского регента. Слухи, как отлично знал Мордред, находили тому объяснение: Бедуир не был женат и проводил немало времени как с королем, так и с королевой, так что шептались, будто он и королева Гвиневера состоят в порочной связи. Но Мордред тоже находился при них неотлучно — и ни разу не подметил ни жеста, ни взгляда, подтверждающих подобные подозрения. Гвиневера держалась с ним так же весело и приветливо, как и с Бедуиром, и Мордред (возможно, не без искры врожденной ревности, усвоенной от Моргаузы) стал бы опровергать, если надо — с мечом в руке, любой откровенный намек на такого рода отношения.
Так что Мордред, в свою очередь, улыбнулся Бедуиру и уселся на новое, почетное место. Он подметил, как Гавейн наклонился к самому уху брата, шепнул что-то, и Агравейн кивнул, но тут король объявил совет открытым и все замолчали. Монотонное обсуждение тянулось своим чередом. Мордред, забавляясь, наблюдал за тем, как Агравейн и Гарет сперва пыжились от важности и прислушивались к каждому слову, но вскорости соскучились и нетерпеливо заерзали как на иголках. Гавейн, по примеру седобородого соседа, откровенно дремал, пригревшись в солнечном свете. Король, как всегда, терпеливый, радеющий о каждой мелочи, похоже, лишь усилием воли отгонял тягостные мысли. На круглом столе в центре залы горой громоздились бумаги и вощеные дощечки для письма; писцы, пристроившись тут же, трудились не покладая рук.
По обычаю, на советах Круглого зала сперва разбирались с делами рутинными. Выслушивались прошения, записывались жалобы, выносились решения по тяжбам. Гонцы короля сообщали вести, подлежащие разглашению, а затем странствующие рыцари короля — те, что возвратились домой, — отчитывались перед советом о своих приключениях.
Эти разъезжающие по свету рыцари служили Артуру глазами и действовали от его имени. Много лет назад, едва закончились саксонские войны и улеглась пыль, Артур задумался о способе занять тех, кого Мерлин называл «праздные мечи и дух несытый». Король знал: длительный мир и благоденствие, устраивающие большинство людей, кое-кому из его рыцарей не по вкусу, причем не только юношам, но и закаленным в боях воинам, которые не представляют для себя иной жизни, кроме битвы. Отборный отряд рыцарей-Сотоварищей под предводительством Артура возглавлял конницу, которая использовалась как стремительное, смертоносное оружие в саксонских войнах, но теперь необходимость в нем отпала. Сотоварищи остались близкими друзьями короля, но боевыми командирами быть перестали. Теперь их назначали Артуровыми представителями; снабженные королевскими грамотами, каждый — во главе своего отряда, эти рыцари разъезжали по свету, откликаясь на призыв мелких правителей и вождей, нуждавшихся в помощи либо совете, и от имени верховного короля несли правосудие и мир во все концы страны. Охраняли они и дороги. В глуши все еще скрывались разбойники: лиходеи рыскали у бродов и на распутьях, подстерегая торговцев и богатых путешественников. Этих рыцари выслеживали и истребляли либо приводили на королевский суд. И еще одна, самая важная задача легла на их плечи — защита монастырей. Артур, хотя и не будучи христианином, признавал растущую значимость этих общин — оплотов культуры и поборников мира. Более того, монастырское гостеприимство стало залогом мирной торговли на дорогах.
Сегодня явилось трое таких рыцарей. Едва первый из них шагнул вперед, в зале возникло оживление и даже спящие проснулись и навострили уши. Иногда странствующие рыцари привозили вести о сражениях; порою приводили пленников или рассказывали о странных происшествиях в краях отдаленных и диких. Среди простецов даже возникло поверье: Артур, дескать, никогда не садится за вечернюю трапезу, не выслушав очередной повести о чудесах и небывальщине.
Но на сей раз чудес не предвиделось. Первый рыцарь приехал из Северного Уэльса, второй — из Нортумбрии, третий, из числа отряженных охранять саксонскую границу, — с верховьев Темзы. Этот сообщил о некотором оживлении, хотя и мирном, в Сатридже, области к югу от Темзы, занятой переселенцами из срединных саксов; к ним вроде бы нагрянуло что-то вроде посольства от западных саксов Кердика. Рыцарь из Северного Уэльса рассказал о новой монастырской общине, где на ближайший церковный праздник будет выставлен Грааль, или христианская обрядовая чаша. Гостю из Нортумбрии сказать было нечего.
Мордред, наблюдая за происходящим со своего места рядом с королем, не без интереса подметил, что Агравейн, с явным нетерпением дожидавшийся, пока выговорятся первые два рыцаря, замер и внимательно прислушался к последнему. Когда же тот умолк и был отпущен, удостоившись королевской благодарности, Агравейн заметно расслабился и снова принялся зевать.
«Нортумбрия?» — подумал Мордред, но тут же отогнал эту мысль и обернулся к королю.
Наконец-то в зале не осталось никого, кроме советников и Сотоварищей. Артур откинулся на спинку королевского кресла и заговорил.
И сразу начал с новостей, ради которых и созвал совет.
Накануне вечером с материка прибыл гонец с вестями великой важности. Двое из трех малолетних сыновей Хлодомера, франкского короля, убиты, а брат их укрылся в монастыре, откуда, как полагают, он не посмеет и носа высунуть. Убийцы, дядья мальчиков, несомненно, поделят владения короля Хлодомера промеж себя.
Новости не сулили ничего доброго. Хлодомер (погибший год назад в битве с бургундами) был одним из четырех сыновей Хлодвига, короля салических франков, что увел свой народ из северных краев в благодатные земли бывшей Римской Галлии и по-хозяйски обосновался там. Свирепый и безжалостный, как и все Меровинги, Хлодвиг тем не менее создал сильное, прочное государство. По его смерти королевство, по обычаю, поделили промеж себя четверо его сыновей. Хлодомер и Хильдеберт, старшие из законных отпрысков, получили центральную часть Галлии: Хлодомер — восточные земли, пограничные с владениями враждебных бургундов, а Хильдеберт — западную часть Галлии, что граничила и отчасти включала в себя полуостров Бретань.
